Леся Украинка. Джон Мильтон

Текст неоконченной книги Леси Украинки "Джон Мильтон" в оригинале:
https://www.l-ukrainka.name/uk/Miscel/JMilton.html

Мой перевод фрагмента текста на русский:


"Люди, которые сочиняют песни для слушания или для чтения, называются поэтами, а те, которые пишут рассказы, называются писателями. Настоящими поэтами и писателями следует называть не тех людей, которые могут сочинять песни и рассказы только для заработка, или для славы, или по принуждению, а тех, которые не могут не сочинять, хотя бы и хотели. Есть такие люди, что когда их поразит что-то или очень обрадует, или огорчит (а донимает их и своё, и чужое горе и радость), то сейчас же у них словно огонь загорится в сердце, а в голове мысли роятся так быстро, что кажется, если не остановиться и не выразить их красивыми звучными словами, или не написать искренне и складно, то можно сойти с ума, или так загрустить, что сердце разорвётся. А как только песня или рассказ будут готовы, то хочется отдать их людям, чтобы и они сокрушались тем горем, радовались той отрадой, которая вылита в песне, в словах, потому что поэту или писателю и отрада, и горе одинаково милы, когда они уже спеты в звучной песне, произнесены или описаны искренними словами.
И нет худшего наказания для поэта-писателя, чем если кто-то запретит ему распространять свои песни  среди людей, или хотя бы записывать для себя (сочинять в мыслях никто не может запретить, но незаписанное забывается, а горько, когда заставляют забывать то, что мило).

Итак, бывают такие плохие времена, когда плохие люди могут запрещать поэтам и писателям свободно записывать свои мысли. Такие злые люди для своей пользы (они-то порой говорят, что это делается для добра всех людей!) не выпускают на свет не только песен и рассказов, но и никаких таких известий в газетах, которые не милы или опасны для них, не дают печатать ничего такого, с чем они не согласны. Для этого они назначают особых чиновников, чтобы те смотрели и перечитывали всё, что только где люди хотят печатать, и чтобы запрещали всё, что, по их мнению, покажется не к месту, а потом бы следили, чтобы никто не напечатал запрещённого. Когда же кто напечатает, то такие книги сжечь или как-нибудь уничтожить, а того, кто их написал или напечатал, наказывать. Где господствуют такие обычаи -  там, конечно, не только писать, но и говорить публично о непозволительных вещах запрещают. Когда в какой-нибудь стране так делается, то говорят, что в этой стране есть неволя слова. Так делалось в Англии во времена Мильтона, так делается теперь у нас, в России.

Как горько поэтам и писателям без свободного слова, так же горько и учёным людям. Настоящий учёный тяжело работает, доходя умом до правды, сколько книг должен он перечитать, сколько умных вещей переслушать, сколько иностранных языков выучить, чтобы понимать все книги, которые нужны для его науки. Часто губит он свое здоровье, ночей не досыпая за наукой, трудя глаза над писанием и чтением, или над разглядыванием мелких животных, растений и пылинок (потому что и они для науки нужны!). Вот наконец узнает он что-то такое, чего люди до сих пор не знали, и радуется он своей новой правде, и хотел бы он её всем рассказать, чтобы все просветились и воспользовались ею. Хорошо, когда он может это сделать свободно, но порой бывает так, что не дают ему ни писать, ни говорить о его правде, ни ему самому, ни ученикам его, потому что не нравится она тем людям, которые взяли себе право разрешать и запрещать, и погибает тогда напрасно тяжелый труд, и молчит новая правда.
Когда где происходит такое, - там - неволя науки. Так было в Англии при Мильтоне, так теперь у нас. Когда-то давно в Англии и в других странах жгли не только ученые книги, а даже самих учёных людей, у нас людей не жгут, но зато часто "пекут без огня".


