Око за око

Однажды всё пошло не так: завыла наша псина,
Часы затихли, замер дом и выдохнул: беда!
Мой человек сказал:
– Пойду…
– Надолго? – я спросила.
И мне на ухо тишина шепнула: навсегда…
Светлана Пешкова
Короткую командировку в Карелию, где жила моя подруга по институту, Аннушка Шульгина, теперь уже Осипова, я намеренно подгадал так, чтобы пообщаться с ней в выходные.
Это совсем не то, о чём вы подумали.
Анюта – староста курса, была к тому же непременным организатором всех туристических слётов, конкурсов авторских песен и романтических од у костра, а также заядлым рыболовом.
Наша дружба началась именно с этих увлечений.
Мы переписывались, перезванивались, делились впечатлениями.
В Карелии я ещё не был, поэтому ожидал от поездки позитивных впечатлений и много чего ещё, включая обещанную поездку с Аннушкой на водопады, мраморные карьеры и рыбалку с ночёвкой в лесной хижине.
Понятно, что я был счастлив.
Неделя в гостях пролетела как один день.
Аннушка оказалась разведённой, хотя на образе жизни: привычках и склонностях, это событие не сказалось.
Несмотря на уговоры поселиться у неё, остановился я в гостинице: никогда не имел склонности к одноразовым интимным приключениям, к тому же не любил стеснять людей.
Сохранять  и поддерживать хорошие дружеские отношения, тем более со свободной симпатичной женщиной, можно лишь на определённой дистанции, которая предполагает  обязательное соблюдение неприкосновенности  личного пространства.
На моих глазах десятки раз разрушались дружеские и романтические связи лишь потому, что кто-то кого-то по недомыслию пустил пастись на зелёную травку глубоко интимной нивы.
Увы, махровый эгоизм в ситуациях, когда требуется сделать конкретный выбор – болезнь неизлечимая. Маленькие личные секреты, доверенные в приступе откровенности лучшему другу или любимому, запросто превращаются в оружие массового поражения, когда дружелюбие и симпатию накрывает тень.
Аннушка была мне крайне симпатична, причём не только по причине приятной внешности, живости характера и схожих интересов. Некогда, в незапамятные студенческие времена, у нас было небольшое романтическое приключение.
Да, было дело: увлеклись лирическим настроением особенно чувственной поэтической баллады, некоторое время были под впечатлением, целовались самозабвенно, с остервенением.
Потом в нашей компании появился острослов и балагур с выразительным грудным голосом, от исполнения песен которым теплело в области солнечного сплетения, Генка Осипов.
Очаровал, отбил. Наверно я не очень-то сопротивлялся.
Так вот, как я и говорил, Аннушка предлагала сразу поселиться у неё, но ведь я женат, этим всё сказано.
Понятно, что просидели мы с ней по приезде за рюмкой чая едва не до утра.
Анюта намекала, что остаться, означает согласие в том, что мы не только друзья.
Я извинился, подруга поняла. Или сделала вид, что соглашается с моим решением.
Всё-таки на прощание я её поцеловал. Один разочек. Чтобы не разрушать идиллию.
В поезде на обратном пути у меня была масса времени поразмыслить о жизни.
Аннушка, прощаясь, так бесхитростно, так искренне демонстрировала свои чувства, что всколыхнула ностальгические воспоминания.
Я лежал с закрытыми глазами, вызывая в памяти живые сентиментальные переживания тех давних лет, воспроизводил, словно наяву, события, фрагменты разговоров, запахи, звуки, ощущения, обстановку.
Конечно, приятно было вспоминать обо всём этом, но дома меня ждала жена, Люся, с которой я счастливо прожил одиннадцать лет.
У нас рос замечательный сын. Обалдуй, конечно, но это возрастное, временное. Я ведь люблю их, очень люблю.
На этой трогательной ноте я и вернулся. Соскучился – жуть.
Настроение, навеянное воспоминаниями и приятной поездкой, было замечательное: лирическое, игривое: хотелось поделиться с женой впечатлениями, непременно отметить приезд, поделиться впечатлениями.
Красное вино, коньяк, мясные и рыбные деликатесы: сэкономленных командировочных хватило на всё.
Я напевал под нос, – сердце, тебе не хочется покоя! Сердце, как хорошо на свете жить! Сердце, как хорошо, что ты такое! Спасибо сердце, что ты умеешь так любить!
–  Пабам, –  хотел было сказать я, тихонечко открыв квартиру, но увидел нечто настораживающее.
Прокравшись на цыпочках до дверей комнаты, я едва не закричал.
Думал, что такие страсти бывают лишь во второсортных сериалах, но нет, это происходило наяву.
Страстные жеребячьи скачки были в самом разгаре. Жена играла роль наездника – страстно подгоняла резвого страстотерпца невообразимыми стонами, чего между нами никогда не случалось.
Первой реакцией на эротическую репризу было выкрикнуть “тпру!”, но я сдержался.
Нужно было обмозговать, проанализировать чересчур пикантную ситуацию, которая не могла содержать в себе варианты сколь бы то ни было логических объяснений.
Это измена и ничего кроме.
Я ругал себя последними словами за то, что не догадался позвонить, отстучать телеграмму, сообщить время приезда.
Лучше бы мне ничего этого не видеть.
