Трудный путь к Параду Победы

75 лет назад, 24 июня 1945-го, в Москве состоялся легендарный Парад Победы. Нам известны имена семи ишимцев, принимавших участие в его проведении. Воспоминания одного из них – Ивана Михайловича Жгунова, призванного из Ново-Локтей в 1941 году – были записаны его сыном Николаем. Эти бесценные строки солдатской правды о войне полностью опубликованы в изданной Ишимским музейным комплексом им. П.П.Ершова книге «Ишим. 1941-1945». С некоторыми историями из этих мемуаров познакомим сегодня и наших читателей.

В Синицынском бору

Из моего родного села Новолокти в 229-ю стрелковую дивизию было призвано около двадцати человек. Нас распределили по полкам. Мы старались держаться ближе друг к другу. Потому в одну батарею 76-мм орудий 783-го полка попали 13 односельчан.
Землянку-блиндаж в Синицынском бору, где формировалась дивизия, нам строить не пришлось – мы пришли на готовые, оставшиеся после формирования 384-й стрелковой дивизии. Кстати, я жил в той землянке, которую строил (и жил в ней) мой родной старший брат Никита до отправки на фронт.

Кормили нас плохо. Выручало то, что родственники и сельчане регулярно подвозили продукты, подкармливали нас. Село наше расположено в сорока километрах от бора.
Меня определили на получение воинской специальности «радист-телефонист». Учили нас в Ишиме в помещениях к западу от ж.д. вокзала. Напротив, через дорогу, находился ж.д. парк. Там мы лазили по тополям, настраивали антенны, устанавливали связь. В общем, осваивали рации и телефоны.

На защиту Сталинграда

1 мая 1942 года мы выехали на фронт…
Не доезжая Сталинграда нас выгрузили на какой-то небольшой пристани. Оттуда отправили пешком. Два часа идём – 15 минут на отдых. До Дона дошли, помылись. Нам дали 5 часов на отдых. Пошли дальше. Здесь на марше несколько раз подверглись бомбёжке. Увидели своих ребят ранеными и убитыми.
23 июля к концу дня дошли до указанного места и заняли оборону. Стали рыть окопы, ячейки, устанавливать орудия. Были очень усталые, шли около недели. Вечером и утром нас впервые за последние дни хорошо накормили благодаря тому, что мы расположились у полуразрушенной фермы. Жителей там я не видел, но брошенного скота было много. Нам разрешили для питания забить несколько голов скота, так что мяса было вдоволь.
Первые три дня боя на нашей батарее на одно орудие выдавали по триста снарядов, а на четвёртый и последующие всего по десять. Мы корректировали огонь нашей батареи. За эти три дня боёв она сожгла 13 немецких танков. В результате прямого попадания потеряли одно орудие. 27 июля мы отступили к железнодорожному мосту, где Чир впадает в Дон и по нему перешли на левый берег Дона. На переправе было столпотворение. Немцы постоянно бомбили и обстреливали нас. Но сам мост не трогали – берегли для дальнейшего наступления.
Наконец, 31 июля наше наступление усилили большим количеством танков, и мы отодвинули немцев. Вернулись почти что на те же позиции на реке Чир, что занимали ранее, и соединились со своей дивизией. В последующие дни батарея постоянно маневрировала, на одном месте больше одного дня не задерживалась. И самое главное, снарядов давали очень мало, а немец нас буквально засыпал.

