Виктор Суворов - не Александр. Книги 11 и 12

Виктор Суворов - не Александр. Книга одиннадцатая.

К ЧИТАТЕЛЯМ! (из моей первой одноимённой книги).
   Информация к размышлению. Виктор Суворов – литературный псевдоним Владимира  Резуна. Владимир Резун – Гражданин СССР, профессиональный разведчик; в 1978 году бежал в Великобританию. В СССР заочно приговорён к смертной казни.
   Виктор Суворов – профессиональный разведчик, аналитик – и уже это расставляет точки над i. Он низвергает Георгия Константиновича Жукова и как полководца, и как человека – в котором-де не было ничего святого и хорошего. Такого быть не может. Я – черно-белый в душе, творю и хорошее, и плохое. Я не видел людей до конца хороших или плохих. Мы – черно-белые все. Какие мы бываем больше или меньше в этом – зависит от бесконечно многих причин. Вывод мой: деятельность Жукова – и как полководца, и как человека – в трудах В. Суворова освещена категорически отрицательно. Сказать – было только плохо или было только хорошо в действиях человека можно при участии его в одном событии – ито с оглядкой; Жуков прошёл сотни важных по значению событий, включая  эпохальные, и говорить о действиях человека такой судьбы только отрицательно – неразумно, а то и подло. Не даёт писатель-ниспровергатель Жукову даже и головы приподнять. В каких целях делает такую тиранию по отношению к обвиняемому – это знает лишь В. Суворов. Можно освещать и односторонне, но надо об этом предупреждать читателей, - иначе или ты их дурачишь в каких-то целях, или не ведаешь, что творишь. Посему, я буду придерживаться больше позиции адвоката Жукова, чтобы постараться уровнять позиции при определении – кто есть Жуков.
   Виктор Суворов – сильный писатель и отличный аналитик; не зря он – разведчик – сиречь шпион. Но если он такой, то есть опасность, что за силой документов, доказательств, анализов – могут быть подвохи от него (как от разведчика), но могут быть и его “проколы”, как говорят сыщики и контрразведчики. Попробую уловить В. Суворова на его проколах – то есть буду действовать как контрразведчик, но в этом я – абсолютный неуч.
   Тексты из книг Виктора Суворова и другие будут прямым шрифтом; мои тексты – курсивом. Выделения текстов и в текстах, подчёркивания – мои.
   Добавляю к обращению в этой книге. Обязательно прочитайте мою предыдущую книгу, чтобы лучше понимать, то – о чём речь поведу.

   Виктор Суворов. “Тень победы”. Глава 17. ПРО ВЫДАЮЩУЮСЯ РОЛЬ.

   Командующие Центральным и Воронежским фронтами генералы армии К.К. Рокоссовский и Н.Ф. Ватутин получили от Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза И.В. Сталина три предупреждения о подготовке германского наступления. Сталин предупреждал Рокоссовского, Ватутина 2 мая, 20 мая и 2 июля о том, что германское командование готовит фланговые удары по войскам двух фронтов. И Центральный, и Воронежский фронты к отражению германского наступления были готовы.
   В ночь на 5 июля 1943 года из штаба 13-й армии на командный пункт Центрального фронта было передано сообщение о захвате германских саперов, которые расчищали проходы в советских минных полях и снимали проволочные заграждения. Пленные показали: начало германского наступления – в 3 часа ночи, ударные группировки уже заняли исходное положение. До начала германского наступления оставалось чуть больше часа.
   Артиллерия Центрального фронта находилась в полной готовности к проведению артиллерийской контрподготовки. Заранее был спланирован огневой удар 506 орудий, 468 минометов и 117 реактивных установок залпового огня по исходным районам германских войск. Планировалось прямо перед началом немецкого наступления нанести по изготовившимся к наступлению войскам противника сокрушительный артиллерийский удар. Этот огневой налет замышлялся очень коротким. Всего 30 минут. Но интенсивность огня – исключительная.
   Артиллерия соседнего Воронежского фронта тоже находилась в готовности к проведению артиллерийской контрподготовки такой же продолжительности и мощи.
   Но сведения о точном времени начала германского наступления сомнительны. Понятно, что пленные саперы заговорили сразу и говорили только правду. В разведывательных отделениях, отделах и управлениях советских штабов умели беседовать с пленными так, что они сразу сознавались во всем. Однако, захваченные саперы могли точного времени и не знать, или могли ошибаться.
   Если наша артиллерия начнет контрподготовку раньше запланированного немцами срока наступления, то мы истратим тысячи тонн снарядов по пустым полям и рощам. Может оказаться что, немецкие ударные группировки еще не вышли в исходные районы. Если проведем контрподготовку позже, то результат будет такой же. Удар будет нанесен по пустым площадям, ибо основная масса германских войск, покинув исходные районы, уже выдвигается к переднему краю.
   Итак, вышли главные силы  немцев в исходные районы или еще не вышли? А, может быть, уже их покинули? Ночь, темнота, посылай разведывательные самолеты – они сверху все равно ничего не увидят. Что делать? Ошибка и в ту, и в другую сторону в одинаковой мере крайне нежелательна. В случае ошибки прямо в момент начала  величайшего сражения наша артиллерия попусту истратит половину своих снарядов.
   В фильме "Освобождение" артист Ульянов изобразил Жукова на Курской дуге. Представитель Ставки ВГК, заместитель Верховного главнокомандующего Маршал Советского Союза Жуков появляется в штабе Центрального фронта, которым командовал генерал армии Рокоссовский. Жуков оценивает обстановку, мучительно рассуждает, наконец, взвесив все, решительно отдает приказ...
   Тот же исторический  момент описывает Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский. Жуков действительно прибыл на командный пункт Центрального фронта накануне сражения, но приписываемой ему решимости не проявил. Приказ о начале контрподготовки на свой страх и риск принимал сам Рокоссовский. Риск практически смертельный. Если Рокоссовский ошибся в  расчете времени, сражение на Курской дуге может быть проиграно. По-следствия такого поражения могут быть для Советского Союза катастрофическими. Поэтому перед тем, как отдать приказ, Рокоссовский просил Жукова, как старшего начальника, утвердить принятое решение. Но Жуков ответственности на себя не брал. Жуков от ответственности всегда уклонялся решительно и энергично. Позиция Жукова в данном случае: ты – Рокоссовский, ты командующий Центральным фронтом, ты и командуй.
   "Теперь о личной  работе Г.К. Жукова как представителя Ставки на Центральном фронте. В своих воспоминаниях он широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовительный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью и, если нужно, с подтверждением живых еще свидетелей, что изложенное Жуковым Г.К. в этой статье не соответствует действительности и им выдумано. Находясь у нас в штабе в ночь перед началом вражеского наступления, когда было получено донесение командующего 13-й армией генерала Пухова о захвате вражеских саперов, сообщавших о предполагаемом начале немецкого наступления, Жуков Г.К. отказался даже санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом. Решиться на это мероприятие необходимо было немедленно, так как на запрос Ставки не оставалось времени". ("ВИЖ" 1992 No3 С.31).
   Рокоссовский сам принял решение. По приказу Рокоссовского артиллерийская контрподготовка на Центральном фронте была начата ночью 5 июля 1943 года в 2 часа 20 минут. Это, собственно, и было началом Курской битвы.
   В 4 часа 30 минут, противник начал свою артиллерийскую подготовку, а в 5 часов 30 минут орловская группировка германских войск перешла в наступление.
   Рокоссовский продолжает рассказ: "В Ставку позвонил Г.К. Жуков примерно около 10 часов 5 июля. Доложив по ВЧ в моем присутствии Сталину о том (передаю дословно), что Костин (мой псевдоним) войсками управляет уверенно и твердо и что наступление противника успешно отражается. Тут же он попросил разрешения убыть ему к Соколовскому. После этого разговора немедленно от нас уехал. Вот так выглядело фактически пребывание Жукова Г.К. на Центральном фронте. В подготовительный к операции период Жуков Г.К. у нас на Центральном фронте не бывал ни разу".
   Вот такой личный вклад Жукова в разгром противника на Курской  дуге. В подготовительный период перед сражением, Жуков в войсках Центрального фронта не появлялся, и в войсках Воронежского фронта – тоже. Прибыл на Центральный фронт прямо накануне сражения. Никаких решений не принимал. Ответственность за решение, которое принял Рокоссовский, Жуков на себя не взял.
   Контрподготовку проводил не только Центральный, но и Воронежский фронт. Там решение на проведение контрподготовки принимал командующий фронтом генерал армии Н.Ф. Ватутин. Это решение было утверждено Маршалом Советского Союза А.М. Василевским. К проведению артиллерийской контрподготовки на Воронежском фронте Жуков вообще никакого отношения не имел. Его там не было.
   Жуков ничем себя на Центральном фронте не утруждал. Через четыре с половиной часа после начала сражения Жуков уехал на другой фронт. На самолете он лететь не мог – в воздухе развернулось настоящее сражение. От командного пункта Рокоссовского до командного пункта Соколовского – 740 километров по разбитым фронтовым дорогам, забитым войсками. Потому в первый самый трудный день Курской битвы великий стратег Жуков руководить сражением не мог. Он путешествовал. Возможно, и второй день – тоже.
   Самое интересное во всей этой истории вот что: 5 июля 1943 года в момент начала грандиозного сражения на Курской дуге Жуков поехал к Соколов-скому. Зачем?
   В тот момент судьба войны решалась на Курской дуге. Центральный и Воронежский фронты находятся в выступе, который врезался в территорию, занятую противником. Воронежский и Центральный фронты уже охвачены противником с севера, с запада и с юга. Противник взял эти фронты в гигантские клещи, он наносит удар по правому крылу Центрального фронта и по левому крылу Воронежского фронта. Если противник сокрушит и проломает оборону наших войск, то два фронта окажутся в мешке.
   Фронты Рокоссовского и Ватутина устояли, остановили противника и сами перешли в наступление. Но 5 июля 1943 года, в момент начала германского наступления, исход сражения не мог предсказать никто. Сражение вполне могло завершиться грандиозным поражением советских войск. И вот великий Жуков резво поскакал из Курского выступа, который мог стать западней. И гремела его сабля по верстовым столбам, как по штакетнику.
   А кто такой Соколовский, к которому так спешит непобедимый Жуков?
   Генерал-полковник (впоследствии Маршал Советского Союза) Соколовский Василий Данилович в  то время командовал Западным фронтом. Как мы помним, 26 августа 1942 года Жуков получил повышение  и сдал командование Западным фронтом. Вместо Жукова Западный фронт принял Конев, затем – Соколовский. В марте 1943 года Западный фронт под командованием Соколовского (но без Жукова), наконец взял Ржев, Вязьму и Сычевку. После этого на Западном фронте наступила оперативная пауза. Проще говоря, затишье. На Западном фронте без перемен. Летом 1943 года противник по Западному фронту ударов не наносил. Никто Западному фронту не угрожал. Судьба войны в тот момент на Западном фронте не решалась. Судьба войны решалась на Курской дуге, на Центральном и Воронежском фронтах, по флангам которых противник нанес удары колоссальной мощи.
   Отчего же в решающий момент войны Жуков несется с главного направления на второстепенное, на Западный фронт, которому ничто не угрожает?
   Ответ простой: он туда и несется именно потому, что Западному фронту ничто не угрожает. Жуков спешит на Западный фронт потому, что там спокойно.
   Но, может быть, на Западном фронте Жукова ждали неотложные дела? Может быть, на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы, указать Соколовскому на грозящие опасности? Все может быть. Но в этом случае надо так и писать историю: рассказать о тех неотложных делах, которые ждали Жукова вдали от Курской дуги, а про его выдающуюся роль в Курской битве скромно помолчать.
   Как только стало ясно, что на Курской дуге противник войсками Рокоссовского и Ватутина остановлен, что последнее наступление германской армии против Красной Армии окончательно  захлебнулось, что хребет германским танковым войскам переломан, Жуков снова появился на Курской дуге”.


