Повесть вне времени. Глава 5 Вне времени

«Шел он откуда-то куда-то, как всегда с неясными целями.»
Сергей Соловьев.

                ***
  Эта странная лестница двигалась. Правда никак нельзя было понять направление ее движения. Точно, что только не вверх, и не вниз. Какое-то время Маша пыталась понять куда несет ее странная конструкция. У нее даже сложилось впечатление, что лестница, как змея ползет по бесконечной комнате, огибая белоснежные колонны. При этом сидеть на ступенях было вполне себе удобно, как на эскалаторе подземки. Как это сочеталось, понять было невозможно.
  Время на этой лестнице также шло весьма своеобразно. Несколько раз Маше казалось, что где-то там за колоннами мелькала ее собственная фигурка, бывшая там несколько мгновений назад.
   Это занимало ее какое-то время. Еще какое-то время он пыталась понять, где-же находится, крутила головой, пыталась соскочить с движущейся лестницы, но в последний момент, перед прыжком, вновь обнаруживала себя сидящей на ступеньке чудной ленты в том самом положении, в котором и очнулась когда-то.
   После многих таких попыток она стала впадать в непонятное оцепенение. Какая-то мысль, нужная и необходимая, билась у виска, но не было никакой возможности поймать и осознать её. И наконец Маша поняла, что для этого надо вспомнить кто она, и что случилось, до того, как она здесь оказалась.
   В какой-то момент, Маша почувствовала, что она не одна в этом странном здании. Откуда –то сбоку вдруг вынырнула еще одна лестница и, пристроившись рядом, поползла параллельно. А спустя дни, или часы (да кто-же разберет?), она вдруг поняла, что совершенно не удивляется тому, что на соседнем эскалаторе, почти на расстоянии вытянутой руки, сидит немолодой, лысоватый мужчина, и неотрывно смотрит на нее лазоревыми глазами.
             ***
   «…Дело купца Елисеевского создало в столице шум невероятный. Известнейший купец, не знавший отказа ни одной своей прихоти, богатый как Крез, образованный, красавец, немного an fan terrible, но в целом человек вполне светский, с недавних пор, и вдруг… такое сотворил!
   Третьего дня, в жаркий августовский полдень, он, ни с того, ни с сего, выстрелил себе в висок, и его хладный труп был обнаружен горничной только на следующее утро.
   Сам выстрел слышал дворник Мустафа, но за обыденностью сего события в пределах внутреннего двора особняка Елисеевского, куда выходят окна кабинета благородного купца, не обратил на это внимания.
   Наши конфиденты сообщают, что в кабинете г-на Елисеевского, с некоторых пор стоял ростовой портрет некой титулованной персоны, с кем он породнился недавно, весьма скандальным образом, «качнулся», как скабрезно обзывают подобного рода родство, англичане.
   Казалось бы, дело приватное, да оне и приятельствовали с данной особой, чуть ли не с юношеских лет, а вот поди ж ты! Практиковался наш герой, всаживая пулю за пулей, в голову давнего друга, ежедневно, весь последний месяц.
   Однако, как извещают нас все те-же конфиденты, и в чьей компетентности мы не можем сомневаться ( в силу неких причин, озвучить которые мы не имеем права), барабан револьвера, обнаруженного рядом с телом господина Елисеевского, был пуст, и ни одной гильзы в кабинете обнаружено не было, что не только вызывает множество недоуменных вопросов, но и заставляет широкую публику, ежевечерне получающую самые свежие новости, со страниц нашей, самой компетентной в столице, газеты, усомниться в выводах, озвученных в тот же день начальником сыскной полиции статским советником г-ном Филипповым, представившим этот роковой случай, как «самоубийство ввиду помрачения рассудка».
    И все-таки, учитывая то, что в следствии по этому делу принимает участие чиновник особых поручений, статский советник г-н Лебедев, хорошо известный нам по своему научному труду «Расследование преступлений», мы продолжаем надеяться, что истинные мотивы и события этого рокового дела будут представлены общественности в самое ближайшее время.»
   ***
   Однажды, это было именно однажды, спустя мгновение длинной в век, она снова осознала себя сидящей на чудном эскалаторе, неспешно ползущем среди белых колонн бесконечного зала, причем, именно в момент возвращения чувств, ее лазоревоглазый сосед обратил на нее внимание.
   - Послушайте, - крикнула Маша ему – Вы меня слышите?
   - Конечно! И совсем не стоит так кричать - незамедлительно ответил он.
   - Где мы с Вами находимся? Что это за место?
   - Я не знаю. – через недолгую паузу ответил мужчина.
    - Это очень странное место. Это какой-то бесконечный кошмар. Скажите, я умерла?
    - Ну, судя по всему, нет. Мертвые, знаете ли, не видят кошмары. Скорее всего, вы спите. И видите сон. А во сне видите меня.
    - Но почему я не могу проснуться? И кто Вы такой?
   - Ну, никто не может проснуться по желанию. Это происходит по естественному стечению причин, находящихся вне Вашего сознания. И как я могу сказать Вам, кто я такой, если спите-то Вы, а я просто сижу на этой бесконечной лестнице? А может быть – это я сплю, а Вы снитесь мне. Хотя вы правы, надо же нам, как-то, обозначить себя, чтобы нормально общаться. Пусть я буду, к примеру, Алексей Алексеевич. Отставной капитан чего-то там. Вам, кстати, будет удобнее называть меня просто –«капитан».  А какое имя проситься Вам на язык, когда вы думаете о себе?
   - Наверное, Маша.
   - Изумительно, - невесть чему удивился Машин собеседник -  Мария! Это имя встроено в основу мироздания. Мне, с некоторых пор, кажется, что без него не было бы меня. Похоже, что это именно Вы спите. А я просто караулю Ваш сон.
   
