Еврейский папа

ЕВРЕЙСКИЙ ПАПА


Папу, Абрама АбрАмовича АбрамОвича выпнули на пенсию под зад ногой.

После 60-ти он стал задумываться.

Задумываться стал.

Целыми рабочими днями сидел у себя в кабинете за письменным столом, с отсутствующим видом и что-то шептал неизвестно кому.

Придя домой, садился ужинать и замирал с ложкой в руках не докушав куриный супчик.

- Папа, ви опять таки ищите смысл жизни? - вздыхая, спрашивал Арик.

- Сынок! Моисей учил: всё оттуда, - и папа указывал на небо.

Соломон учил: всё отсюда, - и папа указывал на лоб.

Христос учил, что всё отсюда,- и он указывал на сердце.

Маркс учил, что всё отсюда, - указывал на желудок.

Фрейд учил, что всё отсюда,- указывал ниже пояса.


- Таки что важнее, как думаешь, сын?

- Ох, папа! Сколько евреев, столько и мнений.


Колхоз имени Партсъезда, где Папа вот уже без малого 40 лет служил старшим экономистом, занимался сколачиванием табуреток для нужд народа.

Однажды председатель колхоза, главный по табуреточкам, сказал Арикову папе:

- Абрамович! Ексель-моксель! Ёшкин кот! Ядреня Феня! Ты подыми свой нижний бюст из-за стола хоть раз-то в день! Навести трудящихся в цехах!

И добавил:
- У нас сейчас установка на демократизатор! Дубинка сучковатая. Сучка такая. Слыхал?

А папа ему:
- Ви хам! Бюрократ! И антисемит!

Он папе:
- Тебе, Абраша позавидует сам бог Саваоф! Наши табуретки хотя бы не спрашивают у нас, в чем смысл существования гомо сапиенс на земле и какова есть конечная цель мироздания. Кстати, план за третий квартал мы заваливаем.

Папа ему:
– Посмотри на меня! Посмотри на меня внимательно! Вот эти уши воспринимали великую музыку Бетховена и Баха! Они слышали звучание великих инструментов Амати и Страдивари! Красивейшие женщины Одессы и Бердичева шептали в них свои признания! Уши мои наслаждались волшебными звуками природы и стонами любовной страсти! И теперь я должен слушать ими твою убогую провинциальную демагогию!

Ну, его, конечно, и списали на пенсию.

И  вот он лежит в спальне на кровати, на выстиранной, выглаженной, накрахмаленной мамой простыне, на подушке натурального куриного пера, под бархатным покрывалом.

Вздыхает и ноет:
— Ох, как я хочу пить! Как я хочу пить! Как я хочу пить!

И так два часа.

Притом, что графин с водой рядом на тумбочке стоит.

Арику надоело это слушать. Он сходил на кухню принес папе большую чашку воды.

Тот жадно выпил, поблагодарил и начал сызнова:
— Ох, как я хотел пить! Как я хотел пить! Как я хотел пить!

Ну, положим, можно еще страдать, если сию минуту хочешь пить. Но потом?

Не идиёт ли вы, папа? - хочется сказать Арику... но он молчит.

Папа, все-таки.

Чти отца своего.

Жалко, что папочка совсем перестал понимать, кто он есть на этом свете.


Табуретки в России во все времена неизменно пользовались спросом.

Табуреткой можно стукнуть по голове врага в драке.

Из них можно варить самогон - табуретовку.

Наконец, когда вешаешься - выбивать из под себя ногой легче табуретку, чем стул или кресло.


Собрание в колхозе имени Партсъезда.

- На повестке дня два вопроса: разведение нутрий и выезд товарища... бывшего нашего товарища в Израиль. Среди нас, дорогие товарищи, есть такие товарищи, которые, товарищи, нам не товарищи!

Тем не менее, товарищи, нутрии есть очень выгодные тварищи. Нутрий разводить очень легко. Корм дешевый, шкура дорогая, мясо вкусное. Кто за?

Все голосуют за.

- Второй вопрос: наш бывший главный экономист, ныне пэнсионэр Абрамович подал заявление на выезд в Израиль. Как решим - отпустим?

Голоса из зала:
- Абрам, а куда дом денешь?
- Оставлю колхозу.
- А корову?
- Оставлю колхозу.
- А жигули?
- Оставлю колхозу.
- А деньги?
- Возьму сколько разрешат, остальное оставлю колхозу.

Крик из зала:
- К черту нутрий! Давайте евреев разводить!


Папа заполняет анкету для выезда на историческую родину.

— Ваша национальность?
— Откуда вы знаете?

— Вы еврей?
— Кто вам сказал?

— Может,вы русский?
— А шо случилось?

