Ливень текилового огня

на  изменах  костра,
угли,  как  мясо, –
до  плоти,
шёпот  змеи  в  пол  октавы, 
как  пять  клыков,
там  не  коснулась  рука  кожного  покрова,
там  мягок  протез  птиц,  как  слоновья  кость…

что  происходит, 
если  приходят  сны,  а  нас  не  находят,
наверно  так  было  нужно  дарственной 
перетянуть  рану,
и  по  наклонной,
обязательно  до  бесконечности,
в  чувствах  многообещающих,
натужно  завернуть  руки
поймав  рукавами  ладонь  напрасно…

а  много  чувств,  для  многого,  всегда  мало,
меж  скользких  объятий,
к  камням,
ковыряла  лёд  прижатая  солью  вода,
в  упор  не  замечая – лежат  неправильно
по  отношению  к  костру  холода,
те,
проигранные  холодом  ноты, – фальшивы,
обязательный  тенор,
не  бас,
перенесёт  протез  снов  новой  кистью  пожать,
дышать  жабрами,
как  птиц  в  загробном  мире,
и  змеям,  перья  под  кожу  сломать… 

и  по  волосам  тины,
и  по  наклону  дождя  от  сырого  огня,
заманенная  в  сеть  правды, –
на  изменах  костра,
куском  серы
ложь  пришла  и,
качает  чужое  небо  в  плотоядных  качелях  зла…

и  не  останется  никого  рядом,
холоднокровные  тени  бродят,
жуют  чёрствую  тишину.

и  нет  чешуи  тепла,
лишь
жестяные  язвы  жрут,   
одни  холоднокровные  тени,
одни  столетия, 
да  чёрствый  лёд,
отвернулись  от  птиц  перья,
и  небо,
и,
когда  умру,
сожгите  меня,
не  хочу  к  червям,
хочу  в  дыму.