Прорыв из окружения

9 августа нам объявили, что мы в окружении. Стали готовиться к прорыву. Три наших орудия взорвали. Повозки с лошадьми передали для перевозки раненых.
Ночью мы пошли на прорыв. По прошествии многих лет понимаю, что мы что-то делали не так. Пошли напролом… колоннами. В открытую. Как на бойню. Потери были страшные. Была полная неразбериха. Всё перемешалось. Немцы нас разметали по степи ружейно-пулемётным, миномётным, артиллерийским огнём.
Оставалось одно убежище – балка. Это такой овраг. Так вот мы и сбились в балку на несколько километров. К утру стихийно, кто где мог, заняли оборону. Весь следующий день немцы ликвидировали нашу оборону в этой балке. Комиссар провёл собрание, на котором сказал, что он нам больше не командир, чтобы мы разбивались на мелкие группы и пробивались к своим, прятались по хуторам.
Слова комиссара мне не очень понравились. Но зато там мне понравился лейтенант-еврей, который сказал: «Кто не хочет и не будет сдаваться немцам – ко мне». Мы договорились о месте сбора. Нас набралось около сотни человек. Наш новый командир сказал: «Если хотите выжить, слушайтесь меня и точно выполняйте мои приказы». В ночь с 10 на 11 августа мы ушли из этой балки и пошли к Дону кратчайшей дорогой. Лейтенант знал, куда идти, имея карту.
Раз за разом натыкались на немцев. Там их было очень густо. Они нас обстреливали, мы потеряли около десяти человек. Тогда лейтенант сказал, что пойдём в противоположную сторону. Несколько ночей шли по дороге без происшествий. Немцы тут ночью спали.
И вдруг видим: впереди в чистой степи пылит грузовик. Водитель что-то выбросил, грузовик развернулся и попилил назад. Мы побежали туда. Лежит несколько мешков. В них – булки хлеба. Есть как хочется! За эти дни оголодали, почти ничего не ели… Вот здесь мы поняли, что наши где-то рядом. Командир говорит: «Боеспособные, раз ещё хлеб пекут. Надо к ним прибиваться». И на следующий день вышли к своим.
Дон был недалеко. По мосту переправились на левый берег. Вышло нас из окружения около тридцати человек. Командира отправили в одну сторону, солдат – в другую. Никто нас не проверял. Никакого СМЕРШа, никакого особого отдела. Просто нами пополнили какую-то стрелковую часть и сразу в окопы. А, может, командир за нас за всех отчитался. Его я больше не видел, но, думаю, из таких получаются толковые большие военачальники.

Ранение

30 и 31 августа 1942 года был бой. Немцы пьяные шли в атаку в полный рост, не прятались, нагло. Тут мы легко с ними справились, расстреляли из-за железнодорожного полотна, они повернули и побежали. Командир крикнул: «В атаку! Вперёд!». Мы побежали вдогон за немцами. В этот момент что-то ударило меня в грудь. Опрокинулся назад на спину. Боли не было. Показалось, что фонтан крови был полметра высотой и упал на меня, залил всё лицо. Пуля попала в грудь и вышла навылет.
Кончилась контратака. Ко мне подошли санитары, перевязали. Понесли в вишнёвый сад. Тут немецкая авиация по-серьёзному начала бомбить. Меня присыпало землёй. Бомбёжка кончилась, вернулись санитары и понесли меня дальше. Погрузили в машину и отвезли в Сталинград. Нас, раненых, стали грузить по 180 человек в катер. Начали бомбить. В первый катер, что отошёл от пристани, попала бомба. Он затонул. Остальные два катера благополучно дошли до райцентра Быково. Я был на втором катере…
Из Ульяновска на санитарном поезде отправили в Сибирь. Приняли в Прокопьевском госпитале… Через пять месяцев выписали и направили в СибВО, в Новосибирск, в полк связи.
1 февраля 1943 года я вновь прибыл на фронт под Воронеж.