— Я извиняюсь, можно все же поинтересоваться, какой вы национальности?
— Ви антисемит?
— Да нет, просто интересуюсь.
— Жидомор. Погромщик. Фашист!
— Да нет же, я наоборот, юдофил, я люблю евреев! У меня есть друзья евреи, отличные мужики. Я лично переживаю, что они из России уезжают. Как же России без евреев? Как нам без вас?!Но...
— Что "но"?

Что "но"-то, что "но"? Что, собственно,"но"?

Так никто никогда и не прояснил.

— Товарищ Троцкий, вы еврей или русский?
— Я - революционер.

— Владимир Вольфович, у вас как  с пятым пунктом?
— Мама - русская, папа - юрист.

— Уважаемый писатель Арканов! Вы считаете себя новым русским?
— Я вообще-то считаю себя... старым евреем.

— Вы, Гусман, хоть и евреистый еврей, но русее многих русских, какой-то еврейский русский!
— Зачем так сложно! Я просто православный иудей.

— Сатановский, вы еврей по матери или по отцу?
— Я еврей по жизни!

— Норкин! Скажите, еврей - это религия, нация или семья?
— Еврей - это судьба.

— Соловьев, так вы таки еврей? Или все-таки русский?
— Не то и не другое. Хотя, и то, и другое.

— Галкин, есть на свете чистокровные, беспримесные евреи?
— Мы все - коктейли! Оттого и шибаем так по мозгам.


Вечное еврейское: Почему?

Что? где? когда? - да какая, в сущности, разница.

Что делать? Кто виноват? Какая заразница!

Когда же придет настоящий день? Он, дорогие соотечественники каждое утро приходит.

Остается лишь неизбывное: ПОЧЕМУ?!

- Патшэму?
- Патаму!
- А поподробнее?
- Патаму што.
- А еще подробнее?
- А почему бы и нет?
- Та ты шо!
- А  шо не так?

Да все, все, все в этом мире не так!


Случалось, что быть тут евреем становилось опасненько.

Особенно с мордальонцией, на которой написано высшее образование.

Как-то под вечер шел папа по улице, шептал себе под нос не то псалмы царя Соломона, не то стихи Симеона Щипачева про любовь,которая, таки, не вздохи на скамейке и не прогулки при луне.

И внезапно услышал, как раз с ближайшей скамейки, не с луны же:

- Эй, ты, с еврейским рубильником, подь сюда! Дай закурить русскому!
- Я по паспорту сам русский!
- Бьют, дядя, не по паспорту, а по морде!

Паспорт в бумажнике, бумажник в пиджаке, а личико - вот оно.

Вам не нравится мое личико? Сейчас я нарисую другое!

Не получится.

Нос клювом, рубильником, на семерых рос, лоб скошен, как отступ от генеральной линии партии, и бессмысленная какая-то, вечная грусть в глазах.

- Ай, не бейте меня, я не еврей, я просто так выгляжу... интеллигентно!

- Ты что, интеллигент?
- Ни в коем разе! Я такое же быдло, как вы!

Ну и драка, конечно.

Лежит на асфальте, отплевывается кровью.

Сердобольная прохожая подошла, помогла подняться:

- Ты как, идти можешь?
- Таки дык.
- Ну, слава Богу. А то я уж думала, кирдык.
- Таки не.

Чем отличается еврей от русского?  Тем, что русский перед "таки" черточку поставит, а еврей - нет.

Такида - это для него отдельное понятие.

Так же и такинет - особое блюдо в меню.

— Тебе не больно?

Достал из кармана платочек, вытер кровь с лица (русский бы вытер рукавом).

— Больно только когда смеюсь.

Да здравствует жизнь, такида, такида, такида!

А смерть не пройдет, такинет, такинет, такинет!

Сквер на Дерибасовской был завален  бюлетенями СПИД-ИНФО и газетенками общества Память.

Посреди сквера, прямо напротив райкома партии стояла телефонная кабинка с плакатом на боку: Бесплатный звонок президенту.

Тот райком когда-то был райком. Когда-то и кому-то - раем небесным. А теперь стоял, как в горле ком.

Папа читал прессу, становился в очередь к телефону.

-Але! Але! Это товарищ президент? Тут вот в газете написано, что жиды Россию продали.

На том конце провода загадочно молчали.

- Таки скажите, где я таки могу получить свою часть?

Так ответа и не дождался.

Эх, брезидент Прежнев! Поцелуи взасос! Фамилия нынешнего расшифровывалась по буквам: Граждане, Обрадовались Рано, Брежнева, Андропова, Черненко Еще Вспомните.

Рядом с бесплатной кабинкой гороские власти по звонку из Москвы возвели оргромную доску, где каждый мог написать все,чего душа требует!

