Чёрная роза

 От автора

На исходе весны, когда бледнеют азалии и пионы сменяются горделивыми лилейниками, клумбы в моем саду покрываются самым роскошным в сезоне цветочным ковром. Я люблю сады разных стилей — кантри и регулярные, пейзажные и романтические, азиатские и эклектические, травяные с кулинарными и лекарственными травами, теневые с их нежными оттенками и тонкой игрой света и тени и яркие солнечные, где я выращиваю цветы для украшения своего дома. Я живу на каменистом горном склоне, но любовь преодолевает все трудности, а я люблю цветы.


Я насыпала длинный ряд клумб позади дома и выровняла отлогий склон перед фасадом. Камни не единственные мои враги — мне приходится вести бесконечную войну с сорняками, однако долгая и изнурительная работа в саду приносит мне огромное счастье. Летом я любуюсь на ручейки синих васильков, воздушные красные головки монарды, радостные желтые лепестки кореопсиса, лужицы шалфея и океаны «черноглазой Сьюзен». А когда отцветают водосбор и коралловые колокольчики, на их месте всегда распускается что-то новое: вероника, рудбекия, вербена, флоксы, настурции. Сын, когда мы недавно были в садовом питомнике, сказал, что, пожалуй, мне уже нечего покупать, так как в моем саду есть все. Может быть, в чем-то он прав, но я на самом деле не могу пройти мимо необычного растения и переношу его в свой сад.


Под сенью моих деревьев колышутся нежно-розовые метелки астильбы и разрастаются успокаивающе-зеленые розетки хосты — любимое лакомство оленей. Я люблю оленей, однако это не мешает мне защищать от них мои растения. Каждый год я мешками рассыпаю сушеную кровь и галлонами распыляю дурно пахнущие репелленты. И наверняка найдутся свидетели того, как, завидев оленя, который лакомится моими гвоздиками или пурпурными вьюнками с поэтическим названием «утреннее сияние», я выбегаю из дома, бешено размахивая руками. А как иначе, если моим собакам неинтересно охранять мои цветы от Бэмби?


Прогуляйтесь по саду. Выдерните сорняк, понюхайте цветок. Держу пари, вы улыбнетесь.


Черная роза


Посвещается Стейси

Мудрая мать полюбит женщину,

которую любит ее сын.

Но если женщина, ставшая дочерью,

еще и нравится — это особый, бесценный дар.

Спасибо за этот дар.


Материнское растение выращивают

исключительно для создания черенков.

Вероятно, это самый лучший способ

размножения, при котором не нарушается

красота цветущего сада.

Американское садовое общество

«Размножение растений»


Тайны раскрываются на горе или на радость.

Джордж Герберт


Пролог

1892 год, декабрь

Мемфис, Теннесси

Впервые за несколько месяцев она очень тщательно выбирала наряд, продумывала мельчайшие детали. Одеваться ей пришлось самой, ибо не хватило ни сил, ни времени, чтобы найти новую горничную взамен сбежавшей. Целый час она потратила на прическу, завивая и укладывая в локоны только что вымытые волосы. И этого ей не приходилось делать в последние годы, когда ее содержали столь щедро.

За долгую осень, оставшуюся в памяти смутным кошмаром, ее волосы потеряли золотистый блеск, но она не забыла, какие снадобья нужно втереть, чтобы вернуть им былую красоту, как нанести фальшивый румянец на щеки, как подчеркнуть поблекшие губы.

Она знала все хитрости своего ремесла. А как иначе привлекла бы она внимание такого мужчины, как Реджинальд Харпер, и понравилась бы ему настолько, что он взял ее на содержание?

«Пора снова воспользоваться всеми известными мне ухищрениями, снова соблазнить его и убедить сделать все необходимое», — думала Амелия.

Он не приезжал к ней. Не приезжал все это время, все эти месяцы. Она была вынуждена посылать ему письма, но не домой, а в его конторы. Она умоляла его приехать, однако Реджинальд не ответил и не приехал.

Он просто не обращал внимания на ее мольбы... И это после всего, чем она была для него, что сделала и что потеряла...

Ей не оставалось ничего, кроме как слать все новые письма теперь уже ему домой, в величественный Харпер-хаус, где властвует его законная жена и куда никогда не посмеет войти его содержанка.

Разве она не давала Реджинальду все, что он просил, что он желал? Она обменяла свое тело на комфорт этого домика, на слуг, на драгоценные безделушки вроде жемчужных серег, мерцающих сейчас в ее ушах.

Небольшие расходы для человека его положения и богатства, и когда-то ее честолюбие ограничивалось покровительством этого мужчины и его подарками. Однако Реджинальд Харпер подарил ей больше, чем рассчитывали они оба. И потеря его дара оказалась для нее невыносимой.

Почему он ни разу не приехал утешить ее? Почему не горевал вместе с ней?

Разве она когда-либо донимала его жалобами? Или отказывала ему в своих ласках? Или хоть раз упомянула о других его содержанках?