   ИТАК…

   О двуличии Рокоссовского.

   Рокоссовский К. К. Книга “Солдатский долг”. (Москва. Воениздат. 1988).

“Говоря об оборонительных боях войск Центрального фронта на Курской дуге, мне хочется оттенить некоторые характерные моменты. Прежде всего – роль представителя Ставки. Г. К. Жуков долго был на Центральном фронте в подготовительный период, вместе с ним мы решали принципиальные вопросы организации и ведения оборонительных действий и контрнаступления. Не без его помощи были удовлетворены тогда многие наши запросы адресовавшиеся в Москву. А в самый канун битвы он опять прибыл к нам, детально ознакомился с обстановкой и утром 5 июля, в разгар развернувшегося уже сражения, доложил Сталину: командующий фронтом управляет войсками твердо, с задачей справится самостоятельно. И полностью передал инициативу в мои руки”.

   Приведённые Резуном высказывания Рокоссовского о Жукове. "Теперь о личной  работе Г.К. Жукова как представителя Ставки на Центральном фронте. В своих воспоминаниях он широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовительный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью и, если нужно, с подтверждением живых еще свидетелей, что изложенное Жуковым Г.К. в этой статье не соответствует действительности и им выдумано. <…>. В подготовительный к операции период Жуков Г.К. у нас на Центральном фронте не бывал ни разу (моя ремарка: и при таких-то обвинениях на Жукова товарищ маршал Рокоссовский кокетничает красной девицей, - конкретности доказательств от маршала Рокоссовского – нет. – М.А.) ".

   В предыдущей книге я оценил это высказывание Рокоссовского – как откровенную ложь на Жукова. Двуличие Рокоссовского – очевидное.
   Нагородили В. Суворов с Рокоссовским по-крупному на Жукова, прогремели В. Суворов с Рокоссовским головой истины по штакетнику словес, и остались от истины для читателей: демагогия, крючкотворство, - ложь. Вменяется Жукову в вину бездействия и трусость до и во время Курской битвы.   
   Вот отголосок лжи – брёх их, их брёх – от Рокоссовского в придачу в передаче невнимательным читателям Резуном-В.Суворовым (прямо стишком говорю).
   Выводы Резуна. “Вот такой личный вклад Жукова в разгром противника на Курской  дуге. В подготовительный период перед сражением Жуков в войсках Центрального фронта не появлялся, и в войсках Воронежского фронта – тоже. Прибыл на Центральный фронт прямо накануне сражения. Никаких решений не принимал. Ответственность за решение, которое принял Рокоссовский, Жуков на себя не взял”. Далее.

   О песенке Резуна и Рокоссовского.

   Приведённые Резуном высказывания Рокоссовского о Жукове. "Теперь о личной  работе Г.К. Жукова как представителя Ставки на Центральном фронте. В своих воспоминаниях он широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовитель-ный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью и, если нужно, с подтверждением живых еще свидетелей, что изложенное Жуковым Г.К. в этой статье не соответствует действительности и им выдумано. <…>. В подготовительный к операции период Жуков Г.К. у нас на Центральном фронте не бывал ни разу ".