Чтобы полная гласность и плюрализм от слова плевать.

Папа хотел было вывести в ностальгии: Слава КПСС!

Как известно, Ленин-Ульянов  - это один человек, Маркс-Энгельс  - два человека, а Слава КПСС - вообще не человек.

Нет, душа не того просила.

Пролетарии всех стран! Как оно там? Сочленяйтесь? Сливайтесь? Уже забываться стало.

Он подумал немного и вывел мелком:

Евреи всех наций и национальностей! Совокупляйтесь!

Табуретки в пост-перестроечной России по-прежнему пользовались спросом.

Табуреткой можно стукнуть по голове врага в драке.

Из них можно варить самогон - табуретовку.

Наконец, когда вешаешься - выбивать из под себя ногой легче табуретку, чем стул или кресло.


Собрание в колхозе имени Десятого Партсъезда.

- На повестке дня два вопроса: разведение нутрий и выезд Абрамовича в Израиль.

Нутрии, товарищи, это очень выгодные тварищи. Корм дешевый, шкура дорогая, мясо вкусное. Кто за?

Все поднимают руки.

Зал - голосует за!

- Второй вопрос: наш главный экономист товарищ... бывший товарищ Абрамович подал заявление на выезд в Израиль. Среди нас дорогие товарищи, есть такие товарищи, которые, товарищи, нам не товарищи. Как решим - отпустим?

Голоса из зала:
- Абрам, а куда дом денешь?
- Оставлю колхозу.
- А корову?
- Оставлю колхозу.
- А жигули?
- Оставлю колхозу.
- А деньги?
- Возьму сколько разрешат, остальное оставлю колхозу.

Крик из зала:
- К черту нутрий! Давайте евреев разводить!


Папа заполняет анкету для выезда на историческую родину.

— Ваша национальность?
— Откуда вы знаете?
— Вы еврей?
— Кто вам сказал?
— Может,вы русский?
— А шо случилось?
- У меня глаза есть, я вижу - еврей вы!
- Это я сегодня плохо выгляжу.

— Я извиняюсь, можно все же поинтересоваться, какой вы национальности?
— Ви антисемит?
— Да нет, просто интересуюсь.
— Жидомор! Фашист! Погромщик!
— Да нет же, я наоборот, юдофил, я люблю евреев! У меня есть друзья евреи, отличные мужики. Я лично переживаю, что они из России уезжают. Как же России без евреев? Как нам без вас?! Но...
— Что "но"?

Что "но"-то, что "но"? Что, собственно,"но"?

Так никто никогда и не прояснил.

Эх, и почему евреев нигде не любят!

Арик подозревал даже лучшего друга Федю.
- Федор, мы с тобой три года неразлучны, как задница с пантолонами. Но  я чувствую, что в душе и ты антисемит!
- Да ты что, Арик! Ты же мне как родной брат!
- Скажи, а вот, если завтра выйдет потновление правительства расстрелять всех евреев и дворников? Что будешь делать?
- Ну а дворники-то тут причем?
- Вот видишь!


— Товарищ Троцкий, вы еврей или русский?
— Я - революционер.

— Владимир Вольфович, у вас как  с пятым пунктом?
— Мама - русская, папа - юрист.

— Уважаемый писатель Арканов! Вы считаете себя новым русским?
— Я вообще-то считаю себя... старым евреем.

— Вы, Гусман, хоть и евреистый еврей, но русее многих русских, какой-то еврейский русский!
— Зачем так сложно! Я просто православный иудей.

— Сатановский, вы еврей по матери или по отцу?
— Я еврей по жизни!

— Норкин! Скажите, еврей - это религия, нация или семья?
— Еврей - это судьба.

— Соловьев, так вы таки еврей? Или все-таки русский?
— Ни то, ни другое. Хотя, и то, и другое.

— Галкин, есть на свете чистокровные, беспримесные евреи?
— Мы все - коктейли. Оттого и шибаем людям по мозгам.


Арик с мамой и папой стоят в очереди на таможню.
Чемоданы, баулы, клетка с попугаем.
Российский таможенник:
- С птицами на борт нельзя. Вывозить можно только тушкой или чучелом.
Попугай:
- Хоть тушкой, хоть чучелом - везите!

Таможенник взял папин паспорт:

- АбрамОвич Абрам АбрАмович!
- Я!
- Вам не кажется, что ваш попугай немного картавит?
- А что ви хотите - у него и нос с горбинкой.

Плакат в аэропорту в Израиле:
"Не думай, что ты самый умный! Тут все - евреи!"

Израильский таможенник:
- Откуда прибыли?
Папа: Какие прибыли, уважаемый.... Таки одни убытки, одни убытки.