Она подарила ему свою молодость и красоту. И, как оказалось, свое здоровье.

И теперь он решил бросить ее? Отвернуться от нее сейчас!

Ей сказали, что ребенок родился мертвым. Мертворожденный младенец, сказали ей. Девочка, умершая еще в ее чреве.

Но... но...

Разве не чувствовала она, как вертится, как бьет в ней ножками ее дитя? Как пульсирует жизнь под ее сердцем? Ребенок, которого она так не хотела вначале, стал ее миром. Ее жизнью. Сыном, которого она растила в себе.

«Сын, сын...» — думала она, застегивая непослушными пальцами крохотные пуговки платья. Ее ярко накрашенные губы беззвучно повторяли и повторяли это слово.

Она слышала его плач. Да, да, она в этом уверена. Она до сих пор иногда слышит, как он плачет в ночи, как просит ее прийти и утешить его.

Только когда она заходит в детскую и заглядывает в колыбельку, там пусто. Как пусто в ее чреве.

Говорят, что она сошла с ума. О, она слышит, о чем шепчутся оставшиеся слуги, она видит, как они смотрят на нее. Но она не сумасшедшая.

«Не сумасшедшая, не сумасшедшая», — твердила Амелия, меряя шагами спальню, которую когда-то превратила во дворец чувственности.

Теперь постельное белье меняют редко, а шторы всегда плотно задернуты. И вещи из дома пропадают. Ее слуги — воры. О, она знает, что они воры и негодяи. И доносчики.

Они следят за ней. Перешептываются за ее спиной.ак-нибудь ночью они убьют ее в постели. Как-нибудь ночью...

Она не может спать из-за страха смерти. Она не может спать из-за плача сына, звучащего в ее голове. Сын зовет ее. Зовет ее...

Она вспомнила, что ходила к колдунье. За защитой. За знанием. Расплатилась она рубиновым браслетом, когда-то подаренным Реджинальдом. Рубинами в форме сердец, сверкающими в ледяном блеске бриллиантов, она расплатилась за амулеты гри-гри[1]. Один теперь хранится у нее под подушкой, другой — в шелковом мешочке — на груди. Она дорого заплатила за заклятие. Заклятие, которое не подействовало.

Потому что ее ребенок жив. Вот знание, которое открыла ей колдунья, и это знание стоит больше тысяч рубинов.

Ее ребенок выжил. Выжил! Реджинальд должен его найти. Он должен вернуть ребенка, вернуть ей, матери.

Реджинальд должен найти ребенка, должен заплатить столько, сколько потребуется.

«Тихо, тихо», — осадила она себя, чувствуя, как вопли рвутся из горла. Он поверит ей, если она будет спокойна. Если она будет красива, он выслушает ее.

Красота соблазняет мужчин. Красивая и обаятельная женщина может получить все, что пожелает.

Она повернулась к зеркалу и увидела то, что хотела увидеть. Красоту, очарование, изящество. Она не видела, что красное платье морщится свободными складками на обвисшей груди, топорщится на исхудавших бедрах и придает бледной коже болезненную желтизну. Зеркало отражало спутанные волосы, горящие безумием глаза, грубо нарумяненные щеки... но Амелия видела себя такой, какой была когда-то.

Юной и прекрасной, желанной и лукавой.

С вновь обретенной уверенностью, тихо напевая, она сошла вниз ждать своего любовника.

—Лаванда голубая, дилли, дилли. Лаванда зеленая...

В гостиной пылал огонь в камине, светились газовые лампы.

«Слуги тоже постарались», — подумала она, натянуто улыбнувшись. Знают, что придет хозяин, хозяин, который им платит.

Но им это не поможет. Она скажет Реджинальду, что он должен всех их прогнать и нанять новых.

И пусть наймет няню для ее сына, для Джеймса, когда мальчик вернется к ней. Ирландку. Они здоровые и веселые. Джеймс должен расти в радости.

Амелия заметила на буфете виски, но налила себе немного вина. И села ждать.

Он опаздывал на час, и нервы у нее начали сдавать. Она налила себе второй бокал вина, затем третий. А когда увидела в окно его экипаж, забыла об осторожности и спокойствии и бросилась к дверям.

—Реджинальд! Реджинальд! — Задыхаясь от горя и отчаяния, обвивших ее шипящими змеями, она выскочила на крыльцо.

—Амелия, держите себя в руках. — Он схватил ее за костлявые плечи и впихнул в дом. — Что скажут соседи?

Он быстро вошел и закрыл дверь, суровым взглядом отпугнул слугу, кинувшегося за его шляпой и тростью.

—Мне все равно! О, почему вы не приходили? Я так нуждалась в вас... Вы получали мои письма? Слуги! Слуги лгут. Они не отсылали их. Я здесь, как в тюрьме.

—Не говорите чепуху, Амелия, — не сдержав гримасу отвращения, он уклонился от ее объятий. — Мы же договорились, что вы не будете искать меня в моем доме.

—Вы не приходили. Мне было одиноко. Я...