Есть люди, которые называются христианами, но мало размышляют над тем, что  представляет себе христианство, они ходят в церковь, в которую кто привык, и не очень заботятся о том, чтобы понимать, что там в той церкви читается, "уж, - думают они себе, - это святое, когда его в церкви читают, а правильно ли читают, это дело священника, он этому обучался, так и знает". Но есть такие люди, которые не могут верить вслепую, вот они и читают Священное писание сами, не доверяясь священникам, и читают, и думают, и додумываются порой до такого, что и священникам, и прихожанам кажется нечистью, грехом, безумием. Но уж грех или не грех, а не может человек, если только он искренний, отречься от того, что кажется ему правдой, так как не может поэт молчать о том, что жжёт его сердце, так как не может учёный считать свою новую правду ложью. Тяжело бить поклоны перед иконами тому, кто считает их просто разрисованными досками, тяжело исповедовать грехи священнику, считая его худшим грешником, чем сам, тяжело молиться тому, во что не веришь. Нельзя верить, когда не верится, хотя бы и хотел. Тяжело скрывать свою веру или свое безверие. Поэтому священники, хотя теперь они уже и знают, что верить они не заставят, всё-таки заставляют хоть для отвода глаз держаться их веры, чтобы, мол, не было соблазна между христианами.
Нетрудно понять, почему им так страшен тот "соблазн". Наконец, в давние времена были такие священники, да, может, и теперь где-то найдется такой, которые думали, будто они спасают грешную душу еретика тем, что мучают и жгут его тело, и теперь другие думают, что уговорами, "собеседованием", пуганием адом и обещанием рая можно кого-то заставить поверить в то, что для него перестало быть святым. Но таких искренних людей мало, а больше таких, которые заботятся только о своей репутации и о своем кармане, или таких, которые и сами не очень-то верят, и думают, что если мужик не будет бояться ада и не будет желать заслужить рай, то сделается харцызякой и вором и "совсем пустится во все тяжкие"; таких людей было и есть много и между попами, и между панами, и везде они пытаются принуждать староверов, нововеров, чужоверцев и "безбожников" ходить в ту церковь, которая самая богатая и самая сильная в целой стране, где православная, то в православную, где католическая, то в католическую, где какая другая, то в ту. Поэтому,если в какой-то стране заставляют людей держаться какой-то одной веры и запрещают им отправлять службы, какие кто хочет, говорить и писать о вере свободно, мы говорим, что там есть неволя веры. В Англии она была во времена Мильтона, а у нас и теперь есть, это всякий знает.

Каждый человек хотел бы, чтобы в той стороне, где он живет, были бы такие законы и порядки, чтобы при них ему было лучше жить. Если налоги большие, то хотелось бы, чтобы они были меньше, если военная служба длинная и тяжелая, то чтобы была короче и легче, если суды плохие и дорогие, то чтобы были лучше и дешевле, и много может найтись такого, что не каждому кажется хорошо упорядоченным. Но только один человек не может переделать целую страну так, как ему нравится, надо, чтобы так, как он, думали много людей, чтобы они захотели исправить всё то, что в стране не в порядке, или вовсе придумать что-нибудь новое. Если кто-то спокойного нрава, тот терпит, хотя и плохо ему жить, а если кто-то подвижный и упорный, тот суетится, ходит, говорит между людьми, и собирает общину, и убеждает ту общину, чтобы она исправляла законы и порядки сама или просила бы у старших или там у царя какого-нибудь облегчения.
Но часто и таким упорным людям приходится молчать, потому что старшие и цари часто очень не любят, когда кто-то в государстве вмешивается в те законы и порядки, которые установили они сами и их предки. Поэтому они и приказывают хватать всякого, кто будет "мутить народ", кто будет заводить всякие союзы, неразрешенные от правительства, кто будет ходить сам и созывать других на всякие советы (вече). Кто молчит, "чтобы не будить беду", тот хоть ни до чего хорошего не договорится, но зато сам будет цел, а кто оказался таким, что не умеет молчать или уж очень его обида донимает, того заставят покаяться, посадят в тюрьму, вышлют прочь из родной страны. Так происходит в тех странах, где нет свободы собраний и свободы союзов. Свобода собраний в Англии была уже достаточно велика во времена Мильтона, но всё же неполная, а в России ее до сих пор нет.