Папа по паспорту был еврей. На работу в Одессе его не принимали, объясняя что у них евреев в штате и так много. Он переделал паспорт, вписал в соответствующую графу - титульная нация. В Израиле его также не принимали на работу, говоря, что русских у них в штате и без того хватает.

- Я еврей! У меня бабка еврейка!
- Мы тут все евреи.
- Я русский! У меня дедушка был - Иван Иванович!
- Да хоть бы Мухаммед Аллахович! Хоть бы Сигизмунд Оглы-Алибабаевич! Или Дональд Джонович! Мы тут все русские!

- Папа! Я, конечно, дико извиняюсь. Но пора нам все же выяснить, кто вы есть - русский или еврей. Вы уж как-то определяйтесь. А то знаете, раздвоение личности  завершается на Канатчиковой даче.

- Как тебе объяснить? Я, конечно еврей, вечный изгнанник и побитый миром странник. Но только с русскою душой!

И пел дрожащим голосом на мотив русского романса:

-Гори, гори моя звезда!
Звезда Сиона милая!
Умру ли я - ты над могилою
Гори-пылай, всегда-всегда!

Арик безнадежно махал рукой.


Абрам Абрамович обращается к властям:
 - Хочу эмигрировать в Израиль!

И лег поперек порога.

Они переступали через него два дня, потом им это надоело.

Оформили документы, отъ**сь только.

Через полгода в Израиле приходит в посольство:
- Хочу назад в бывший Советский Союз! Обожаю хозрасчет, гласность и перестройку!

И лег поперек порога.

Плюнули, оформили документы.

Через полгода опять намылился:
- Хочу в Израиль! Не могу жить без очищающей душу миквы!
- Послушайте, - говорят в ОВИРе, -  вы бы точно вяснили, сами у себя, где вы хотите жить!
- Понимаете, и там и здесь плохо. Но эти незабвенные две недели пересадки в Вене! Они все искупают.

- Так куда же вы, собственно, желаете уехать? В Израиль, в США, в Вену, в Германию? В Австралию? Или уж сразу в Антарктиду, к пингвинам?
- А глобус у вас есть.
- Вот, держите!

Абрамович (покрутив глобус в руках):
- А нет ли у вас другого глобуса?

Сову не натянуть на глобус.

Что совой об пень, что пнем об сову.

Но пню-то все равно, глобусу пофиг, а вот сове - больно.

Папу, три раза возвращавшегося в родную Одессу, прозвали четырежды евреем Советского Союза.


- Папа, вам надо найти себе работу.
- Где найти таку работу, чтоб еврей пошел в субботу?
- Вы же русский, как вы утверждаете.
- От работы кони дохнут. Работа не волк, в лес не убежит!
- Но куда же вы себя денете? Вам таки надо чем-то себя занять!
- Хочу объехать весь Израиль на велосипеде!
- Ну, это до завтрака. А после обеда что делать будете?

Арик с балкона наблюдает во дворе большую драку арабов и евреев, говорит отцу:
— Папа, позвони старому Мойше, путь везет сюда свою бочку кваса, они тут скоро все захотят пить! Запомни, когда дураки дерутся, умные должны делать деньги!

— Арик, ты такой умный, я боюсь, ты скоро мне примешься доказывать, что дважды два - не четыре. Ну вот, скажи - дважды два это четыре или пять? А может, три?
— А мы продаем или покупаем?

И он принимался втолковывать, что дважды два теперь уже отнюдь не четыре (британские ученые доказали), что Волга не впадает в Каспийское море, а впадает она в реку Кама, которая не только  длиннее, полноводнее, но и на 70 миллионов лет старше, чем Волга. Таки, в Каспийское море впадает Кама. Камо грядеши. Ну и прочие еврейские штучки, ты мне их брось.

— Ты купил у Изи мотоцикл по цене велосипеда а продал по цене машины?
— Ви так говорите, папа, как будто это что-то плохое.

— Ты скинул одному лоху шкатулку из слоновой кости, а она оказалась из пластмассы!
— Я полагаю, у слона был вставной бивень.

Тут вмешалась до сих пор молчавшая Арикова еврейская мама:

- Сынок! Разве такому я учила тебя в детстве? Ты совсем не понимаешь, как можно и когда нельзя?

На что Арик отвечал:

- Мама, успокойтесь! Я вот именно таки знаю, как можно, когда нельзя!


— Пока тебя нет, люди тебя объявляют самым шельмовым шлимазлом на свете! - продолжал страдать папа.
— Ой, папа, пока меня нет, пусть они меня даже бьют.

— Папа, я хочу обеспечить ваше с мамой будущее! Я переписал на вас две моих фирмы - продуктовую лавку и похоронное бюро. Приступайте торговать едой и хоронить усопших. Будут люди живы - заработаете на продуктах, будут помирать - заработаете на гробах. Можно и объединить два гешефта.