   Слова Рокоссовского. “Находясь у нас в штабе в ночь перед началом вражеского наступления, когда было получено донесение командующего 13-й армией генерала Пухова о захвате вражеских саперов, сообщавших о предполагаемом начале немецкого наступления, Жуков Г.К. отказался даже (Рокоссовский выбрал слово “даже”, которое означает то, что Жуков не справлялся даже с элементарными своими обязанностями – ничего не предпринимал. – М. А.) санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом. Решиться на это мероприятие необходимо было немедленно, так как на запрос Ставки не оставалось времени". ("ВИЖ" 1992 No3 С.31).

   Слова Резуна. “Вот такой личный вклад Жукова в разгром противника на Курской  дуге. В подготовительный период перед сражением, Жуков в войсках Центрального фронта не появлялся, и в войсках Воронежского фронта – тоже. Прибыл на Центральный фронт прямо накануне сражения. Никаких решений не принимал. Ответственность за решение, которое принял Рокоссовский, Жуков на себя не взял.
   Фронты Рокоссовского и Ватутина устояли, остановили противника и сами перешли в наступление. Но 5 июля 1943 года, в момент начала германского наступления, исход сражения не мог предсказать никто. Сражение вполне могло завершиться грандиозным поражением советских войск. И вот великий Жуков резво поскакал из Курского выступа, который мог стать западней. И гремела его сабля по верстовым столбам, как по штакетнику.
   Отчего же в решающий момент войны Жуков несется с главного направления на второстепенное, на Западный фронт, которому ничто не угрожает?
   Ответ простой: он туда и несется именно потому, что Западному фронту ничто не угрожает. Жуков спешит на Западный фронт потому, что там спокойно”.

   Как говорится, из хорошей песенки слов не выкинешь.
   Какую же песенку спели о Жукове господин Резун и товарищ Рокоссовский? Вполне хорошую, в смысле своей силы. Тянет эта песенка Жукову – на военный трибунал, с привлечением Смерша. Жукову вменяется: бездействие при подготовке операции стра-тегического значения, уклонение от командования, тем более, в критический момент боя, оставление позиции в критический момент боя, фактически, - дезертирство. Статей вполне хватит вплоть до расстрела Жукова за бездействие, трусость и дезертирство.

   Слова Рокоссовского. “В подготовительный к операции период Жуков Г.К. у нас на Центральном фронте не бывал ни разу ".

   Жуков и свидетели для опровержения обвинений Рокоссовского (и Резуна).

   Из книги Жукова. “К предстоящим сражениям в районе Курска советские войска готовились в мае и июне. Лично мне пришлось оба эти месяца провести в войсках Воронежского и Центрального фронтов, изучая обстановку и ход подготовки наших войск к предстоящим действиям.
   Вот одно из типичных донесений того времени в Ставку Верховного Главнокомандования.
"22.5.43. 4.48. Товарищу Иванову (Сталину. – М.А.). Докладываю обстановку на 21.5.43 г. на Центральном фронте. На 21.5. всеми видами разведки установлено… (далее – по пунктам – передаётся сообщение. – М.А.)… Я лично был на переднем крае 13-й армии (Центральный фронт. – М.А.), просматривал с разных точек оборону противника, наблюдал за его действиями, разговаривал с командирами дивизий 70-й и 13-й армий, с командующими Галаниным, Пуховым и Романенко и пришёл к выводу, что непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет (далее – по пунктам – передаётся сообщение. – М.А.). …сейчас пять отдельных дивизий, кроме стрелкового корпуса. Прошу вашего решения. Юрьев (Жуков. – М.А.). № 2069".  Хватит и этого официального документа, чтобы заявить о наглой лжи на Жукова товарища Рокоссовского и господ Резуна с резунятами. Но я продолжу.

   Слова Жукова. “В последних числах июня (1943 года. – М. А.) обстановка окончательно прояснилась, и для нас стало очевидно, что именно здесь, в районе Курска, а не где-нибудь в другом месте противник в ближайшие дни перейдет в наступление.
30 июня мне позвонил И.В. Сталин. Он сказал, чтобы я оставался на орловском направлении для координации действий Центрального, Брянского и Западного фронтов.
“На Воронежский фронт, - продолжал Верховный, - командируется Василевский”.
В эти дни, находясь на Центральном фронте, я вместе с К.К. Рокоссовским работал в войсках 13-й армии, во 2-й танковой армии и резервных корпусах. На участке 13-й армии, где ожидался главный удар противника, была создана исключительно большая плотность артиллерийского огня. В районе Понырей был развернут 4-й артиллерийский корпус резерва Главного Командования, имевший в своем составе 700 орудий и минометов. Здесь же были расположены все основные силы фронтовых артиллерийских частей".

   Свидетельство Василевского (из книги “Дело всей жизни”). “В середине июня (1943 года. – М. А.) Жуков, будучи первым заместителем наркома обороны, вновь находился в войсках на Курской дуге. В результате непрерывного и самого тщательного войскового наблюдения за противником как на Воронежском, так и на Центральном фронтах, а также по данным, поступавшим от всех видов разведки, нам уже точно было известно, что фашисты полностью изготовились к наступлению”.

   Свидетельство Бучина – водителя автомобилей Жукова (из книги “170 ООО километров с Г.К. Жуковым"). “Если чем и запечатлелось в памяти Курское побоище – думаю, так точнее называть полдень Великой Отечественной, а не Курская битва, - так это земляные работы в поле. По всему фронту и тылу на сотни километров на восток каждый день мелькали лопаты, подальше от фронта ревели экскаваторы, вывозили и привозили грунт. Натужно хрипели изношенные двигатели грузовиков, доставлявших бревна, мотки колючей проволоки, бетонные и стальные конструкции. Муравейник! Во внешне беспорядочном движении был свой порядок, проникнуть в который постороннему было не дано – строительство укреплений тщательно маскировалось. Доступны для обозрения ложные аэродромы, ложные артиллерийские позиции, скопления макетов танков и прочее.
   День за днем, неделя за неделей Жуков объезжал Курский выступ. Он вникал в мельчайшие детали строительства укреплений, установки заграждений. На моих глазах Георгий Константинович здорово озадачил саперов, предложив минировать местность шагах в пятидесяти от окопов и между ними. Я не специалист в этих делах, но так и непонятно, почему саперы сначала упирались. Потом, когда немцев отбили, Жуков снова объезжал некоторые из тех же районов (Центрального фронта. – М.А.), сильно изменившихся, обгоревшая земля, везде памятники прозорливости маршала: выгоревшие коробки немецких танков, прорвавших было наш передний край и нашедших гибель на минных полях в глубине обороны”.

   Ложь Рокоссовского (и Резуна) на Жукова – очевидна.

   Следующее обвинение Жукову от Рокоссовского.

   Слова Рокоссовского. “Находясь у нас в штабе в ночь перед началом вражеского наступления, когда было получено донесение командующего 13-й армией генерала Пухова о захвате вражеских саперов, сообщавших о предполагаемом начале немецкого наступления, Жуков Г.К. отказался даже (Рокоссовский выбрал слово “даже”, которое означает то, что Жуков не справлялся даже с элементарными своими обязанностями – ничего не предпринимал. – М. А.) санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом. Решиться на это мероприятие необходимо было немедленно, так как на запрос Ставки не оставалось времени". ("ВИЖ" 1992 No3 С.31).
   Слова Резуна. “Рокоссовский сам принял решение. По приказу Рокоссовского артиллерийская контрподготовка на Центральном фронте была начата ночью 5 июля 1943 года в 2 часа 20 минут. Это, собственно, и было началом Курской битвы”.

