Два полкана

                Тёплый циклон с Атлантики покидает Москву по-английски. Температура воздуха упадёт до нуля, а местами и до отрицательных значений.
                Прогноз академика А. Д. Цукермана. Добрый гений предсказал ещё и конвергенцию, не мысля, что Запад возьмёт от нас только экскременты, а мы у него – одни фекалии.
               

                1. Погода к пиву
               
                Оттепель шестидесятников мелькнула молнией, и столицу надолго охватил лютый холод. Колючий ветер семидесятых душил прохожих, швырял им в глаза мусор и задирал дамам платья. Форточки беспрерывно хлопали, стёкла дрожали, а дома в ужасе оцепенели.

                У людей ныли зубы и обострились приступы вялотекущей шизофрении. Самая гуманная в мире медицина лечила свободомыслие – галоперидолом. В больницах с решётками пациента привязывали бинтами к кровати и ставили укол на пять точек, конвертиком. Стреноженный человек неделю корчился от боли с температурой сорок, но болезнь немного купировалась.

               На воле девственные умы граждан снова смущали носатые либералы в очках и шляпах. Они устраивали очереди к пивным палаткам, чтобы, стоя, порочить главаря партии анекдотами. Красномордые барыги угодливо хихикали, торгуя жёлтым зельем и зимой и летом. Прячась от народного гнева за фанерными стенками ларьков, они выставив наружу прейскурант:
                – Кружка 0,25 – 11 коп.
                – Кружка 0,5 – 22 коп.

             Красивый трафарет из блакитных букв и ярко красных цифр некогда не менялся. Под ним корявая рука негоцианта криво приписывала тушью диссидентский лозунг. Он мрачно чернел толи газовой сажей Сычуаня, толи жженой костью сибирских скотомогильников:
                – После отстоя, требуй долива!

             Дерзкий призыв подстрекал массы качать права, вытравливая из них должную покорность. Хорошо, что здоровый советский организм не парился чтением, а живо вытягивал из пива все полезные минералы и витамины. Обеднённая жидкость журчала, орошая округу, и уходила в землю навеки.

             Аборигены всегда жаловались на жён, соседей и амбре малой родины,. Пивные закрыли, а летальные исходы с похмелья утроились в десять раз.


                Полковники Ходько и Федотов не принимали жигулёвское пиво, узнав в Берлине вкус немецкого. Комиссовавшись, они каждый день пили горькую, а мундир с наградами надевали раз в год на День Победы.

               В будни на улицах красовались только орденоносцы, промышлявшие нищенством. Напялив облезлую гимнастёрку, они шли в народ, попрошайничали и гуляли от пуза.
               

                Некоторые герои войны вели себя панибратски, а не по уставу. На глазах у изумлённой публики, они крали стакан в автомате с газировкой и удалялись, позвякивая цацками.

          Хитрецы искали в парках лавочки с пьющей молодёжью и подсаживались тихой сапой. Закурив «Памир» или «Беломор», они протягивали дрожащей рукой гранёное стекло и грозно требовали:
                – Плесни походу чуток. Тыква, сука, каждое утро трещит после контузии под Могилёвом. А ведь там я, бля, за тебя, бля, кровь проливал в натуре, на хер.

            Пацаны уважали воинов и наливали, но не хотели слушать фронтовую прозу:
                – Ты, бать, выпил и канай, мухой, по-хорошему. Нам, бля, потереть надо.

        Их интересовало, где лучше узнать Дашку Чалую поближе. Добрая половина авторитетных экспертов считала, что тут на лавочке, а злая, – что в подъезде.

          Прения доходили до времён года, Вивальди и Чайковского, а один поц доносил Дарье пикантные детали дебат. За предательство он получал тумаки от братвы, а за сигнал и пузырь красного – быстротечную услугу от Чалой.

                Сплюнув, она напивалась и отрубалась, а, проснувшись, шла ночью в сны юнцов, дедов и Жирной Женьки. Они были рады гостье с неугомонным нравом, блудливыми голубыми глазами и покладистым характером. Бесстыдница лихо танцевала, призывно крутила задом и медленно снимала исподнее. Дойдя до розовых трусов с кружевами, она корчила зрителям дулю и испарялась.

                Мужики стонали во сне, а, лежащая топлес, Евгения Абрамовна Задарман покрывалась липким потом. При свете дня, она была демократом, а ночью – деспотом и хрипела прокуренным басом:
            – Погодь, кривосачка! Вот доберусь до твоей жопы и покажу, где раки зимуют.

             Дарья и без неё знала дорогу к их зимнему лежбищу, но не умела навязываться. Она ждала, когда членистоногие с гор её свиснут.




                Интерактивное чтиво. Ответившие на вопросы к фото получат денежное вознаграждение, ценные призы и пакетик леденцов. Победителю – Джек-пот, путёвка на секс тур по глубинке Намибии на шарабане.
    На фото слева слесарь Семёнов и токарь Пидоров обсуждают: влияние Сферы Шварцшильда на политэкономию. В центре носатый очкарик нашёл свободные уши, а справа Дашка лезет поправиться без очереди. Сбоку к ней притулится фортовый вор по кличке: «Угрюмый». Вопрос: о чём думает ссучившийся щипач?



                3. Бугор Михась

              Во время войны Михаил Ходько служил верой правдой внутренним войскам, а Иван Федотов – пехоте. Выйдя на пенсию, оба офицера стали работать на кинофикацию, сделав свой выбор по наказу Ленина. Он обожал немое кино, и в Париже каждый вечер ходил на последний сеанс.

       Сев с Арманд на последний ряд, вождь пил тёмное пиво и ждал темноты. Когда в зале гас свет, он лез к Инессе под юбку, то с познавательными целями, то с романтическими. Выступая на фабрике Михельсона, атаман отребья так прямо и сказал:
                – Нельзя гавнодушно смотгеть, как в кинотеатгах несознательные габочие лузгают семечки и лапают багышней. Агхиважно, научить их культурно кушать в темноте кукугуз, и внимать с экрана важнейшее из искусств.

                За эту речь он получил мешок марок от кайзера, прозванного придворными да-мами: Вилли-Шпили, и пулю от русской народной героини Фейги Хаимовны Ройтблат. Подслеповатая на оба глаза, шмара была пьяна и промазала. До фиаско все её хотели и звали: «Фанька-встань-ка», а после перестали ей пользоваться и кликали за глаза:
               – «Косой Зверобой», «Каплан баклан» и «Совесть революции».

               
                Пуля, отравленная аглицким люэсом, не задела жизненно важных органов. Ульянов ещё пять лет катался с горок в Горках на санках с Крупской. Летя вниз, она пучила глаза, визжала и пукала от души, а он, молча, вспоминал маленький кинозал на Монмартре. Там Арманд показала ему настоящий французский поцелуй за сто фран-ков. Он поразил Вову сладкими слюнками и длился почти пол фильма: «Прибытие поезда на вокзал города Ла-Сьота».


                Оба полковника служили в одном кинотеатре с модным названием: «Спутник». Их строили в каждом городе, а в Москве он стоит между Лефортовским парком и немецким кладбищем. Вокруг оплота культуры...


              Продолжение:...

               
               
                Клавдия Кнопассер & Лев Верабук. © Copyright Левый берег Москвареки, май 2023.