Прошел месяц.

- Ну как вам тут живется, папа?
- Плохо, сын!
- А что именно плохо?
- Сыр ем с плесенью, вино пью старое, автомобиль - без крыши. И даже телефон без кнопок!

Папа:
— Арик, у меня в магазине торговля совсем загибается. Справа супермаркет, слева супермаркет. Что делать?
— А вы, папа, напишите над дверью своего магазина слово "Вход".

— Арька, и как тебе удалось так быстро выучить арабский?
— А я его не учил. Так, пару ругательств знаю, остальное тарабарщина.
— И шо это даёт?
— А я когда так ору, одни евреи думают, шо я араб, и не хотят связываться. А другие евреи думают, шо я идиёт, и тоже не хотят связываться.
И все уступают!

— Вам послаймить или одним писом? Вот этот сыр израильтянам по вкусу придется.
— Почему?
— На него скидка 30%.
- Но он пахнет ужасно!
- Не пахнут, дорогой криент, только деньги.

— Арик, эти евреи вообще делают новогодние покупки?
— Только продажи, папочка, только продажи.

Свой ритуальный магазин папа назвал: "Shop ты сдох"!

— Папа, повесь в своем похоронном бюро три... нет, четыре плаката:

На русском языке: " Мы разговариваем по-русски".
На немецком языке: "Мы разговариваем по-немецки".
На французском: "Мы разговариваем по-французски".
И на иврите: "Евреям скидки".

Через год папа разорился.

— Они в этом своем жутком Израиле таки не живут, но таки и не умирают!

Зато он часто повторял с гордостью:

— Я переехал в Израиль ради детей, и они счастливы!
— Вы живете вместе?
— Нет, они остались в Одессе!

Из Одессы в Хайфу плывет пароход.
Навстречу ему такой же, из Хайфы в Одессу.
На палубах евреи столпились - друг на друга смотрят, и те, и другие пальцем у виска крутят.



У Арика наступили тяжелые времена.

Когда его спрашивали, как его бизнес, он отвечал:
- Еще хуже, чем вам бы хотелось.

- А кем вы, Арик, работаете, если не секрет?
- Никем.
- Так это же прекрасное занятие!
- Да, но конкурентов сколько!


- Абрамович, - спрашивали знакомые, - извините за любопытство, вы хорошие деньги получате?
- Хорошие. Но мало.
- А есть у вас есть возможность откладывать деньзнаки?
- Возможность есть, дензнаков нет, - отвечал Арик.

По воскресеньям они с другом Федей выпивали водки и закусывали ностальгическими солеными огурцами.

— В бизнесе, Федор, главное - это опыт, - говорил Абрамович.

— Нет, Арька, в бизнесе главное - бабки, - возражал тот.

— Если встречаются человек с деньгами и человек с опытом, то человек с опытом уходит с деньгами, а человек, у которого были деньги, уходит с опытом...

В общем, спасибо, Господи, что взял деньгами!


— Федя, ты помнишь костюм, который я сшил себе для свадьбы с Маришей?
— Помню.
— Я купил тогда отрез бостона за 100 рублей и еще 50 отдал за пошив.
— Помню.
— Так вот, я вчера проиграл этот костюм в преферанс.
— Арька! Как же так?
— Отдал крупье в казино за 250.


Знакомые интересовались:

- Говорят, вы, Арнольд, выиграли в преферанс сто тысяч баксов. Правда это?
- Истинная правда, - твердо отвечал Арик. - Только не сто тысяч, а просто сто. Не в преферанс, а в дурака. Не я, а Федя-сиротка. И не выиграл, а проиграл.

Арик позвонил в Одессу старшему брату Мише.
— Мишка! Я сделал, что только мог. И даже больше. Но наши  родители опять нищие. Теперь твоя очередь их тянуть.
— Я не такой дурак, как твоего отца дети! -  с гордостью отвечал Миша.

Но отказать все же не посмел. Чти отца своего и мать свою.

Он перевез родителей на Брайтон-бич.

Выхлопотал им пособие, снял социальное жилье, достал бесплатно мебель, наладил скромный эмигрантский быт.

Н Брайтоне у папы с мамой нашлось много друзей, выходцев из Одессы.

Ну не из Бирабиджана же.

Гуляли по пляжу, сидели на скамеечках в парке, вспоминали старые советские анекдоты.


Абрамовича вызвали в ОБХСС.

- Абрамович, у вас квартира на Ришельевской!
- Разве ж это плохо?
- У вас дача на Большом Фонтане.
- Разве ж это плохо?
- У вас новая "Волга".
- Разве ж это плохо?
- А меж тем, зарплата у вас всего 120 рублей.
- Разве ж это хорошо?

