Мяч не вернулся

    Быть может с таким явным пиететом к этому простому явлению в жизни людей, к обычной игре с мячом через сетку, никто другой еще не относился. То была любовь с первого взгляда.
    С первого взгляда – на мячик, теплый и гладкий, который впервые взял в руки, когда мой папа обратил, наконец, внимание на вялого десятилетнего сына, попросил у физрука, и принес домой. Мы стали изображать ученика и тренера. Стояли друг напротив друга. Я ловил брошенный мне в руки волейбольный мяч, а папа все время был недоволен тем, что не та координация и слишком шумно получается. Хлопает малыш ладошками, и отбивает странным образом…
   На сетку, натянутую над запыленной грунтовой площадкой, вытоптанной ногами офицеров и сверхсрочников, папиных сослуживцев, которых каждый вечер заставлял сюда приходить командир части… Я смотрел влюблено на каждую деталь, сопровождающую это действо. Свисток, подача, прием, аут…
    Я бежал за укатившимся далеко от заветных линий: девять на восемнадцать, расчерченных возле скамеек с болельщиками, мячом, и с радостью, если успевал догнать его возле арыка, нес к игрокам. Если мячик намокал в арычной воде… его достать, а потом уронить, он становился липким и грязным. Его нужно было обмыть в чистой водичке и аккуратно передать в руки взрослому дяде, чтобы тот сначала терпеливо покидал высоко-высоко, просушил в азиатском небе, а бывало, и об сетку мячом проводили, стряхивая воду и прочее, дабы придать эстетике игру… Или игре эстетику.

    Я увлеченно собирал мелкие камешки под ногами, освобождал от помех площадку, выбрасывал их подальше в паузах, когда стал уже играть, когда меня уже брали в команду, взрослел и все больше «набивал руки». Уже получалось почти все, и подача, и блок, и даже нападающий удар через высокую – два сорок два – сетку…  Это было не сразу, не скоро, но было! 
    Куда меня только не увлекала волейбольная душа! То с одноклассником Лешкой мы ранним утром успевали потренироваться вдвоем. То одиноко сам с собой возле стены склада. То были соревнования, и мы куда-то ехали играть с чужими. Мне по душе было только, если свои. Одной крови. Играть с улыбкой и настроением. Угодило попасть и на сборы юношеской республиканской команды. Полетели в соседнюю Туркмению. Тренер с грузинской фамилией после каждой игры парням выдавал за заработанные штрафные  баллы. Ремнем… Меня щадил. Прыгаешь, как лошадь, говорил.

    Что запоминалось больше всего? Да почти все. Как впервые  пробил мимо поднятых на блок рук мужчин, офицеров в трико и кедах из сильной команды, и попал в грудь самому полковнику Есенину… Ребристые розовые пятна остались на его белой коже и темный след на майке-алкоголичке. Было стыдно. Но командир пограничного гарнизона не стал ругать пацана. Игра есть игра. Он спокойно присел на скамеечку, а потом и домой отправился. Жили мы с ним рядом, сначала через стенку, а потом в соседнем доме.  Как после такого же удара, но уже в лицо, однажды остановился матч на первенство города. Моя команда выигрывала у сборной медучилища, а главному их игроку, уважаемому аксакалу от волейбола и медицины не пристало лицо терять. Нервы его не выдержали, и финал перенесли… Ребята хлопали меня по плечу и сплевывали удовлетворенно за линию. 

    Еще было одно странное состояние, удивительное и непонятное, когда однажды во время своей любимой игры я вдруг ощутил само время. Время непоправимости происходящего, уже не в спортивном мире, а в мире более значимом. Я вдруг огляделся во время обычных соревнований, проходивших в парке. Тенистые аллеи и вся площадь вокруг были заняты простыми людьми в тюбетейках и без, которые смотрели на меня одинаковыми глазами. Глазами на смуглых лицах. Но русских среди них не было. Так совпало, что кроме меня – ни одного! Не смогли придти. Работа и прочее. «Ака Вадим, давай!» Так кричали знакомые и малознакомые таджики. «Дядя Вадим, лупи!» Или просто, без  «дядя», без «ака». И не было предубежденности какой-либо или злобы в лицах и словах. За меня, за команду, в которой я играл, болели свои. А поболеть местные могли! Судью, если не понравится, скинут с вышки и камнями закидают противника. А тут просто идиллия. Но я был один… Белобрысый. Через пару лет такой картины уже невозможно бы и представить.