   Теперь я добавлю своё, как плюгавый, но всё же командир. Вот слова Резуна. “Рокоссовский сам принял решение”. Было начало стратегической операции, в которой решалась судьба страны. Спрашиваю. На каком основании отдал приказ Рокоссовский о начале превентивной контрподготовки без санкции представителя Сталина, заместителя Главнокомандующего Жукова, при том, что рядом был Жуков? По-Рокоссовскому получается, что игнорируя присутствие Жукова – он начал артподготовку стратегического значения без санкции Жукова. Никогда Рокоссовский на это бы не пошёл, ибо это нарушение субординации, которое карается трибуналом.
   Жуков не только был координатором своих фронтов (проверяющий и регулирующий), но также был первым заместителем наркома обороны (вторым был Василевский), к тому же Жуков был заместителем Верховного Главнокомандующего (фактически, мог, в случае надобности, быть командующим всеми фронтами).
   За действия Центрального фронта – особенно находясь на этом фронте – Жуков отвечал первым, а Рокоссовский – вторым. Все свои приказы, особенно важнейшие (как в данном случае), при присутствии рядом Жукова, Рокоссовский обязан был согласовывать с Жуковым. Если Рокоссовский начал стратегическую по значению пальбу без согласования, без санкции Жукова, тем более, в присутствии Жукова (так приказывал, будто рядом нет Жукова), - это зловещее нарушение субординации. Санкция от Жукова была наверняка .
   Слова Жукова. “К. К. Рокоссовский спросил меня: “Что будем делать? Докладывать в Ставку или дадим приказ на проведение контрподготовки?” – ”Времени терять не будем, Константин Константинович. Отдавай приказ, как предусмотрено планом фронта и ставки, а я сейчас позвоню Сталину и доложу о принятом решении”. Меня тут же соединили с Верховным. Он был в Ставке и только что кончил говорить с Василевским. Я доложил о принятом решении провести контрподготовку. И. В. Сталин одобрил решение и приказал чаще его информировать. “Буду в Ставке ждать развития событий”, - сказал он”.
   По-Рокоссовскому получается, что Жуков докладывал Сталину о решении Рокоссовского начать контрподготовку без его – Жукова – санкции. Это послевоенная сказка для детей маршала Рокоссовского.

   Рокоссовский подтвеждает свою ложь на Жукова своими словесами.

   Рокоссовский К. К. Книга “Солдатский долг”. (Москва. Воениздат. 1988).

“В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.
До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.
Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил (дал санкцию – определиться. – М. А.) решение этого вопроса мне. Благодаря этому (санкции. – М. А.) я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.
В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла.
Наша артиллерия открыла огонь в полосе 13-й и частично 48-й армий, где ожидался главный удар, как оказалось, всего за десять минут до начала артподготовки, намеченной противником”.
   Ложь Рокоссовского, что он действовал без санкции Жукова,- очевидна. Доказываю.
   Обостряю внимание читателей на часть текста от Рокоссовского. “Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне (Жуков дал санкцию нижестоящему – определиться с выбором. – М. А.). Благодаря этому (санкции. – М. А.) я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня”.
   Слова Рокоссовского – “Благодаря этому” – означают то, о чём я уже сказал читателям. Были даны санкция и приказ от Жукова Рокоссовскому – приступить к определению выбора: начинать или нет артиллерийскую контрподготовку. “Благодаря этому” (эти свои туманные слова Рокоссовский мог заменить на “благодаря этой санкции и приказу”), Рокоссовский “смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня”. Без санкции Рокоссовский молчал бы как рыба со всеми своими приказами. Рокоссовский не имел права при Жукове, без санкции Жукова, определяться и давать команду на огонь; в этом случае Рокоссовский мог просто высказать своё мнение Жукову, или спросить у Жукова – каково его решение, и может ли он – Рокоссовский – сам определиться с выбором действия. Только с санкции Жукова мог действовать Рокоссовский. Вторая санкция от Жукова была дана Рокоссовскому (о ней скромно умолчал Рокоссовский) после того, как Рокоссовский сообщил  Жукову о своём решении отдать приказ на открытие огня. Рокоссовский “железно” обязан был сообщить Жукову, который был рядом с ним, о своём окончательном решении и получить санкцию или запрет на своё решение. Если санкция дана – только после этого Рокоссовский мог отдать – и отдал (санкция была получена) – приказ начать контрподготовку. Сталин не стал бы спрашивать, в какой форме и дана ли была санкция от Жукова Рокоссовскому – ибо санкция подразумевается сама собой; Сталин просто спросил бы с Жукова за его санкции и приказы, за его действия – или бездействия – на Центральном фронте. Помните, как Жуков все свои действия согласовывал со Сталиным, - вот так и Рокоссовский не посмел бы и “пальчиком пошевелить”, и рот приоткрыть для своего приказа без согласования с Жуковым и без санкции от Жукова – тем более при присутствии рядом Жукова. Вот так это всё в реальности, а не в трёпе от товарища Рокоссовского, а за ним и господ резунов с резунятами – для несведущих читателей и слушателей. Не санкция была от Жукова, а были две санкции от Жукова (вторая санкция – решала всё). Рокоссовского туман “Благодаря этому” меняем на конкретное понятие “Благодаря этой санкции (Жукова)” – теперь видно, что санкция от Жукова была.