- Абрамович, скажите, откуда вы берёте деньги?
- Ну, таки, из тумбочки.
- Ну а в тумбочке они откуда они берутся?
- Ну, таки, жена кладёт.
- А жена откуда берёт деньги?
- Ну, таки, я ей даю.
- Так вы-то откуда их берёте??
- Ну, таки, из тумбочки!
 
- Где вы взяли деньги на "Волгу"?
- У меня был "Москвич". Я его продал и купил "Волгу".
- А где вы взяли деньги на "Москвич"?
- Был у меня "Иж", я его продал и купил "Москвич".
- А где вы взяли деньги на "Иж"?
- У меня был велосипед. Я его продал и купил "Иж".
- А где вы взяли деньги на велосипед?
- А за это я уже сидел.

Во двор к Абраму зашел сосед:
 - Абрам, ты брал у меня целый таз, а вернул его с дыркой.
 - Во-первых, Исаак, я брал таз с дыркой. Во-вторых, я отдал тебе таз без дырки. А в-третьих, никакого таза я у тебя не брал!

- Абраша, говорят вас вчера на станции побили.
- Разве это станция? Так, маленькая платформочка.

- Абрам, где вы сшили себе этот костюм?
- В Париже.
- А это очень далеко от Бердичева?
- Да, больше тысячи километров.
- Скажите пожалуйста! Такая глухомань, а шьют прилично!

Папа Арика умел заваривать очень вкусный чай. Но никому не открывал своего рецепта. И вот он уже при смерти. Сын просит:
- Папа, хоть теперь откройте секрет вашего чая!
- Позже, сынок, позже.
Проходит время, отец уж еле слова выговаривает.
- Папа, когда вы отправитесь в мир иной, будет уже слишком поздно. Евреи никогда не будут пить хороший чай!
Сын наклоняется к изголовью и слышит:
- Евреи! Не жалейте заварки!!!

Мама Роза звонит Рабиновичу:
 - Знаете, Рабинович, вы больше к нам не приходите.
 - Почему?
 - А после вашего ухода у нас вчера две серебряные ложечки пропали.
 - Но я не брал!
 - Знаю, что не брали, я уже их нашла!
 - ?
 - Ложечки- то нашлись, а осадочек остался.

Они пересказывали друг другу эти старые хохмочки. И ржали сами над собой. До слез.

Проклятые советские времена вспоминали с нежностью. Все из того времени казалось таким родным. Брезидент Прежнев. Поцелуи взасос. Докторская колбаса - то, что доктор прописал. Не ценили!

Папа, лежа на диване частенько кричал жене в другую комнату:

- Роза! Роза!
- Что? - отвечала она.
- Помнишь... Мы всегда ходили в гости, и я клал четыре ложки сахара себе в чай.  А дома всегда только две. А так всегда хотелось четыре! Перед смертью, Роза души моей, налей мне чашку чая с четырьмя... с пятью ложками сахара!

И он плакал от жалости к себе бедному и больному, от любви к старой жене, от общего душевного умиления.

Жена злилась:
- Абраша, пей уже кефир, чтоб ты сдох, тебе же поправляться надо!

Арик звонил им раз в неделю, обычно по воскресеньям.

- Папа, ну как твой английский? Выучил?
- Да нет, и не учу совсем. Зачем мне английский? Я с Брайтона в Америку не хожу.


Папа лежал на старой, из самой Одессы доставленной самолетом софе (под сиденьем у пилотов), на пуховой перине, с пуховой подушкой под головой, укрытый пуховым е одеяльцем. Пух для всего этого был ощипан мамой Розой с кур, которые она сварила и зажарила за всю свою семейную жизнь.

Не спал и не бодрствовал. Полуявь и полусон. Суета сует и томление духа. Полет творческого воображения.

- Арик! - бормотал папа. - Арик, мне сейчас так явственно представилось, что я приехал в Одессу. На поезде. Стою в тамбуре, хочу выйти. Скорее! Так хочу, что невмоготу. Но проводник все никак не открывает дверь вагона!
- Что так долго не выпускаете? - спрашиваю.
- Нельзя, - говорит, - Паровоз меняют.

- Паровоз меняют? - удивился Арик, - А на что его меняют?
- Как на что? На другой паровоз! - всхлипывая, отвечал папа.
- Так на так? Тогда это не Одесса!

Папа печально отворачивался от него к окну.
- Арик, в твоем хваленом поганом Нью-Йорке, куда ты меня насильно притащил, опять зарядил дождь!
- Папа, но в Одессе сейчас, может быть, тоже идет дождь! Какая разница!
- Что значит, какая разница! Это даже не большая разница! Это две больших разницы!  Дождь в Одессе, Арик, я подсчитал, мне обходился бы вдвое дешевле!