Нет ничего хуже, чем когда человек не имеет покоя и свободной воли у себя дома и в своих собственных делах. Когда тебя всегда кто-то подслушивает и выслеживает, а потом еще и возведёт на тебя напраслину, то уж какой бы ты ни был спокойный и смирный, а это дойдет до самого сердца. Поэтому в тех странах, где нет свободы слова, свободы веры, свободы собраний и союзов, никто не может быть уверенным, что за ним не следят, особенно когда он образованный, учёный человек, наверняка подслушают, а не говорит ли он чего "опасного", а не пишет ли он чего запрещенного, а не ходит ли он куда не следует. Для этого в таких несвободных странах старшие и цари держат отдельных людей - шпионов (иногда эту работу делают и жандармы,  и полицейские) - и платят им за это немалые деньги. Они подслушивают, наблюдают, следят, читают на почтах письма "опасных" людей. А потом по доносу таких шпионов или просто по первой попавшейся лжи приходят жандармы с полицией, трясут опасного человека, и когда вытрясут что-то опасное, то забирают в полицию, сажают в тюрьму или высылают куда-нибудь без всякого суда, так что человеку не перед кем даже оправдаться, и нет наказания жандармам и полиции, хотя бы они кого- то арестовали или сослали, "по ошибке". Когда где такие добрые порядки, что к людям могут ежеминутно по первому доносу забраться в дом, всё перетрясти, а потом хозяина трясти, хватать и сажать без суда и следствия, хотя бы и ничего не нашли, или посадили "по ошибке", то не будет им наказания. Там никто сам себе не господин, потому что он не имеет личной свободы. Во времена Мильтона в Англии была личная неволя, но и на десятую долю не такая свирепая, как теперь у нас, хотя по закону считалось, что ее не должно быть.

Все это вместе - неволю слова, науки, веры, собраний, союзов и личную неволю - образованные люди называют политической неволей (общественной, государственной неволей). Она была в Англии во времена Мильтона, есть ли она в России, не будем говорить - умному достаточно, да и теперь наше дело не об этом - так, к слову пришлось - уже и так мы очень долго говорили на эту тему".


Перевод фрагмента на немецкий:


Lesja Ukrainka


Auszug aus dem Essay "John Milton"

Menschen, die Lieder zum Hoeren oder Lesen komponieren, nennt man Dichter, und diejenigen, die Geschichten schreiben, nennt man Schriftsteller. Echte Dichter und Schriftsteller sollten nicht als diejenigen bezeichnet werden, die Lieder und Geschichten komponieren koennen, nur um Geld zu verdienen oder um beruehmt zu werden oder aus Zwang, sondern als jene Menschen, die nicht anders koennen als zu schaffen, auch wenn sie es nicht wollen. Es gibt Menschen, die von etwas so betroffen, uebergluecklich oder enttauscht sind, dass sie das Gefuehl haben, dass Feuer in ihrem Herzen aufsteigt und ihre Gedanken so schnell in ihrem Kopf herumschwirren, dass es scheint, als wuerden sie verrueckt werden oder sich so aufregen, dass ihr Herz zerspringt, wenn sie sie nicht in schoenen, wohlklingenden Worten ausdruecken oder sie aufrichtig und fluessig schreiben koennen. Aber sobald das Lied oder die Geschichte fertig ist, will man das mit den anderen Menschen teilen , damit sie mittrauern und sich an der Freude mitfreuen, die im Lied oder im Wort ausgedrueckt werden, denn sowohl Freude als auch Leid sind fuer einen Dichter oder Schriftsteller gleichermassen angenehm, wenn sie in einem klangvollen Lied gesungen oder in aufrichtigen Worten ausgesprochen oder beschrieben werden. Und es gibt keine schlimmere Strafe fuer den Dichter-Schriftsteller, als wenn ihm jemand verbietet, seine Lieder unter die Menschen zu bringen oder sie wenigstens fuer sich selbst aufzuschreiben (niemand kann verbieten, in Gedanken zu schaffen, aber was nicht aufgeschrieben wird, geraet in Vergessenheit, und es ist bitter, wenn man gezwungen wird, das Suesse zu vergessen).
Es gibt also schlechte Zeiten, in denen schlechte Menschen den Dichtern und Schriftstellern verbieten koennen, ihre Gedanken frei niederzuschreiben. Solche boesen Menschen lassen zu ihrem Vorteil (sie sagen manchmal, es geschaehe zum Wohle aller Menschen!) nicht nur Lieder und Geschichten, sondern auch alle Nachrichten in den Zeitungen nicht ans Licht kommen, die ihnen nicht gefallen oder gefaehrlich sind, sie erlauben nicht, etwas zu drucken, womit sie nicht einverstanden sind. Deshalb ernennen sie besondere Beamte, die alles, was die Menschen veroeffentlichen wollen, beobachten und nachlesen und alles verbieten, was ihrer Meinung nach unpassend ist, und dafuer sorgen, dass niemand etwas Verbotenes druckt. Geschieht dies doch, werden die Buecher und Zeitschriften verbrannt oder irgendwie anders vernichtet, und derjenige, der sie geschrieben oder gedruckt hat, bestraft. Wo solche Sitten herrschen, ist es natuerlich nicht nur verboten, zu schreiben, sondern auch oeffentlich ueber unerlaubte Dinge zu sprechen. Wenn dies in einem Land der Fall ist, sagt man, es sei ein Land, in dem die Freiheit der Rede unterdrueckt wird. So war es in England zu Miltons Zeiten, und so ist es heute in Russland.