   Жуков прибыл на Центральный фронт вечером 4 июля и оказалось – буквально за несколько часов до наступления немцев. Обстановку полностью он, естественно, знать не мог. Это раз. Два. Он обговорил с Рокоссовским начало превентивной артподготовки и сказал ему действовать по плану, который был предварительно согласован со Сталиным. План предусматривал начало превентивной артподготовки, если явно близится по фронту начало нападения немцев. Жуков отдал право решать вопрос о начале артподготовки Рокоссовскому, ибо в тот момент лишь Рокоссовский знал точную обстановку на своём фронте. Если Рокоссовский – командующий Центральным фронтом – именно он должен наиболее точно знать – начать или нет тратить снаряды. Жуков просто предложил ему, дав “добро” (санкцию) на – определиться с началом артподготовки (фактически, определиться – готов ли фронт или не готов к действию, способны ли немцы начать наступление – за что и отвечал напрямую Рокоссовский). Превентивная артподготовка Центрального фронта, санкционированная представителем Сталина, при представителе Сталина – Жукове, началась по приказу командующего этого фронта Рокоссовского. Жуков первый отвечал за начало артподготовки, ибо он был старшим по званию и по должности. Рокоссовский это отлично знал. В той ситуации Рокоссовский абсолютно мог сослаться на предложение Жукова как на санкцию и приказ Жукова действовать по плану (предложение действовать по плану – равносильно приказу “открыть огонь!”, если уверен в чрезвычайной обстановке на своём фронте). Жуков видел, что Рокоссовский отдал приказ начать артподготовку. Жуков наблюдал артподготовку, начало действий враждующих сторон около пяти часов и потом уехал на другой фронт. Третье. Жуков о решении начать контрподготовку и о начале контрподготовки сообщил Сталину (заметьте, Жуков согласовал с вышестоящим решение начать пальбу – ибо с Жукова с первого спросится). Сталин лучше меня знал, что только с санкции, с приказа Жукова мог Рокоссовский определяться в решении о начале контрподготовки. Если Жуков сообщил, что Рокоссовский решился на пальбу, то в обязательном порядке Сталин спросил бы у Жукова – как именно Жуков решил действовать, ибо Жуков был не статистом возле Рокоссовского, а вышестоящим командиром. То, что Сталин утвердил решение начать контрподготовку, говорит о том, что Жуков доложил Сталину о своей поддержке решения Рокоссовского. С этого момента именно Жуков взял конкретно на себя долю отвечающего первым за исход контрподготовки. Да и в любом случае за начало контрподготовки первым отвечал – Жуков. А с какой стати Жуков должен был брать полную ответственность на себя, если огрехи были бы со стороны Центрального фронта (а они – как потом оказалось – были). Получается, что именно Рокоссовский хотел прикрыться на всякий случай прямым приказом Жукова (то есть, фактически, именно Рокоссовский хотел переложить всю вину на Жукова). Жуков честно разделил в той ситуации ответственность между собой и Рокоссовским. Жуков прав, предложив Рокоссовскому самому определиться – начинать или нет артподготовку. Высказывание Рокоссовского, будто всю ответственность на него свалил Жуков, я расцениваю как беспардонную демагогию, крючкотворство (фактически, ложь), чтобы принизить Жукова и возвысить свою смелость.
   Жуков на себя действительно лишнего не брал, но и не увиливал от ответственности, как об этом заявил миру (тебе читатель) бежавший (увильнувший) из своей страны предавший свою (нашу) страну В.Резун-ибн-В.Суворов.
   Слова Резуна. “Жуков от ответственности всегда уклонялся решительно и энергично”.
   В предыдущих книгах я говорил – какие! ответственности решительно и энергично брал на себя Жуков, да ещё и в какие! моменты войны (страшнее тех моментов для нашей страны не было за всю войну – да и вообще в истории страны!). Резун просто из-девается над несведущими читателями.
   Перевернём пластинку с одной и той же музыкой. Если бы сам Сталин появился вместо Жукова рядом с Рокоссовским – за несколько часов (в ночь) до атаки немцев, - наверняка, он спросил бы Рокоссовского, знает ли он обстановку… а если знает, уверен, что немцы сосредоточили войска для нападения, знает, где расположены их войска, знает о готовности немцев начать нападение, тогда, товарищ Рокоссовский, - действуй по плану. Это и есть санкция – даётся разрешение и приказ – свобода и обязанность – начать выбор: действовать по плану – если уверен, то открывай огонь. Такая форма санкции и приказа от вышестоящего: свобода – начать самому соображать в выборе – как тебе действовать (вот на эту-то форму санкции и обиделся Рокоссовский на Жукова).
   Если бы в присутствии Сталина Рокоссовский определился с выбором – начать контрподготовку, - то он в обязательном порядке должен сообщить Сталину о своём выборе. В таком случае Сталин даёт санкцию или отменяет окончательное решение Рокоссовского.
   Напомню санкцию и приказ Жукова Рокоссовскому: ”Времени терять не будем, Константин Константинович. Отдавай приказ, как предусмотрено планом фронта и ставки”. Последнее предложение – это и есть санкция и приказ Рокоссовскому определиться с выбором, то есть, какой приказ отдать своему – Центральному –  фронту. Рокоссовскому пришлось поднапрячься. А как же иначе – на то он и полный хозяин своего фронта. Пришлось соображать при большой ответственности. Рокоссовский ответил бы за решение – вторым (если кто-то возмутится – подобно лицемерному Резуну, - тем, что Рокоссовский должен отвечать, так я скажу вопросом:  почему командующий, которому вверен важнейший в стратегическом значении фронт, вверены стратегические секреты, не должен отвечать за свои решения и приказы? – он что? – цветочек аленький?).
   Геройство Рокоссовского было бы тогда, когда бы времени и связи согласовать действие с вышестоящими  действительно не было, и он самочинно приказал бы открыть огонь ввиду чрезвычайного положения (по плану -  на такой приказ он имел право, но это было бы для Рокоссовского очень рискованно). После установления контакта с вышестоящими, он, в обязательном порядке, должен был бы отчитаться за свои действительно рискованные действия (или пан, или пропал).
   Конкретно было не так. Жуков находился рядом с ним; с санкции Жукова Рокоссовский определился – начать контрподготовку; по согласованию Жукова и Сталина (Рокоссовский при этом был сбоку-припёку – за него и за себя отвечал Жуков), с упором на окончательное решение Рокоссовского,  была начата упреждающая артиллерийская контрподготовка. Было коллективное решение об открытии огня. Если был бы провал контрподготовки, то именно Жуков ответил бы гораздо больше, чем Рокоссовский, за этот провал. Геройства Рокоссовского в его решениях и приказах нет. Шла обычная военная работа, связанная с риском для всех планировщиков, командиров и исполнителей – включая Рокоссовского. 
   Если Рокоссовский открыл огонь – санкция Жукова на открытие огня была наверняка. И только так! Если бы Жуков не дал санкцию, а Рокоссовский всё же приказал начать контрподготовку – судьба Рокоссовского была бы весьма незавидная (действиями Рокоссовского занимался бы уже не Жуков, а военный трибунал – да и Смерш, - возможно, и психиатры). Только так! – иначе нет армии. То, что нагородил Рокоссовский на Жукова в этом деле, и который нагород радостно подхватил Резун, -  это филькина грамота. Рокоссовский не привёл никаких доказательств, что он действовал без санкции Жукова, а причина скромности Рокоссовского в том, что санкцию от Жукова – он получил (для своего же спасения). Только и всего.
   Вспомним, как Жуков, командуя фронтами в битве под Москвой (о том в первой моей книге), жёстко “отпел” Рокоссовскому за неисполнение его – жуковского – приказа. В Курской битве командовал фронтами тот же человек – Жуков. Да Рокоссовский и ни пикнул бы, чтобы нарушить субординацию при Жукове; Рокоссовский и подумать бы не решился, чтобы начинать самовольные действия на фронте при Жукове. Сказки про Жукова он стал выдумывать после войны.

   Я сказал о классической лжи деликатного Рокоссовского на Жукова в предыдущей и в этой книгах. А вот нюанс о деликатности неделикатного Жукова в своих воспоминаниях о Рокоссовском. Слова Жукова.  “Не были точно выявлены места сосредоточения в исходном положении и конкретное размещение целей в ночь с 4 на 5 июля. Хотя при тех разведывательных средствах, которыми мы тогда располагали, нелегко было точно установить месторасположение целей, но всё же можно было сделать значительно больше, чем это было сделано. В результате нам пришлось вести огонь в ряде случаев не по конкретным целям, а по площадям. Это давало возможность противнику избежать массовых жертв”. То есть Рокоссовский не располагал точными сведениями о расположении войск противника. Жуков сказал “мы тогда располагали”, “нам пришлось”. Рокоссовский напрямую отвечал за то, что творилось на его фронте. Не было полностью выявлено у Центрального фронта расположение войск противника. Жуков берёт часть вины на себя, ибо командует и Центральным фронтом. Мог Жуков спокойно сказать, что Рокоссовский не выявил точное месторасположение войск немцев. Жуков применил слова “мы”, “нам”. В то время Жуков командовал тремя фронтами (включая фронт Рокоссовского). Рокоссовский командовал одним фронтом. В любом случае Жуков отвечал первым за приказ, ибо был выше Рокоссовского по званию и должности и находился он возле Рокоссовского, - потому-то он честно взял часть вины на себя, не сваливая всё на Рокоссовского. Как старший – Жуков взял Рокоссовского под свою защиту.
   Возвеличивать действия Ватутина и Василевского, которые возвеличил Резун, я не буду – по той простой причине, что не знаю точно, как там конкретно было во время их решения о начале контрподготовки (возможно, Василевский созвонился со Сталиным, и Сталин приказал начать контрподготовку, - в таком случае ничего тут смелого и величественного нет). Кстати, Василевский перед началом контрподготовки был трое суток на фронте Ватутина, а трое суток – это не несколько часов у Жукова (из них большинство – ночные часы) на фронте Рокоссовского. Так что сравнивать их действия – некорректно.
   Изучив характер Жукова, позволю сказать читателям вот о чём. Честно – моё мнение. Если бы на месте Рокоссовского оказался Жуков, то он – в той обстановке – воспринял бы требование координатора (требование, о котором была речь) – как само собой разумеющееся. Жуков после войны “не катил бы бочку” на координатора. Жуков – не Резун, не Рокоссовский. Каждый определяется сам перед собой – по-своему.

