Серебряный единорог 1884-1892

.











СЕРЕБРЯНЫЙ ЕДИНОРОГ 1884-1892



Содержание:



Алексей МАШИРОВ-САМОБЫТНИК (1884-1943)
- Когда исчерпан весь запас угля
Петр ОРЕШИН (1887-1938)
- Ты – над землей пылающий рубин
Леонид ГРОССМАН (1888-1965)
- Проходят мерной поступью поэты
Константин ЛИПСКЕРОВ (1889-1954)
- В раздумье вынь в предсумрачном тумане
Арсений НЕСМЕЛОВ/МИТРОПОЛЬСКИЙ (1889-1945)
- Весь выцветший, весь выгоревший. В этот
Николай БЕРНЕР (1890-1969)
- Я нежности не ведал без шипов
Осип МАНДЕДЬШТАМ (1891-1938)
- Паденье – неизменный спутник страха
Илья ЭРЕНБУРГ (1891-1967)
- Давно то было. Смутно помню лето
Анна РАДЛОВА (1891-1949)
- Он целовал меня в часы тревоги
Алексей СИДОРОВ (1891-1978)
- Небесный шелк неумолимо ал
Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА (1891-1945)
- Взял за руку и прочь повел меня
Марина ЦВЕТАЕВА (1892-1941)
- Вечерний дым над городом возник



===============================_se_===





Алексей МАШИРОВ-САМОБЫТНИК (1884-1943)

Когда исчерпан весь запас угля,
Стихает гром кудесника-завода.
С душой машин сроднилася природа,
Железный гул свершеньем окрыля.

В суровой битве сердце закаля,
Наш дух не сломит встречная невзгода.
В горниле мук рождается свобода,
Отживший мир дыханьем пепеля.

Крепись, товарищ! Радостного дня
Недолго ждать в стремлении мятежном!
В дыханье бурь, в свистящем вихре снежном

Озимые взрастятся зеленя...
Лишь только б вечно был запас огня
В рабочем сердце, пламенном и нежном.

1919.


Петр ОРЕШИН (1887-1938)

МЕСЯЦ

Ты – над землей пылающий рубин,
Ты, как и я, свободен по законам.
Под нами ночь, и нам открыт один
Заветный путь по дымным небосклонам.

Свободны мы, и никаким поклоном
Связать себя с землею не хотим.
И вот –  летим, и ты, крылом зелёным
Слегка взмахнув, колеблешь синий дым.

Под нами, там –  земное очертанье,
Лиловый шар, плывущий в алой мгле.
И отдалённое мне слышится рыданье.
И вот уж я на плачущей земле.
В разлуке мы. И снова ты один,
Крылатых звёзд и неба властелин!

1915


Леонид ГРОССМАН (1888-1965)

ПЛЕЯДА

Проходят мерной поступью поэты:
Вот Батюшков, певец ахейских жен,
Василий Пушкин, книжник-селадон,
И Кюхельбекер, выходец из Леты.

Языков мечет строфы, как ракеты,
Давыдов их стремит, как эскадрон,
Медлительно роняет их барон
И Вяземский их точит, как стилеты.

Жуковский, Веневитинов, Козлов
Несут Волконской дань цветущих слов
И дышит Гнедич древним дифирамбом.

Ждет Боратынский смертного костра,
И всех животворит гремучим ямбом
Ваятель Командора и Петра



Константин ЛИПСКЕРОВ (1889-1954)


ЧЕРНИЛЬНЫЙ ПРИБОР
   
В раздумье вынь в предсумрачном тумане
Чернильный из-за пояса прибор.
Взгляни, тростник достаточно ль остер,
Пергамент схож ли с утром в гюлистане?
   
Слагай напев о слишком стройном стане,
О юности, о скатах древних гор,
О родине, о том, как лунный взор
Скользил на проходящем караване.
   
     Твой друг ушел, и жаркий умер день,
     Но стих сбирает канувшего тень.
     Он – словно нард, оставшийся от пира,
   
     В нем аромат, как вздох росистых чащ,
     И плавный строй подобен строю мира:
     Он так же вечен, так же преходящ.




Арсений НЕСМЕЛОВ/МИТРОПОЛЬСКИЙ (1889-1945)

ТЕНЬ

Весь выцветший, весь выгоревший. В этот
Весенний день на призрака похож,
На призрака, что перманентно вхож
К избравшим отвращение, как метод,

Как линию, – наикратчайший путь
Ухода из действительности, – тело
Он просквозил в кипевшую толпу,
И та от тени этой потускнела.