   А еще помню такую мелочь. Как в летном училище однажды поставил «кола» на глазах его начальника, только что вошедшего в спортзал посмотреть на игру курсантов с прибывшей в гости командой. Шли соревнования на первенство учебных заведений ГА. Он потом мне руку пожал. Да мало ли разных приключений было. Но вот одну знаменитую игру хочется описать.
   Для остальных она, возможно, была такой, что, ни каждый и вспомнит. Пилоты и авиатехники в волейбол играли от случая к случаю. В сборной города мы были одними из лучших. Человек пять. Остальные мужики больше к футболу тянулись. Но вот однажды во время осенних сезонных работ, вдали от базы, на площадке рядом с двумя хаузами и зданием профилактория или, как ее называли, гостиницы аэропорта местных авиалиний, собрались стихийно, аж целых две команды. Уже почти в сумерках, ибо летали всегда допоздна. На площадку, которую устроили наши добросовестные технари, это они особенно напирали на «битву титанов», и почти целый месяц выкраивали время для установки столбов и натягивания сетки, выползли разномастного вида спортсмены по неволе. Непривыкшие к этому действу, приобщавшиеся и прочие. Грозные выкрики раздавались, сопровождаемые смехом и матерком.
     Настроение прекрасное. С мячом в руках застыл авиатехник Серега с летающей фамилией Лебедь. Приготовился  к подаче. Он был лучшим игроком. Маленького роста, но удивительно прыгучий, гибкий, с завидным видением происходящего у сетки, он умудрялся всегда и всех обыгрывать. Парни по другую сторону сетки грозно приготовили руки. Умельцев типа Лебедя среди них не было. Я уже не помню точно, в какой сам был команде, но после серегиной подачи, хлесткой, сверху, мощной и стремительной, мяч попал на кулаки Виктора Г. Пилот. Победитель. Крупный, крепкий европеец просто их подставил, защищая улыбающееся лицо. Мяч куда-то высоко взлетел и долго там находился. В возникшей тишине, непривычной после долго летного дня, вдруг запахло ядохимикатами, вечной азиатской пылью, водой из близких водоемов, пахнуло винным перегаром и дымом сигаретным. Запаха несчастия не было. Было легко и беззаботно, как бывает чудной осенней вечерней порой.

    Мяч все парил на фоне Соленой сопки, знаменитой горы Ходжа Мумин, над кронами деревьев, укрывавших гладкую воду от солнца в летний зной. Однажды в их тени мой друг и коллега Павел долго стоял с сигаретой в зубах. Стоял без трусов. Он повесил их на сук ближней чинары и, по его разумению, «воспитывал» в косынке-платке, в галошах и белом неопрятном халате женщину. Она выглядывала из приоткрытой двери кафе, что задним крыльцом упиралось прямо в воду. Женщина что-то приговаривала  злобно, держала в руках мокрую тряпку и ею грозила. Мусульманка, она и хотела смотреть, и боялась кары Аллаха.  Да она и смотрела, и ругалась. А Пашка спокойно докурил и еще немного постоял. Нырнул и поплыл…

    Мячик, высоко летящий, возможно, был виден со стоянки, где привязанными цепями к бетону, засыпали наши уставшие бипланы с подвешенными снизу длинными штангами для опрыскивания хлопчатника. Его могли бы увидеть, но лет через пять, прилетевшие сюда боевые вертолетчики. От ворот погранотряда тоже можно было увидеть маленькую точку в небе, если бы часовой выглянул и долго смотрел на взлетную полосу аэродрома, устремленную в близкие афганские горы.

   Интересно, какой был запах у этого одинокого мяча? Быть может, как у отдающего кирзовым сапогом, был такой мячик, когда мы с Серегой Лебедем и другими коллегами играли против стройбата. Босые полупьяные солдаты потом выстроились перед майором. Их казарма расположилась рядом с нашим домиком. Майор прибыл с оказией. Не ждали начальства армейские. А примерно в ста километрах от площадки, с которой мы взлетали, и мой самолет был как тяжелый, жужжащий мячик с крыльями, чтобы рисовые поля накормить удобрениями, жил своей космической жизнью Байконур. Иногда в темном небе сверкали взлетающие выше всяких мячей «Протоны»…

   А мячик наш все еще летел… До тех пор, пока не раздался слабый хлопок. Этот волейбольный мячик наконец-то приземлился. Угодил на крышу, и лопнул сразу. Как сразу вскоре лопнула большая страна. Что он там нашел, гвоздь, или еще нечто более острое, но это был единственный мячик за всю мою волейбольную историю,  который больше на площадку не вернулся. На крышу никто за ним не полез. Разошлись молча. Одна подача и один прием. Со счетом ноль-ноль игра закончилась… 
    Все волейболисты того матча разъехались…  Где вы, друзья?..

                198… - 15.05.23.