Он взглядывал в окно и видел в небе красивую сочного колорита радугу.
- О-о-о! На это у них, продажных чиновников, деньги есть!

- А вчера мне снилось, что я попугай и сижу в клетке, в витрине магазина колониальных товаров на Малой Арнаутской улице. Клюю потихоньку зернышки. Вдруг приходит хозяин, некто Урицкий, в кожанке, с ножницами в руках. Хватает меня и обрезает крылья!

И папа заплакал.

- Что ж вы так расстраиваетесь, папа? И зачем вам крылья в клетке?

-Если птице отрезать руки,
Если ноги отрезать тоже -
Птица умрет от скуки,
От того, что сидеть не сможет! - отвечал папа стихами собственного сочинения.

И плакал еще горше.

Арику становилось жаль его, так и не сумевшего за всю жизнь определиться, кто он есть такой, и где на Земле ему сыщется место.

- Может, отвезти вас в Одессу, папа? Вернуть взад на печку?
- Нет! - обижался папа.
- Отчего же нет? Поедемте на паровозе...ну, на пароходе... на самолете к родным березкам!
- В России  я всю свою жизнь страдал от антисемитизма! - сурово отвечал папа, и слезы высыхали у него на щеках.
- Это как?
- А вот так. Иду, к примеру, лесом и полем. А в чистом поле богатырь стоит, Илья Муромец. И смотрит окрест из-под руки.
- Куда это ты смотришь, Илья?
- Да вот, ищу, где лучше.
- Эх, Илья Муромец! Лучше там, где нас нет.
- Вот я и ищу, где вас нет!

- Папа! Я вас умоляю! Не читайте на ночь сказки Афанасьева! Проснетесь какой-нибудь Курочкой Рябой!  Или Колобком!
- Знаешь русский анекдот? Колобок повесился!

И папа дико хохотал.

- Или еще был случай. Сидели мы со Шмулевичем на Французском бульваре. На скамейке. Сирень цвела. На каштанах почки лопнули.  В небе птичка летела. И вот, эта птичка прямо на голову мне нагадила! Собрал я с лысины говно. И пошел в ОВИР, анкету заполнять на выезд. А что мне еще оставалось!
- Ну, положим! Но антисеминизм-то здесь причем?
 - Так русским-то эта птичка поет!

- Я тебе еще страшней хохму расскажу. Однажды мне на Большом Фотане русский Вася по морде дал!
- За что?
- Вот и я спросил, за что? А он отвечает: За то, что вы, жиды, Христа распяли! - Так то было две тыщи лет назад!  - А я, - говорит, - это только вчера узнал!


В комнату входила мама Роза, заботливо подтыкала папе одеяло.
- Как ты располнел, Абрам, от этого своего вечного лежания! Какое у тебя толстое стало, пардон, пузо! Брюхо! Сальник!
- Разве это пузо, Розочка! Брюхо? Сальник? Это же комок нервов!


К папе нерегулярно, но с душой наведывался из госпиталя на Брайтон-бич невропатолог Резник.

- Абрам Абрамович, доброе утречко!
- Да? Утро добрым не бывает!
- Вы сегодня выглядите хорошо!
- Вот только не надо мне навязывать свое мнение!
- Тэк-с... На что жалуетесь?
- Доктор! Я помню все, что было у нас в Росии до перестройки. А что было после - не помню. Белое пятно. Это склероз?
- Нет.
- А что это?
- Это ваше счастье!

- Доктор, я так ненавижу эту жизнь!
- Потерпите, голубчик, потерпите. Недолго уже осталось...

Папа крутился и вертелся в своей пуховой постели, как на адской сковородке.

Все повторял, как бы в забытьи, в интересном безумии.

- Остановите Землю, я сойду!

Сам себя спрашивал:
- Есть ли жизнь на Марсе?
И сам себе отвечал:
- Тоже нет.

- Вы как попугай, папа, все время повторяте одно и то же!
- Арик, ты считаешь, что я идиёт?
- Нет, что вы, что вы, папа... Но я могу и ощибаться.
- Да, я попугай! Я старый глупый попугай, вывезенный из Одессы тушкой и чучелом! Но я не аист! - и папа наставительно подымал палец кверху.
- Помнишь армянское радио? Слушатели спрашивают: почему аист стоит на одной ноге? И им отвечают: потому что он так хочет!

А я не хочу. Не хочу, не могу стоять на одной ноге! Я русский жид! Я коренной Абрам Абрамыч! Запселый породистый русак! Я титульный хазар с прожидью!



Арик и Федя шли по еврейскому кладбищу.

