Въяви

Поэзия таки манит, мимо некоторых особенно одаренных произведений просто нереально пройти: оно затягивает смыслы будто пылесос пыль, и пугливым котом смотришь на это чудо техники, ушастливо поводя головой туда-сюда, силясь обнаружить хоть бы в звуках, хоть бы в странном виде-поведении чуда-юда что-то всамделишно цельное, вкусное, что ли, как крынка с молоком. Но пылесос по-любому реально пугает. Озадачивает. И уши подергиваются вслед непонятным, «потусторонним» звукам. Хочется мяукнуть, но как-то очень не по себе внутрях, с этим и остаешься, и смотришь, и не понимаешь что вообще происходит (может быть в жизни в целом). Это так, мысли вслух. Не более того.

Экспромты о любви
Натали 75 http://stihi.ru/2023/05/16/962

«И я опять хочу летать,
В мирах, где так свободно.
Любви там неземной познать,
Как жаль, что невозможно...» — «Любви неземной познать» прозвучало как «любви пожать», ее много, она колосится полями неубранными. Тогда напрашивается образ смысл порно-студии, там действительно, жни сколь хошь. Для справки: ПОЖИНАТЬ, пожать хлеб, жать серпом, сжинать. Но почему такая ассоциация смысловая тут? Посмотрим так: «Любовь неземную познать». Если вчитаться-вдуматься тут, то смысл, вернее, сама суть фразы стягивается в нечто цельное, весомое, настоящее. А в фразе «любви там неземной познать» отношение к любви определяется (восприимчивостью) как нечто схожее с ширпотребом, всякодоступностью, бери-не хочу. А любовь, все-таки, это нечто возвышенное, очень ценное, само понятие любви — не след лапать мыслешалопайством. Почему возникает такой эффект от данной фразы в [стихе]? Например: «Мы остановились по дороге возле кафе, чтобы похавать копченой селедки». Или: «Мы остановились по дороге возле кафе, чтобы попробовать копченую селедку». Во втором варианте предмету желаний (селедке) придано значение, весомость, выделяющая (этот предмет) из всего остального что есть в мире. Нечто особенное. Можно вместо «похавать» поставить также «попробовать»? Может дело в этом, от чего и меняется восприятие по смыслу? Или по сути даже... Смотрим: «Мы остановились по дороге возле кафе, чтобы попробовать копченой селедки». Но тем не менее, как бы то ни было, вариант с «копченую селедку» явно переводит итоговое ощущение от сказанного в предложении в разряд чего-то особенного. Почему? Просто потому что «селедка» в единственном числе, уже от этого она «особенная», а «селедки» как ни крути, множественность. А где множественность, там ширпотреб.
Теперь вернемся к рассматриваемому произведению: «Любви там неземной познать». Многа-многа-многа любови. Слово «любви» в множественности. Конечно, все зависит от того, как слово употребляется в предложении, в каком контексте:
Любви моей не знала ты,
Теперь тебя теряю я,
Лучисто облик чистоты,
И красоты такой... (Моля?)
И день и ночь, сгораю, пыл
Сердца наковальней грез...
(Потом я от нее остыл,
Все это было невсерьез). — Экспромт, для примера. Здесь слово «любви» контекстово воспринимается в единственном числе. В общем, по-любому, в рассматриваемом произведении речь никак не о той любви «которая на век», что называется, речь о каком-то мимолетном приключении, может и не одном, а может и свалом, то есть, «всё? и сразу».

«И в той волшебной тишине,
Я поспешила лишь к тебе.
Хотела так сказать:- Люблю!
И наяву я встречи  жду…» — тут «лишь» как бы лишнее, выглядит как самооправдание за предыдущие строки: персонаж вырывается из лапающих рук... и устремляется «лишь» к одному. Про «наяву» вопрос возникает: действо в мечтах происходит, во сне?

«Ну, коль обманываться рад,
Дарю тебе я томный взгляд.
И лишь свидание одно,
Другого нам и не дано...» — О! вот оно, прояснилось. Он рад обманываться, хотя и видит, что она устремилась к нему из лапавших ее со всех сторон рук, она дарит ему томный взгляд, мол, раз так он рад обманываться (на ее счет), то глазками постреляла в его сторону, и дальше у них любовь-морковь. Далее про одно свидание, и большего не дано, потому что... ну, гм... было показано почему выше в строках [стиха], она легкомысленна.

«Ну, коли ты пришёл - бери,
Не нужно мистики, в яви.
Свой путь земной пройти должна,
И кроху получить любви, тепла....» — Первая строка совершенно понятна, объяснять ее нет нужды, вторая... непонятно что за «мистика», может речь о ненужной таинственности, смущении, скажем, она готова чтобы он пришел и прямо сходу взял. В общем, пусть будет смелее, решительнее, без «мистики» в поведении? Странностей. Пришел и бери. Всё. На конце второй строки слово: «в яви», судя по ударению и ритму в [стихе] должно читаться-слышаться как, мгм (ну слышится так! что поделать)... «втащи», в смысле «вдуй».
Понятное дело, что автор пытается писать о высоких чувствах. Кто бы сомневался. Но вот и повар некий на кухне пытается приготовить так чтобы «пальчики оближешь», а получается горелая безвкусица. Ведь «пришел» весьма живо сочетается с... неким грузом, что пришедший мог нести с собой, потому «втащи» (внеси — в дом), чему очень способствует заданный (автором) ритм и ударение. По третьей и четвертой строкам можно, в таком случае, понимать, что «девочка хочет в любов», по аналогии с песней «мальчик хочет в Тамбов». В какую любов — понятно. Так выходит от подачи смысловой в произведении, а не потому что рецензент так склонен видеть, рецензент озабочен — допустим. Однако, нет, [стих] подвигает к такому смысловосприятию, что поделать.

 «И снова холодом пахнуло,
Нам издали зима дыхнула.
За что? Кто сильно провинился?
А может кто - то вновь влюбился?» — Первые три строки невнятное «словомотание по странице», однако, «кто сильно провинился» делает отсыл, видимо, к внутренним перипетиям литературного персонажа в произведении, к ней, она, наверное, задумалась о своей легкомысленности,.. что ли? Четвертая строка (орфография сохранена, разумеется) придает [стиху] полумистический оттенок в плане понимания произведения в целом, то есть сугубо непонятный, если читать с учетом авторской орфографии/пунктуации: «А может кто» (некий человек, вырванный образно из толпы лиц) и через тире/дефис «то вновь влюбился?», вопрос читаем. В этом «может кто» загадка, однако, будто персонаж (ЛГ) мечтает что кто-то из всех случайных встреч, легкомысленных связей (понятно каких) вновь «влюбился» (в ЛГ), но принимая во внимание совсем поверхностное отношение ЛГ к аспекту настоящей любви, что стало очевидно в «Любви там неземной познать», вынужденно делаем вывод, что в этом «влюбился» звучит что-то менее возвышенное, чем любовь в плане возвышенного чувства, что-то более постельное, плотское.

Вывод: прежде чем браться за написание произведения нужно вдумываться посущественней в то, что желается вместить в строки. Или писать себе в стол, и не публиковать «это» странно-мистичное действо ума.

Автору успехов и здравомыслия.