So wie die Dichter und Schriftsteller ohne ein freies Wort verbittert sind, so sind es auch die Gelehrten. Ein echter Wissenschaftler arbeitet hart, um mit seinem Verstand zur Wahrheit zu kommen, wie viele Buecher muss er lesen, wie viele kluge Dinge muss er hoeren, wie viele Fremdsprachen muss er lernen, um all die Buecher zu verstehen, die er fuer seine Wissenschaft braucht. Oft ruiniert er seine Gesundheit, indem er naechtens fuer dir Wissenschaft wacht, seine Augen ueber das Schreiben und Lesen anstrengt, oder die kleinen Tiere, Pflanzen und Teilchen untersucht (denn auch sie werden fuer die Wissenschaft benoetigt!). Endlich entdeckt er etwas, was die Menschen bisher nicht wussten, und er freut sich ueber seine neue Wahrheit und moechte sie allen mitteilen, damit alle aufgeklaert werden und davon Gebrauch machen. Es ist gut, wenn er es frei tun kann, aber manchmal wird er daran gehindert, ueber seine Wahrheit zu schreiben oder zu sprechen, weder er noch seine Schueler, weil es ihnen nicht gefaellt, weil jene Menschen, die sich das Recht nahmen, es zu erlauben oder zu verbieten, und dann wird die harte Arbeit vergebens, und die neue Wahrheit bleibt stumm.
Wenn dies geschieht, - gibt es eine Gefangenschaft der Wissenschaft. So war es in England zur Zeit von Milton, so ist es jetzt bei uns. Vor langer Zeit verbrannte man in England und anderen Laendern nicht nur wissenschaftliche Buecher, sondern sogar die Gelehrten selbst, hier verbrennt man keine Menschen, aber man "brennt oft ohne Feuer".