   К заключению. Все мы “спотыкаемся” – не обошло это и Рокоссовского. Но я скажу и хорошее о Рокоссовском. Рокоссовский был действительно смелым и мужественным человеком. Он остался навсегда верен нашей Родине. Рокоссовский был выдающимся полководцем (по-своему сильнее Жукова). Рокоссовский, в общем-то, был человеком, с которого надо брать пример порядочности, уважительного отношения к людям – он был таким даже во время войны (и как только он это: умудрялся оставаться таким даже на фронте?).

   Свои оценки жуковским “путешествиям” (ехидное слово, выбранное Резуном по отношению к действиям Жукова во время Курской битвы) я дам в следующей книге, и дам я оценку словесным “путешествиям” Резуна.

   ПОСЛЕ СКАЗАННОГО. Сталин поставил Жукова командовать объединёнными фронтами в то время, когда немцы были около Москвы. Сталин поставил Жукова командовать в битве стратегического значения (Курская битва) тремя фронтами, которые расположились по центру всех фронтов, - реально, Жуков опять напрямую защищал Москву объединёнными фронтами. Защищая Москву от гитлеровцев и прогитлеровской “цивильной” Европы, Жуков защищал Резуна и резунят  (которые теперь “долбят” сладострастно и безоглядно своего спасителя, отрабатывая перед нынешней “цивильной” Европой и для саморекламы); Жуков защищал всех нас от гитлеровского порабощения и уничтожения; Жуков защищая Москву, защищал  жизнь нашего государства. Право читателя – рассуждать по-своему.

               МИХАИЛ АНПИЛОГОВ. ГОРОД ПАВЛОВСК ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ.

                01-07.11.2013.

-=-=-=-


Виктор Суворов - не Александр. Книга двенадцатая.

К ЧИТАТЕЛЯМ! (из моей первой одноимённой книги).
   Информация к размышлению. Виктор Суворов – литературный псевдоним Владимира Резуна. Владимир Резун – Гражданин СССР, профессиональный разведчик; в 1978 году бежал в Великобританию. В СССР заочно приговорён к смертной казни.
   Виктор Суворов – профессиональный разведчик, аналитик – и уже это расставляет точки над i. Он низвергает Георгия Константиновича Жукова и как полководца, и как человека – в котором-де не было ничего святого и хорошего. Такого быть не может. Я – черно-белый в душе, творю и хорошее, и плохое. Я не видел людей до конца хороших или плохих. Мы – черно-белые все. Какие мы бываем больше или меньше в этом – зависит от бесконечно многих причин. Вывод мой: деятельность Жукова – и как полководца, и как человека – в трудах В. Суворова освещена категорически отрицательно. Сказать – было только плохо или было только хорошо в действиях человека можно при участии его в одном событии – ито с оглядкой; Жуков прошёл сотни важных по значению событий, включая  эпохальные, и говорить о действиях человека такой судьбы только отрицательно – неразумно, а то и подло. Не даёт писатель-ниспровергатель Жукову даже и головы приподнять. В каких целях делает такую тиранию по отношению к обвиняемому – это знает лишь В. Суворов. Можно освещать и односторонне, но надо об этом предупреждать читателей, - иначе или ты их дурачишь в каких-то целях, или не ведаешь, что творишь. Посему, я буду придерживаться больше позиции адвоката Жукова, чтобы постараться уровнять позиции при определении – кто есть Жуков.
   Виктор Суворов – сильный писатель и отличный аналитик; не зря он – разведчик – сиречь шпион. Но если он такой, то есть опасность, что за силой документов, доказательств, анализов – могут быть подвохи от него (как от разведчика), но могут быть и его “проколы”, как говорят сыщики и контрразведчики. Попробую уловить В. Суворова на его проколах – то есть буду действовать как контрразведчик, но в этом я – абсолютный неуч.
   Тексты из книг Виктора Суворова и другие будут прямым шрифтом; мои тексты – курсивом. Выделения текстов и в текстах, подчёркивания – мои.
   Добавляю к обращению в этой книге. Обязательно прочитайте мои предыдущие книги, чтобы лучше понимать, то – о чём речь поведу.

   Виктор Суворов. “Тень победы”. Глава 17. ПРО ВЫДАЮЩУЮСЯ РОЛЬ.

   “Вот такой личный вклад Жукова в разгром противника на Курской  дуге. В подготовительный период перед сражением, Жуков в войсках Центрального фронта не появлялся, и в войсках Воронежского фронта – тоже. Прибыл на Центральный фронт прямо накануне сражения. Никаких решений не принимал. Ответственность за решение, которое принял Рокоссовский, Жуков на себя не взял.
   Контрподготовку проводил не только Центральный, но и Воронежский фронт. Там решение на проведение контрподготовки принимал командующий фронтом генерал армии Н.Ф. Ватутин. Это решение было утверждено Маршалом Советского Союза А.М. Василевским. К проведению артиллерийской контрподготовки на Воронежском фронте Жуков вообще никакого отношения не имел. Его там не было.
   Жуков ничем себя на Центральном фронте не утруждал. Через четыре с половиной часа после начала сражения Жуков уехал на другой фронт. На самолете он лететь не мог – в воздухе развернулось настоящее сражение. От командного пункта Рокоссовского до командного пункта Соколовского – 740 километров по разбитым фронтовым дорогам, забитым войсками. Потому в первый самый трудный день Курской битвы великий стратег Жуков руководить сражением не мог. Он путешествовал. Возможно, и второй день – тоже.
   Самое интересное во всей этой истории вот что: 5 июля 1943 года в момент начала грандиозного сражения на Курской дуге Жуков поехал к Соколовскому. Зачем?
   В тот момент судьба войны решалась на Курской дуге. Центральный и Воронежский фронты находятся в выступе, который врезался в территорию, занятую противником. Воронежский и Центральный фронты уже охвачены противником с севера, с запада и с юга. Противник взял эти фронты в гигантские клещи, он наносит удар по правому крылу Центрального фронта и по левому крылу Воронежского фронта. Если противник сокрушит и проломает оборону наших войск, то два фронта окажутся в мешке.
   Фронты Рокоссовского и Ватутина устояли, остановили противника и сами перешли в наступление. Но 5 июля 1943 года, в момент начала германского наступления, исход сражения не мог предсказать никто. Сражение вполне могло завершиться грандиозным поражением советских войск. И вот великий Жуков резво поскакал из Курского выступа, который мог стать западней. И гремела его сабля по верстовым столбам, как по штакетнику.
   А кто такой Соколовский, к которому так спешит непобедимый Жуков?
   Генерал-полковник (впоследствии Маршал Советского Союза) Соколовский Василий Данилович в  то время командовал Западным фронтом. Как мы помним, 26 августа 1942 года Жуков получил повышение  и сдал командование Западным фронтом. Вместо Жукова Западный фронт принял Конев, затем – Соколовский. В марте 1943 года Западный фронт под командованием Соколовского (но без Жукова), наконец взял Ржев, Вязьму и Сычевку. После этого на Западном фронте наступила оперативная пауза. Проще говоря, затишье. На Западном фронте без перемен. Летом 1943 года противник по Западному фронту ударов не наносил. Никто Западному фронту не угрожал. Судьба войны в тот момент на Западном фронте не решалась. Судьба войны решалась на Курской дуге, на Центральном и Воронежском фронтах, по флангам которых противник нанес удары колоссальной мощи.
   Отчего же в решающий момент войны Жуков несется с главного направления на второстепенное, на Западный фронт, которому ничто не угрожает?
   Ответ простой: он туда и несется именно потому, что Западному фронту ничто не угрожает. Жуков спешит на Западный фронт потому, что там спокойно.
   Но, может быть, на Западном фронте Жукова ждали неотложные дела? Может быть, на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы, указать Соколовскому на грозящие опасности? Все может быть. Но в этом случае надо так и писать историю: рассказать о тех неотложных делах, которые ждали Жукова вдали от Курской дуги, а про его выдающуюся роль в Курской битве скромно помолчать.
   Как только стало ясно, что на Курской дуге противник войсками Рокоссовского и Ватутина остановлен, что последнее наступление германской армии против Красной Армии окончательно  захлебнулось, что хребет германским танковым войскам переломан, Жуков снова появился на Курской дуге”.

