Крылья

Сей город густо населен
людьми, пророчествами, тьмою,
тенями с тысячью имен
да с удивительной судьбою.

Ведь, как из сора прут стихи,
так и из сумрака выходит
порой нежданно, как «апчхи»
герой, что всеми верховодит.

Но я спустился в этот град,
как в «маракотовую» бездну,
как в Петербург Данила-Брат,
не убоявшись, что исчезну

в его грохочущем чаду,
чья глубина не исчислима –
переплавлять идей руду
в шальное золото, вестимо.

Но вскоре, к слову, заплутал,
влекомый жадным интересом,
пройдя квартал, еще квартал,
и всё меж ангелом и бесом.

А он меня предупреждал –
иноплеменник, скажем, немец –
«Один шажок и ты пропал,
как новорожденный младенец»  –

так говорил – мудрен и стар,
я ж разглагольствовал о силе,
ведь самомнения Икар
уж созревал в ее горниле.

Ну а старик, всё причитал –
«Послушай, город – злая сила,
еще шажок и ты пропал,
поворотись назад, Данила!»

А может это Ницше был,
предвосхищая голос бездны..?
Но я уж в воздухе парил,
где громы бездны бесполезны!

Судьба вручила крылья мне,
а с ними лютую способность
постигнуть всё, что есть извне,
включая каждую подробность.

Старик неспешно потускнел
в дырявом памяти зерцале,
я ж уносился за предел
в непрекращающемся ралли.

Когда ж по новой заплутал,
ушла иллюзия комфорта,
а подо мной чернел канал –
то не вместилище ли черта..?

Не я глядел в него, а он
меня сверлил глазами жадно,
и крылья таяли, как сон –
я падал в бездну безоглядно.

А ведь старик предупреждал
о том, что град лишает силы,
но я значенье не придал,
увы, пророчеству «сивиллы».

Он наставлял меня, но как!
Не гласом молота, но лаской,
я ж не прислушался, чудак,
что обернётся злою сказкой.

Крыло – ни более, чем дым,
и черным солнцем опаляем,
душою сделавшись больным,
я падал, страхами снедаем.

Вдруг обнаружилась в руде
крупица злата: крылья (боже!),
вновь обретя, спущусь к воде,
под песню «Нау», став моложе!