Es gibt Menschen, die sich Christen nennen, aber sie denken nicht viel darueber nach, was das Christentum ist. Sie gehen in die Kirche, an die sie gewoehnt sind, und kuemmern sich nicht darum, zu verstehen, was in dieser Kirche gelesen wird, "sie denken, dass es heilig ist, wenn es in der Kirche gelesen wird, und ob es richtig gelesen wird, ist eine priesterliche Angelegenheit, so hat der Priester es gelernt und weiss es. Aber es gibt Menschen, die koennen nicht blind glauben, also lesen sie die Heilige Schrift selbst, ohne den Priestern zu vertrauen, und lesen und denken, und manchmal kommen sie auf solche Gedanken, dass es fuer die Priester und ihre Gemeindemitglieder Heraesie, Suende, Wahnsinn zu sein scheint. Aber es ist keine Suende, sondern solange ein Mensch aufrichtig ist, kann er nicht leugnen, was wahr ist, so wie ein Dichter nicht schweigen kann ueber das, was in seinem Herzen brennt, und ein Gelehrter seine neue Wahrheit nicht fuer eine Luege halten kann. Es ist schwer, sich vor Ikonen zu verbeugen, wenn man sie fuer bemalte Bretter haelt, es ist schwer, einem Priester Suenden zu beichten, wenn man ihn fuer einen schlimmeren Suender haelt als sich selbst, es ist schwer, jemandem zu beten, an den man nicht glaubt. Man kann nicht an Gott glauben, wenn es keinen Glauben gibt, selbst wenn man es wollte. Es ist schwer, seinen Glauben oder seine Unglaeubigkeit zu verbergen. Deshalb zwingen die Priester, obwohl sie jetzt wissen, dass sie sie nicht zum Glauben bringen koennen, die Menschen trotzdem dazu, an ihrem Glauben festzuhalten, zumindest aeusserlich, damit es keine Versuchung unter den Christen gibt. Es ist nicht schwer zu verstehen, warum sie sich vor dieser "Versuchung" so sehr fuerchten. Schliesslich gab es in der Antike solche Priester, und vielleicht gibt es auch heute noch einige, die glaubten, die suendige Seele eines Ketzers zu retten, indem sie seinen Koerper quaelten und verbrannten, und jetzt glauben andere, dass sie jemanden durch Ueberredung, "Ansprache", Erschrecken mit der Hoelle und Versprechen des Paradieses zum Glauben an das bringen koennen, was nicht mehr heilig ist. Aber solche aufrichtigen Menschen gibt es nur wenige, und die meisten von ihnen kuemmern sich nur um das Ansehen und ihre eigene Tasche, oder diejenigen, die keinen Glauben an ihre Mitmenschen haben, und denken, dass ein Mensch, der die Hoelle nicht fuerchtet und das Paradies nicht verdienen will, ein Raeuber und ein Dieb wird und "sich alle Muehe geben wird"; Es gab und gibt viele solcher Menschen unter den Paepsten und den Koenigen, und ueberall versuchen sie, die Altglaeubigen, die Neuglaeubigen, die Aussenseiter und die "Gottlosen" zu zwingen, zu der Kirche zu gehen, die die reichste und staerkste im ganzen Land ist, egal, ob es Orthodoxe, oder Katholische, oder irgendeine andere Kirche ist. Wenn also in einem Land die Menschen gezwungen werden, sich an einen Glauben zu halten, und es ihnen verboten wird, jeden beliebigen Gottesdienst zu verrichten, frei ueber den Glauben zu sprechen und zu schreiben, dann bedeutet das, dass es eine Gefangenschaft des Glaubens gibt. In England war es zu Miltons Zeiten so, aber wir haben es auch jetzt noch, das weiss jeder.

Jeder moechte in seinem Land solche Gesetze und Verordnungen haben, dass man damit besser leben kann. Wenn die Steuern hoch sind, sollten sie kleiner sein, wenn der Militaerdienst lang und hart ist, sollte er kuerzer und leichter sein, wenn die Gerichte schlecht und teuer sind, sollten sie besser und billiger sein, und es gibt noch viele solche Dinge, die nicht gut geordnet sind, Aber ein einziger Mensch kann nicht das ganze Land so umgestalten, wie er will, es ist notwendig, dass viele Menschen so denken wie er, also wollen sie alles verbessern, was im Land nicht in Ordnung ist, oder etwas ganz Neues erfinden. Wenn sie einen ruhigen Charaktern haben,, dulden sie es, aber wenn sie energisch und starrkoepfig sind, machen sie einen Aufstand, laufen herum, reden unter den Leuten und berufen die Gemeinschaft ein und ueeberzeugen sie, ihre eigenen Gesetze und Anordnungen zu aendern oder die Aeltesten oder den Koenig um irgendeine Art von Abhilfe zu bitten. Oft muessen selbst solche hartnaeckigen Menschen schweigen, denn die Aeltesten und Koenige moegen es nicht, wenn sich jemand im Staat in die Gesetze und Anordnungen einmischt, die sie und ihre Vorvaeter aufgestellt haben. Deshalb befehlen sie, jeden zu ergreifen, der "das Volk aufruehrt", der irgendeine Art von Buendnis eingeht, das von der Regierung nicht genehmigt ist, der selbst geht und andere zu irgendeiner Art von Parlament (Rada) aufruft. Wer schweigt, "um keinen Aufruhr zu erregen", wird zu keiner guten Loesung kommen, und wer sich als unfaehig erweist, zu schweigen, oder zu sehr beleidigt ist, wird zur Busse gezwungen, ins Gefaengnis geworfen oder aus seinem Heimatland weggeschickt. Dies geschieht in den Laendern, wo es keine Versammlungs- und Vereinigungsfreiheit gibt. Die Versammlungsfreiheit in England war schon zu Miltons Zeiten gross genug, aber immer noch nicht vollstaendig, und in Russland fehlt sie immer noch.