   ИТАК… Для начала расскажу-ка я сказочку (чуток в стишке). “Жил да был такой маршал Жуков. Трусливый аж до земли и хитрющий аж до небес. Любил носить он маршальские погоны и при этом чего такого военного не делать (не умел и не хотел). Началась великая баталия. Поглядел маршал на такое батальное светопреставление, да и кумекает: “Эге-е!.. Да тут и голову натурально могут оторвать”. И говорит маршал Жуков своему подчиненному: “Ты, Костя, тут побудь-ка, вместо меня покомандуй, а мне не резон – ждут неотложные дела на севере”. Оставил маршал Жуков юг, да и рванул на север, гремя саблей по верстовым столбам. Глядь поглядь он с севера, - ан, уж Костя-то – победил, баталия-то – закончилась. Прогремел опять саблей по верстовым столбам маршал Жуков, да обратно на юг. Похлопал по погону своего подчинённого маршал Жуков, да и говорит: “Молодца, Костя! Молодца!” До чего же трусливый и хитрющий был маршал Жуков. Ну-с-с… Мотай то, слушал чё, на свой условный ус: я сказку рассказал, соврал, но я проведал, что эту сказку-то –  фантаст-писатель В. Резун уже читателям поведал”.   

   Теперь, как говорится, - по теме. 

   Это моя третья книга о “Курском побоище”. Именно так выразился о Курской битве водитель автомобилей Жукова – Бучин (о нём – в предыдущих книгах); именно так выражались при мне фронтовики и просто гражданские люди в пятидесятые и в шестидесятые годы. Из разговоров взрослых я понимал, что это была не просто битва, а нечто более страшное, чем битва. Когда я начал учиться в школе, мне было удивительно, почему “Курское побоище” в истории называли всегда Курской битвой, ведь в реальности окружающие меня взрослые всегда называли Курскую битву именно “Курским побоищем”; я, как говорится, пропитался этим названием, которое действительно точно отображает характер Курской битвы. Курская битва – это “Курское побоище”.

   О “путешествии” маршала Жукова во время Курской битвы.

   Слово “путешествие” с ехидным смыслом применил В.Резун-В.Суворов. Как же “путешествовал” (без ехидного Резунского смысла) Георгий Константинович во время Курской битвы, и как “путешествовал” Резун своими словесами по своей, очерняющей Жукова, писанине? “Попутешествую” и я по своей писанине, защищая Жукова.
   Вот ехидство и ирония Резуна. “Фронты Рокоссовского и Ватутина устояли, остановили противника и сами перешли в наступление. Но 5 июля 1943 года, в момент начала германского наступления, исход сражения не мог предсказать никто. Сражение вполне могло завершиться грандиозным поражением советских войск. И вот великий Жуков резво поскакал из Курского выступа, который мог стать западней. И гремела его сабля по верстовым столбам, как по штакетнику”. То есть трусливый Жуков убоялся окружения и смылся на север из Курского выступа. Наивный читатель, наверняка, поверил этой выкладке бывшего профессионального разведчика Резуна, который неоднократно мною ловился на лжи читателям.
   Саблю Жукова я видел в музее. Образно Резун разрисовал её в тот момент, когда она громыхала по верстовым столбам, при бегстве Жукова из предполагаемого котла. Соглашаюсь с образностью событий данных В.Суворовым, но не соглашаюсь с мотивировкой бегства Жукова из Курского выступа, данной бывшим разведчиком и теперешним предателем Резуном.
   Чтобы придать видимость объективности своим выводам, Резун использовал тактику замалчивания и неосведомлённость читателей. После своего вывода о бегстве Жукова из предполагаемого котла, Резун патетически восклицает: “Но, может быть, на Западном фронте Жукова ждали неотложные дела? Может быть, на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы, указать Соколовскому на грозящие опасности? Все может быть. Но в этом случае надо так и писать историю: рассказать о тех неотложных делах, которые ждали Жукова вдали от Курской дуги, а про его выдающуюся роль в Курской битве скромно помолчать”. Выделяю слова Резуна для несведущих читателей. “Все может быть. Но в этом случае надо так и писать историю: рассказать о тех неотложных делах, которые ждали Жукова вдали от Курской дуги, а про его выдающуюся роль в Курской битве скромно помолчать”. Резун, заявив о дезертирстве Жукова с поля боя, задаёт – как бы себе – мучительный вопрос: “Может быть, на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы, указать Соколовскому на грозящие опасности?” и не находя, якобы, ответа, говорит читателям философскую фразу: “Всё может быть”. Далее Резун поучает, как надо бережно относиться к правде истории. Вот это поучение. “Но в этом случае надо так и писать историю: рассказать о тех неотложных делах, которые ждали Жукова вдали от Курской дуги, а про его выдающуюся роль в Курской битве скромно помолчать”. Профессиональный разведчик Владимир Резун, знамо дело, ответа не дает, ибо не располагает ни информацией, ни логикой разведчика; можно сказать, что для Резуна “тайна сия – велика есть”. Так и видишь, как Резун опять и опять задаётся вопросом: “Может быть, Жукову на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы, указать Соколовскому на грозящие опасности?”, и читатель – опять и опять слышит от Резуна безнадёжную фразу: “Всё может быть”. И вот не услышав ответа, у читателя остаётся единственное – Жуков трус и дезертир, что и требуется Резуну (цель достигнута – читатель оболванен). Читатель воспринимает Жукова трусом и дезертиром. О таком приёме оболванивания читателей Резуном я уже сообщал в своей книге, где говорил об участии Жукова в защите Ленинграда. Там Резун никак не мог найти номеров немецких дивизий, здесь мучительно ищет и не находит ответа – для чего всё же побежал Жуков из Курского выступа во время начала битвы. Раз ответа нет, то, понятное дело, - побежал Жуков из Курского выступа из-за своей трусости. Спасал свою шкуру прославленный Жуков. Этого отношения к Жукову и добился, пожалуй, у некоторых читателей-обывателей предатель Резун.
   Теперь я задам вопросы, на которые у меня есть совершенно нормальные ответы; задам вопросы словами профессионального разведчика Резуна, на которые вопросы у него не оказалось ответов. Вот эти неразрешимые для Резуна его вопросы. “Но, может быть, на Западном фронте Жукова ждали неотложные дела? Может быть, на Западном фронте надо было решить какие-то важные проблемы?” Я – обычный военный связист – помогу растерявшемуся профессиональному разведчику Резуну в его поисках ответов на эти простейшие вопросы.
   Итак… Посмотрим на карту со схематичным изображением Курской битвы (дана – в начале книги; на карте – Курская битва уже началась). Справа расположение наших фронтов. Сверху вниз (с севера на юг) по-порядку располагаются: Западный, Брянский фронты; далее располагаются: Центральный, Воронежский, Степной, Юго-Западный фронты (эти фронты непосредственно участвуют в Курской битве). Георгий Константинович Жуков координирует действия трёх фронтов – Западного, Брянского, Центрального.
   Главный удар немцев приходится на Центральный и Воронежский фронты. Резун провопиял о несчастной доле командующего Центральным фронтом Рокоссовского, которого бросил трусливый Жуков на произвол судьбы, сбежав на север из Курского выступа – ввиду возможного окружения Центрального фронта. А что же было на самом деле? Вот что.
   Жуков, убедился, что Центральным фронтом Рокоссовский командует уверенно, и фронт уверенно держит напор гитлеровцев; Жуков докладывает об этом Сталину и, с разрешения Сталина, делает бросок на север – к Брянскому и Западному фронту потому, что так было заранее запланировано.
   Посмотрим на карту. Жуков от Рокоссовского делает бросок на север (“прогремел саблей по верстовым столбам” – так съехидничал предатель Вова Резун – сын Богдана – о броске Георгия Константиновича Жукова). Там у Жукова две задачи. Если Центральный фронт не выдерживает удара немцев – ударить по немцам с севера (с угрозой немцам – им самим попасть в котёл севернее от Курского выступа); Жуков бил бы с севера, чтобы помочь Центральному фронту, Рокоссовскому, чтобы не дать немцам развить успех на Центральном фронте. Если Центральный фронт выдерживает атаки немцев, перемалывая их силы, то Жуков готовит контрнаступление всеми тремя фронтами, действия которых он координирует; контрнаступление – вместе с фронтами, которые расположены южнее (что потом и произошло).
   В концовке своей писанины сын Богдана опять поёт о трусости Жукова. Вот это пение сына Богдана (дался такой сын-певун Богдану). “Как только стало ясно, что на Курской дуге противник войсками Рокоссовского и Ватутина остановлен, что последнее наступление германской армии против Красной Армии окончательно  захлебнулось, что хребет германским танковым войскам переломан, Жуков снова появился на Курской дуге”.
   Для чего же в действительности Жуков внезапно опять появился на Курской дуге? О чём преднамеренно не пропел певун читателям? Вот о чём. Бросок Жукова на юг был – по приказу Сталина – 12 июля (переломный момент в битве). 13 июля Жуков уже был на Курской дуге, но уже не на Центральном, а на Воронежском фронте. Здесь Жуков – координатор действий Воронежского и Степного фронтов. Василевского Сталин передвинул южнее – на координацию действий Юго-Западного и Южного (на карте не указан; южнее ЮЗФ) фронтов. Немцев остановили и потом общим контрнаступлением фронтов погнали на запад. Фактически, Жуков – координатор действий уже пяти фронтов на Курской дуге. Так это было в реальности, а не в брёхе Резуна-предателя-певуна – читателям.
   В концовке позволю себе отметить логику. Идёт важнейшая стратегическая операция, в которой решается судьба страны. Стал бы Жуков разъезжать в это время по фронтовым дорогам “куда хочу – сам ворочу”? Без комментариев. Но Резун выдал так, будто Жуков разъезжал по своему усмотрению, не слушая Верховного (это Сталина-то!). Извините, на каких дураков рассчитывает Резун?
   Насчёт “трусости” Жукова. Почему Жуков, следуя фантастической логике Резуна, стал внезапно трусом и дезертиром на Курской дуге, после того, как прошёл тяжелейшие и кровавейшие два года войны, командуя фронтами? Логику исказил Резун специально для неосмотрительных читателей, чтобы в их сознании превратить Жукова в труса. Извините опять, но читатели для Резуна – стадо овец. Чтобы не быть овцами – не будьте ими. Живите своим умом.