—Я был занят. Идемте. Присядьте. Успокойтесь.

Пока он вел ее в гостиную, она цеплялась за его руку.

—Реджинальд. Ребенок. Ребенок...

—Да, да, — Харпер высвободился, подтолкнул ее в кресло и отошел к буфету налить себе виски. — Какое несчастье... Врач сказал, что ничего нельзя было сделать, а вы нуждались в отдыхе и покое. Я слышал, вы были нездоровы.

—Ложь. Это все ложь.

Он повернулся к ней, вгляделся в ее лицо, заметил, как висит на исхудавшем теле платье.

—Я и сам вижу, что вы нездоровы, Амелия. Думаю, вам пойдет на пользу морской воздух, — равнодушно улыбаясь, он облокотился на каминную полку. — Не хотите пересечь океан? Надеюсь, морское путешествие успокоит ваши нервы и вернет вам здоровье.

—Я хочу моего ребенка. Он все, что мне нужно.

—Ребенок умер.

—Нет, нет, нет! — Она вскочила, снова вцепилась в него. — Они украли его. Реджинальд, он жив! Наш ребенок жив. Врач, повитуха, они все были в заговоре. Я теперь это знаю, я понимаю это! Вы должны пойти в полицию, Реджинальд. Вас они выслушают. А еще вы должны заплатить любой выкуп, если потребуется.

—Амелия, это безумие, — он отцепил от лацканов сюртука ее пальцы. — В полицию я не пойду ни в коем случае.

—Тогда пойду я. Завтра же я обращусь в участок.

Его улыбка исчезла, лицо окаменело.

—Вы не сделаете ничего этого. Вы отправитесь на корабле в Европу. Десять тысяч долларов помогут вам обустроиться в Англии. Это мой прощальный подарок вам.

—Прощальный? — Ноги подкосились, и она рухнула в кресло, ухватившись за подлокотник. — Вы... вы бросаете меня?

—Нас больше ничего не связывает. Я прослежу, чтобы вы хорошо устроились, и, уверен, морское путешествие восстановит ваше здоровье. В Лондоне вы сможете найти другого покровителя.

—Как я могу уехать в Лондон, если мой сын...

—Вы уедете, — прервал Реджинальд и отхлебнул виски. — Или не получите ничего. У вас нет сына. У вас нет ничего, кроме того, что я соблаговолю вам дать. Дом, в котором вы живете, одежда и драгоценности, которые вы носите, принадлежат мне. Было бы разумно помнить, как легко я могу все это забрать.

—Забирайте, — прошептала она, и вдруг что-то в его лице подсказало правду ее расколотому сознанию. — Вы хотите избавиться от меня, потому что... вы знаете. Это вы забрали моего ребенка.

Харпер допил виски, не сводя с нее пристального взгляда, и поставил пустой стакан на каминную полку.

—Вы думали, что я позволю такому жалкому существу, как вы, воспитывать моего сына?

— Моегосына! — она снова вскочила, выставив руки с согнутыми, будто когти, пальцами.

Оплеуха остановила ее.

За два года покровительства он ни разу не поднял на нее руку...

—Выслушайте меня очень внимательно. Никто не узнает, что мой сын рожден шлюхой. Он вырастет в Харпер-хаусе как мой законный наследник.

—Ваша жена...

—Поступит, как ей прикажут. Как и вы, Амелия.

—Я пойду в полицию.

—И что вы там скажете? Врач и повитуха, принимавшие у вас роды, подтвердят, что вы родили мертвую девочку, а другие подтвердят, что моя жена родила здорового мальчика. Кто вы такая, Амелия, чтобы противостоять мне? Что значит ваше слово против моего слова или слов врача? Ваши собственные слуги поклянутся, что вы были больны и странно вели себя.

—Как вы можете так поступать?..

—Мне нужен сын. Думаете, я выбрал вас по влечению сердца? Вы молодая и здоровая, вернее, были здоровой. Вам щедро платили за ваши услуги. И за эту услугу вы получите хорошее вознаграждение.—Вы не отнимете его у меня! Он мой.

—Вам принадлежит лишь то, что позволю я. Дай вам возможность, вы бы от него избавились. Вы не увидите его ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Через три недели вы уедете. На ваше имя будет переведено десять тысяч долларов, а до тех пор я буду оплачивать ваши счета. Это все, что вы получите.

Он направился к дверям.

—Я убью вас! — крикнула Амелия.

Эти слова лишь вызвали у него усмешку.

—Вы жалкое создание, как и все шлюхи. Запомните, Амелия, если вы посмеете приблизиться ко мне или к тому, что принадлежит мне, вас арестуют и поместят в психиатрическую лечебницу как сумасшедшую, представляющую угрозу для окружающих. — Он жестом приказал слуге принести шляпу и трость. — Уверяю, вам там не понравится.

Она завизжала, дергая себя за волосы, разрывая платье, раздирая ногтями в кровь свое тело.

И когда разум окончательно покинул ее, она медленно побрела наверх в изорванном платье, мурлыкая под нос колыбельную.