Мысли в голове проворачивались с трудом.
Не знаю, что мной в тот момент руководило, но я тихо ретировался, не оставив следов посещения и снял на сутки номер в гостинице.
Нужно было основательно подумать.
Было о чём.
Аргументов за то, чтобы оставить всё, как есть, было три: я не мог вот так “с бухты-барахты” разлюбить Люсю, хоть она и предатель: у нас семья, сын. Изменение социального статуса равносильно пожару – менять придётся всё, а итог сомнителен.
Я был раздосадован, взбешён. Мне было больно.
Напрашивались мысли о возмездии, о компенсации морального увечья, о вариантах наказания порочной супружницы.
Нанесённая мне рана кровоточила, саднила.
Требовалось срочное лечение.
Ничего лучше, чем вино и водка, придумать не вышло.
Я жалел себя. Я страдал. Я готов был покончить с собой.
– За что, – кричало уязвлённое самолюбие!!!
Спиртное, однако, не пошло.
Зато родилась идея выплеснуть чувства и мысли на бумагу.
Праведное негодование: обида, гнев и презрение к коварной женщине водили моей рукой, создавая, строчку за строчкой, шедевр эпистолярного жанра, в котором над нашими с супругой отношениями проносились ураганы, штормы и грозы.
Было исписано убористым почерком с десяток листов, когда я не понял, что иссяк.
В душе не осталось ни-че-го.
Похоже, лимит возмущения был исчерпан до дна.
– Ладно, подумал я, – письмо адресату отправить всегда успею. Что, если рассмотреть вопрос с иного ракурса? Например – справедливое возмездие.
Минус на минус, так утверждает математика, даёт плюс. Если я изменю в ответ, будет ли это значить, что мы квиты? Станет ли мне легче от осознания отмщения, пусть даже таким экстравагантным способом?
На этой мысли я заснул, а когда очнулся и привёл себя в порядок, позвонил жене и радостно сообщил ей, что приеду сегодня.
Вот это поворот, скажет читатель.
Что есть.
Люсьен встретила меня хлебом-солью: искренне радовалась моему приезду, мурлыкала и ластилась, как кошка в охоте, светилась от счастья.
Сколько я ни наблюдал, не мог обнаружить и тени лицемерия в её поведении.
Люсенька улыбалась, возбуждённо щебетала, не забывая повторять, как сильно соскучилась, присаживалась ко мне на колени и целовала, целовала… целовала.
Я не верил собственным органам чувств, включая интуицию, которая или талантливо обманывала, смело воспроизводя заученную роль, или искренне ошибалась.
Жена всё так же любила меня, это было бесспорно.
Как же так? Я собственными глазами видел интимный поединок, чётко слышал чавкающие звуки, чувственные стоны.
Списать свершившуюся на моих глазах супружескую неверность на действие галлюциногенов, на временное помутнение рассудка или провал в другую реальность, попросту нелепо.
Клянусь, я не спал в тот момент, не был под действием ЛСД или кокаина, не ел даже половины грамма ядовитых грибов.
Но любящая жена – вот она: смотрит на меня доверчивым оленьим взором, обнимает, радуется.
Сомнения были, но силы сопротивляться очевидному желанию плоти иссякли.
Что было дальше и вовсе не поддаётся описанию: Люся удивила меня энтузиазмом, напором, неиссякаемой страстью, неутомимой мощью древнейшего из инстинктов, дикой ненасытностью.
Она ли сейчас кувыркается со мной в постели, недоумевал я, пытаясь найти отличия, несоответствия с той женщиной, которую оставил в нашей общей квартире перед поездкой в командировку?
В перерывах между раундами интимного единоборства я незаметно, но очень внимательно рассматривал те маленькие особенности её индивидуальной анатомии, которые отличали Люсю от любой другой особи.
Всё было на месте: шрам в виде латинской буквы V на левом бедре, шов после удаления аппендикса, родинка подмышкой, следы от прививки оспы, даже сломанный недавно ноготь указательного пальчика.
Это была она и не она.
Как же я сейчас любил эту милую чертовку!
Утром невольно пришлось отнести свои эмоции, поступки и мысли к категории сна разума, который, как известно, способен на всё, например, создавать омерзительных чудовищ, или очаровательных пушистых персонажей из романтических сказок.
Волшебство гармоничного, неувядаемого семейного единства и страстые любовные оргии продолжались целую неделю.
Я любил свою жену и не собирался с ней расставаться.
Однако… я так и не был отмщён.
Это расстраивало, напрягало. Необходимо было что-либо предпринять, чтобы успокоить взбудораженное эго, которое горячилось, требовало сатисфакции.
Уравновесить душевное состояние, успокоить обидное положение винторогого оленя, что само по себе унизительно пытало психику, могла только зеркальная измена: око за око.
Нервная система дребезжала, как старый маразматик скрипела суставами обиженных нейронных связей, впечатлительное бессознательное страдало от задетого самолюбия, которое капало на мозги, давило на ментальные кнопки, требовало действовать.
Всё это время я был возбуждён сверх меры. Это состояние напрягало.
Что я сделал? Ни за что не догадаетесь.
Я позвонил Аннушке и всё-всё откровенно рассказал ей.
Подруга довольно долго молчала, потом односложно сказала, – приезжай!