              МИХАИЛ АНПИЛОГОВ. ГОРОД ПАВЛОВСК ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ.

                07-13.11.2013.

   Рассказ участника “Курского побоища”.

   Когда был я пацаном, мне мой сосед (Киценко Пётр Васильевич – о нём я говорил я в предыдущей книге) рассказывал, что такое немецкий танк “Тигр”. “А что ты ему (“Тигру”) сделаешь. Итак его не пробьёшь, да ещё обложат бетонными плитами. Навалится, крутанёт – и мешает всех с землёй. А чем его бить, если под рукой ничего нет. Вот и бегали от него туда-сюда, как зайцы. А он перевалит через траншеи, да и ходит – пошёл туда, пошёл сюда, - куда ему вздумается, как у себя дома”.

   Рассказ участника “Курского побоища”.

   В 70-х годах работал я на НЛМЗ (Новолипецкий металлургический завод – сейчас комбинат).
В одной смене со мной работал коллега (к сожалению, уже не помню точно его фамилию), который был участником стратегической бойни на Курской дуге. Рассказал я ему о фильме (кажется, “Освобождение”), в котором восстановили события Курской битвы. Тут-то он и поведал, каково было там. Он видел этот фильм. Вот его рассказ.
   “В кино – похоже, но вы – будь там – ничего бы не увидели. Там солнца не разглядеть было на этой гари, из-за дыма, взрывов, пыли и копоти. Земля стонала. Сквозь смрад можно было увидеть лишь вспышки, когда рвались снаряды и танки со снарядами”.
   Спросил я его, как же начиналась эта свалка.
    “Сначала было тихо. Пришли сообщение и приказ – их нам объявили. На нашу батарею – четыре пушки – может пойти до пятидесяти танков. Отступать запрещается. Ни шагу назад. Началось с того, что послышался шум за горизонтом. Показалась стена танков. Когда наблюдатель повёл счёт на десятки, командир (кажется, он сказал – капитан. – М. А.) крикнул: “Отставить!” Стало ясно, что для нас это место – братская могила. Приготовились к бою. Стали друг другу быстро передавать домашние адреса: вдруг кто останется в живых, чтоб передал родным, где был бой и – где погиб. Потом пошли наши танки мимо нас, через траншеи – навстречу немцам. Мы даже не поняли – откуда они взялись. Воспряли мы духом. Бросаем вверх каски и кричим “Ура!”
   Вот таким образом остался в живых мой коллега. Танки взяли на себя основную работу в том бою. Не помню, но, скорей всего, это было в Прохоровском сражении, потому что я говорил ему про эпизод из Прохоровского сражения в кинофильме. Он стал рассказывать, не уточняя, о каком эпизоде он говорит, то есть он подразумевал именно Прохоровское сражение в Курской битве, ибо мой рассказ о событии, показанном в  кинофильме, он плавно перевёл в рассказ от себя, как свидетеля и участника того события.
   Ранение получил мой коллега в пикантное место – “приземлился” осколок прямиком на ягодицу. Ходил коллега, как уточка, хромая, с подтанцовыванием. На мой вопрос, получил ли он “подарок” от фюрера на Курской дуге, он сказал, что получил его позднее – через месяц. Вообще-то фронтовики не любят распространяться о своём ранении сзади; хотя это совершенно не означает, что такое ранение – при бегстве от противника, но, тем не менее, – говорить о таком ранении не любят. Я видел много храбрых фронтовиков, у которых изранены тела сзади. Во время боевой свалки стрелки выбирают когда и куда бить; пули, снаряды и осколки, вылетев, не выбирают – они просто бьют. Рикошета хватит, чтобы убить.
   Наши фронтовики выдержали стратегический удар немцев – будем помнить всегда.
   Надеюсь, что перед читателями я не унизил наших фронтовиков, вспоминая их правдивые рассказы. Чтобы показать настоящую войну, я не приукрашивал рассказы.

                МИХАИЛ АНПИЛОГОВ.