      ***
   С некоторых пор, Директор Елисеевского центра на Биржевой, господин Заброда-Вольский, стал плохо спать.
   Августовская жара, или нечистая совесть, а возможно иные, неведомые нам, причины были тому виной, но каждой ночью, как по сигналу маршевого горна, он открывал глаза в начале четвертого часа пополуночи, в самое потаенное время, и долго лежал, глядя в мятущиеся по потолку отсветы самокатных прожекторов.
   Потом, с еле слышным стоном, вставал, шел в ванную комнату и долго, при теплом свете ночника, рассматривал себя в зеркале.
   Увиденное его явно не радовало. Отечные мешки под глазами, пористая, нездоровая кожа. И еще, какой-то тонкий непрестанный звон в левом ухе. Бесконечный и еле слышимый. Среди ночной тишины он становился звонким и сильно раздражал.
   К тому же, стали допекать сомнения в свершенном. Казалось стопроцентно выигрышное дело, но что-то мучило и висело острой занозой возле сердца, и беспричинный этот страх, как и ночной звон в ушах, стал заполнять основу его существования. Муторно стало жить.
   И вдова эта, сотница, сумасшедшая, повадилась приходить на Биржевую.
   В новом же сотруднике он был спокоен.
   «Этот выполнит все, что прикажут. Просто от безысходности и неустроенности жизни. С такими проще работать. Карьерных устремлений у него нет. Одинокий, не алчный. Плывущий по течению, ничего от жизни не ждущий, но всеми силами держащийся за выпавшую на его долю устроенность и нежданный доход.»
   Так он размышлял, сам того не зная, как сильно ошибался.
   
  ***
  – Это очень непростой вопрос, Маша. – сказал «Алексей Алексеевич».
  -Какой вопрос? – изумилась Маша. Уже очень давно она не задавала никаких вопросов. Просто ехала куда-то, бездумно глядя на белые колонны и совсем уже забыла о присутствии неизвестного рядом.
 - «Где мы?». – «капитан» привстал, и развернувшись по ходу движения снова сел, так чтобы смотреть Маше в лицо.
 - Представьте, что Вы пришли в картинную галерею и стоите напротив чудесной картины. К примеру, «Монна Лиза» Да Винчи.
  Что Вы видите в этот миг?
  Обычное женское лицо…слегка одутловатое. Итальянка, с заметной примесью семитской крови, в возрасте слегка за тридцать, с немного косящими, небольшими карими глазами, с едва заметной скептической улыбкой на лице. Она сидит в кресле, в глухом, расположенном напротив окна, углу комнаты, на фоне невзрачной серой стены, завешенной, выцветшим на солнце, гобеленом.
   На гобелене изображен какой-то Библейский сюжет, скорее всего, один из кругов ада.
   «Капитан» замолчал, и после небольшой паузы продолжил – Не правда ли, как много деталей, понятных для Вас, Вы узнаете одним взглядом?
   - Как Вы утилитарно все описали! – возмутилась Маша.
   - Нет, Маша. Я далеко не приблизился к утилитарности. Я, так же, как и Вы, мучительно пытался понять, в чем странность этого места.
   - Странность? Вы смеетесь? Да здесь все странно! Лестница эта безумная… Колонны идиотские.
    - Вот. Странность в том, что здесь странно все. А в жизни так не бывает. И из этого следует…
     - Что? – и Маша вдруг осознала, то что хотел сказать ее собеседник и ей стало так холодно, как никогда не было в жизни.
     - Из этого следует, что в реальной жизни есть что-то простое и неотвратимое, от чего Вы пытаетесь отгородится, создавая этот сумасшедший, бесконечный зал в бездне своего Разума.
     - Что же нам делать, Алексей Алексеевич? – спросила Маша.
     - Что? Наверное, стоит очнутся…И внимательно посмотреть, а вдруг, дорога в Ад, на которую Вы ступили, всего лишь нарисована на старом выцветшем гобелене.
    
      ***
   - Очнитесь же, наконец! - услышала Маша чей-то голос возле самого уха, и открыла глаза.
    Она лежала на земле, её шею поддерживал сгибом локтя Алексей Алексеевич, маленький сквер был окутан вечерней тенью, и в этой тени взгляд капитана чудно светился лазоревым светом.