Кровавый плацдарм

Весна 1945 года. Дошли до Одера. В районе Франкфурта наши заняли плацдарм размером 1 на 1 км.
На войне быстро привыкаешь к смерти. Страшно же становится, когда тебя выставляют на убой, и от тебя ничего не зависит. Так было на этом плацдарме. Он был маленький, а солдат набито что килек в банке. Каждый снаряд, что прилетал от немцев, находил свою жертву. Потери наши были огромные.
Раз почтальон переправился с нашего берега на плацдарм. На войне всегда ждут писем из дома от близких. (Надо похвалить: почта во время войны работала очень хорошо.) Несколько солдат выскочили, подбежали к почтальону прямо к берегу. В том числе солдат из моего отделения. В это время прилетел снаряд им под ноги. Всех убило насмерть. Письма разлетелись по берегу. Потом их собрали.
На этом плацдарме со своим отделением провёл около месяца. Где-то в конце апреля прорвали оборону немцев и пошли на Берлин. А потом нашу 69-ю армию сняли и двинули на Бранденбург и дальше на Эльбу. Здесь рядом с городом Магдебург 5 мая встретились с союзниками и дальше не двигались. Стояли почти месяц. Были встречи с американцами. На ту сторону солдаты почти не ездили, в основном офицеры. Здесь я впервые увидел негров.

На Параде Победы

Меня вызвали в штаб, где сообщили, что я поеду на парад в Москву. Сначала нас собрали в Потсдаме. Красивый город, почти не разрушен. Потом из Берлина эшелоном отправили в Москву. Берлин почти весь в развалинах. Мы были у Рейхстага. Я тоже на стене Рейхстага нацарапал свою фамилию. Расписался за всех своих друзей, которые не дошли.
Когда выехали в Союз, на крупных станциях в больших городах нас встречали толпы народа, играла музыка. Люди кричали: «Герои! Герои едут на парад». Особенно горячо нас встречали в Москве. Нас на руках вынесли из вагонов на перрон. Эта встреча меня взволновала и растрогала больше, чем сам парад. Люди искренне радовались концу войны. Мы были символом её окончания. Солдаты-победители, вернувшиеся живыми с войны.

Разместили нас в Сокольниках в Ворошиловских казармах. Кормили хорошо, кроме того, каждый день на столе стояла бутылка водки и лежала пачка папирос. Тренировали нас здесь же, в парке Сокольники, большей частью в ночное время. Я попал в 7-й батальон сводного полка 1-го Белорусского фронта под командованием гвардии генерал-майора Иоффе. В полку было немногим меньше тысячи человек. Но идти по Красной площади должны были около пятисот человек от 1-го Белорусского фронта, в том числе около 40 знаменосцев и 20 шеренг по 20 человек, всего 400 человек. Одна или две шеренги – офицеры, и потом шеренги по родам войск: лётчики, танкисты, артиллеристы и т.д. Моё место было в 17-й шеренге (сапёры и связисты). В строю стояли по росту. При моём росте 178 см я был предпоследним, девятнадцатым. Замыкал шеренгу (двадцатым) парень – Герой Советского Союза, со звёздочкой на груди.
В течение двух дней нас обмерили и пошили нам парадную форму. (Потом, когда я вернулся в свою часть, в ней перефотографировалась, поди, половина нашей части, кому подошла моя форма.) Те, кто не попал в парадный строй, были определены на разные участки парада: линейные, направляющие, оцепление и т.д.

Утром нас построили на Красной площади. Начался дождь. Возглавлял наш сводный полк генерал-полковник Чуйков. Стояли как раз напротив Мавзолея. На трибуне – Сталин, Ворошилов, Будённый и ещё кто-то. Хорошо их было видно.
Стояли долго. Жуков читал речь. Думалось, что пройду по Красной площади за всех моих погибших друзей, не дошедших до Победы…

После парада мы дня два отдыхали, пьянствовали. Нам всем выдали американские посылки с продуктами и одеждой по 20 кг. Со мной в одной роте на войне в Германии служил один пожилой москвич. Когда я поехал в Москву, он дал мне свой адрес и попросил навестить его семью. Я попросил товарищей, мы взяли по одной посылке и отправились по адресу. Это было на окраине Москвы. Нашли жену товарища. Четверо детей. Жили они очень-очень бедно. Мы вручили им более десяти посылок – нам, солдатам, они были ни к чему.

2020

На снимке: Иван Михайлович Жгунов. Москва, 1945 г. {Архив Н. И. Жгунова.}

Подготовил к публикации
Константин Иванов,
научный сотрудник ИМК им. П.П.Ершова.