Читали надгробные надписи:

"Здесь покоится известный одесский стоматолог Борис Рафаилович Кац. А его сын Моня принимает в его кабинете на Прохоровской, 21".

Муля Шмулевич, заслуженный одесский наперсточник покоится здесь... Через два метра: Нет, кажется здесь... Еще через два метра: Нет, кажется, туточки.


Федя увидел на одной плите имя хорошего знакомого.

"Незабвенному мужу Соломону Вассерману от безутешной супруги Иды".

— Арик, ты хотел бы лежать рядом с Соломоном Вассерманом?
— Нет, я бы лучше полежал рядом с его супругой Идой.
— Но она же жива!
— Вот именно.

— А меня вот фамилия Вассерман как-то настораживает. Схватил четыре я креста по Вассерману, и провалился мой с горбинкой римский нос...
— Ида, конечно, не Венера... но что-то венерическое в ней есть.

Папа умирал всерьез и надолго.

— Слышали, а у Абрама-то большие неприятности.
— Какие?
— Он умер.
— Как, опять?

Прямо, клссика жанра: Никогда такого не было, и вот, опять.


— О мертвых ничего, кроме хорошего.
— Хорошее слушать неинтересно. Я вам такое таки могу вспомнить о покойном Абраше...
— Тс-с! Да вот он сам идет!
— Ой-вэй!

Хоронят Абрамовича. Процессия несет гроб, в гробу покойник... сидит.
Прохожий:
— Абрам, куда тебя несут?
Абрам:
— Да вот, хоронят…
Прохожий:
— Абрам, но ты же живой!
Абрам (философски и печально):
— А кого это волнует?

Умер-шмумер, лишь бы здоров был!


И так без конца.


Жить Абраму Абрамовичу осталось, как он сам решил, считанные минуты. И вдруг он почуял запах с кухни. Подзывает сына:
- Арнольд, поди на кухню и посмотри, по-моему тетя Циля готовит фаршированную щуку.
Проходит сколько-то времени, сын возвращается и говорит:
- Да, ты прав, но тетя Циля сказала, что рыбы не даст. Это на твои поминки!

Родственники у постели умирающего.

Он, слабым голосом:

- Арик, сынок, ты здесь?
- Здесь!
- Миша,сыночек, ты здесь?
- Здесь!
- Роза, жена?
- Я тут!
- Изя?
- Здесь!
- Яша?
- Здесь!
- Муля?
- Здесь?
- А кто в лавке остался?!!


Выразил желание завещание написать.

Положили его сыновья на носилки, принесли к нотариусу.

Папа:
- Извините, а можно ручку и бумажку, хочу последнюю волю выразить.
Нотариус:
- Конечно.
Папа:
- Скажите, а как пишется НИКОМУ и НИШИША?! Вместе или раздельно?

Арик с Мишей озлились.

- Папа, вы хотите знать, что таки будет начертано на вашем надгробьи?

- А шо?

- "Дорогой Абрам, ты ушел так рано! Благодарные жена и дети."


Перед смертью Абам Абрамович просил родственников зарыть все его деньги вместе с ним в могилу. Те вынули из тумбочки денежки, на похоронах стали аккуратно укладывать их в гроб. Ассигнации, как модернистский саван, полностью закрыли
покойного.

Тут явился запыхавшийся Арик. Видит - заколачивают гроб, плотно набитый долларами.
- Вы что это делаете?!
Миша:
- Да вот, папаша просил все его деньги вместе с ним похоронить.
- Идиёт! Выпиши ему чек!


Когда папа Арика, Абрам АбрАмович АбрамОвич в очередной раз собрался умирать, не выдерживая общего несовершенства мира, злостного несоответствия жизни своим высоким идеалам, он попросил жену Розу:

- Умру - положи мне в гроб Тору!
- Хорошо, Абрамчик.
- Еще положи Библию и Коран.
- Зачем?!
- На всякий случай, Роза, на всякий случай!

По обстоятельствам!

Арик вспоминал, как на вопрос о вере и вероисповедании, папа всегда отвечал:
- Если бы я жил на необитаемом острове, я бы построил себе две синагоги!
- Но зачем же две?
- Чтоб в одну ходить, а в другую - ни ногой!

Неисповедимы пути Господни... Верую, ибо абсурд...


И вот, Арик стоял над отцовской могилой.

Никак не мог поверить, что Абрама Абрамовича Абрамовича нет на свете.

Вытирал слезы и вдруг улыбнулся.

И в пляс пошел!

Семь-сорок!

Тум-балалайка!

Ви таки не покойник, папа!

Ви живее всех живых, как нас в советской школе учили, правда насчет другого еврея-русского.

В сущности, такие, как папа, никогда не умирают.