Он рифмовал, как школьник. Исключенья
Из правил позабытого значенья,
И, как через бумагу транспарант, –
Костяк его сквозил сквозь призрак тела,
И над толпой затихшей шелестело
Пугливое: российский эмигрант.



Николай БЕРНЕР (1890-1969)

Я нежности не ведал без шипов,
И терниями лёт мечты овеян.
Еще я помню: перегар кофеен,
Мадонны уличной пропевший зов.

О, ветер феерических голгоф, –
Где под аркадой древнего палаццо
Подруга лет не устает смеяться
Над огненными россыпями строф.

Как Ариосто, я страданье пел.
(Канцона лени – лишь слепых удел.)
Мне в пламени благоухала роза.

И вот поник от осмоленных стрел…
А все-таки еще бы я хотел
Адриатической звезды наркоза.



Осип МАНДЕДЬШТАМ (1891-1938)


Паденье – неизменный спутник страха,
И самый страх есть чувство пустоты.
Кто камни нам бросает с высоты,
И камень отрицает иго праха?

И деревянной поступью монаха
Мощеный двор когда-то мерил ты:
Булыжники и грубые мечты —
В них жажда смерти и тоска размаха!

Так проклят будь, готический приют,
Где потолком входящий обморочен
И в очаге веселых дров не жгут.
Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновенным озабочен —
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

1912



Илья ЭРЕНБУРГ (1891-1967)


Давно то было. Смутно помню лето,
Каналов высохших бродивший сок
И бархата спадающий кусок –
Разодранное мясо Тинторетто.

С кого спадал? Не помню я сюжета.
Багров и ржав, как сгусток всех тревог
И всех страстей, валялся он у ног.
Я всё забыл, но не забуду это.

Искусство тем и живо на века –
Одно пятно, стихов одна строка
Меняют жизнь, настраивают душу.
Они ничтожны – в этот век ракет,
И непреложны –  ими светел свет.
Всё нарушал, искусства не нарушу.

1965



Анна РАДЛОВА (1891-1949)


Он целовал меня в часы тревоги
И говорил мне: слушай, я пою.
Веселие душило грудь мою,
Подкашивались от волненья ноги,

И Ангел пел о море и о Боге.
Как ключевую путник пьет струю,
Его слова пила я на краю
Большой и пыльной медленной дороги,

Но ветер города горяч и груб,
Но тягостно любовное говенье,
И отвернулся Ангел Песнопенья
От соблазненных, многогрешных губ,
Меня оставил средь домов и труб
И в голубые отлетел селенья.

Лето 1918 г.



Алексей СИДОРОВ (1891-1978)

Небесный шелк неумолимо ал.
Ты позвала – прекрасная подруга.
Под ветром, надвигающимся с юга,
Нахмурился мечтательный канал.

Чью маску отеняет там портал?
То черный евнух твоего супруга.
Блеснула сталь – и зазвенел упруго
Отточенный предательский кинжал.

За поворотом, у палаццо Дожей,
Следят замаскированные тоже –
За чернобархатным плащом моим.

Последнее я шлю тебе прощанье –
Твой друг пропустит жданное свиданье.
– Я погибаю – пусть: я был любим.



Елизавета КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА (1891-1945)


Взял за руку и прочь повел меня.
...И город спит, и в окнах нет огня.
   
А Ты ведешь, неведомый Вожатый,
Летучий, огневидный и крылатый...
   
И в час, когда затеплится заря,
Найдем в густом бурьяне пустыря
   
Средь городских заброшенных окраин
Такое место святости и тайн,
   
Что будем мы, колена преклонив,
От высей ждать торжественный призыв,
   
И воздух вечности огнем обнимет...
На месте этом каждый обувь снимет...
   
И ринется навстречу нам звезда,
В бурьянах сердца канет навсегда.



Марина ЦВЕТАЕВА (1892-1941)


ВСТРЕЧА

Вечерний дым над городом возник,
Куда-то вдаль покорно шли вагоны,
Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,
В одном из окон полудетский лик.

На веках тень. Подобием короны
Лежали кудри... Я сдержала крик:
Мне стало ясно в этот краткий миг,
Что пробуждают мертвых наши стоны.

С той девушкой у темного окна —
Виденьем рая в сутолке вокзальной —
Не раз встречалась я в долинах сна.

Но почему была она печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может, ей – и в небе счастья нет?..

1919