Es gibt nichts Schlimmeres, als wenn man in seinem eigenen Haus und in seinen eigenen Angelegenheiten keine Ruhe und keinen freien Willen hat. Wenn man staendig von jemandem belauscht und verfolgt wird und dann auch noch belogen wird, dann kann man noch so ruhig und bescheiden sein, es geht einem an die Nieren. Deshalb kann in Laendern, in denen es keine Redefreiheit, keine Glaubensfreiheit, keine Versammlungs- und Vereinigungsfreiheit gibt, niemand sicher sein, dass er nicht beobachtet wird, vor allem nicht, wenn er ein gebildeter, gelehrter Mensch ist, man wird ihn sicher belauschen, um zu sehen, ob er etwas "Gefaehrliches" sagt, ob er etwas Verbotenes schreibt, ob er nicht dorthin geht, wo er nicht hingehoert. Aus diesem Grund halten sich die Aeltesten und Koenige in solchen unfreien Laendern Spione (manchmal uebernehmen Gendarmen und Polizisten diese Aufgabe) und bezahlen ihnen viel Geld. Sie lauschen, beobachten, ueberwachen und lesen die Briefe von "gefaehrlichen" Leuten in den Postaemtern. Und wenn sie etwas Gefaehrliches erfahren, werden sie zur Polizei gebracht, ins Gefaengnis gesteckt oder ins Exil verbannt, ohne dass es ein Gerichtsverfahren gibt, so dass sie niemanden haben, der sich rechtfertigen muss, und es gibt keine Strafe fuer Gendarmen und Polizisten, selbst wenn sie eine Person "aus Versehen" verhaftet oder ins Exil geschickt haben. Es gibt keine Strafe fuer Gendarmen und Polizisten, wenn sie so gut sind, dass sie jede Minute durch die erste Luege in ein Haus eindringen koennen, die Dinge durcheinander bringen und dann den Hausherrn erschuettern, ihn ergreifen und ohne Prozess verhaften, auch wenn sie nichts gefunden haben oder wenn sie "im Unrecht" waren, aber es gibt keine Strafe. Niemand ist dort sein eigener Herr, weil er keine persoenliche Freiheit hat. Zu Miltons Zeiten gab es in England persoenliche Knechtschaft, aber sie war nicht einmal ein Zehntel so weit verbreitet wie heute bei uns, obwohl man per Gesetz meinte, es duerfe keine geben.

All dies zusammen - die Unfreiheit der Rede, der Wissenschaft, des Glaubens, der Versammlungen, der Gewerkschaften und die persoenliche Unfreiheit - ist das, was gebildete Menschen politische Unfreiheit (soziale, staatliche Gefangenschaft) nennen. So war es in England zu Miltons Zeiten;  wir werden lieber verschweigen, ob es sie in Russland gibt -  "sapienti sat", und es geht uns eigentlich auch um etwas anderes, wir haben zu diesem Thema schon viel geredet.

Переводы сделаны 5-14 мая 2023