камень, соха, полдень

переключаясь на снег, линии возмечтались,
и темное царство возымело мрак в седине.
свет прозрел от умалишенных речей, и гордость
отцепила барабан, когда рани были
взметены до мрака. тогда пропасть святая
одела платье и канула в бездну, чтобы там
цвести камнем. столько обид было выстрадано
в этой плоти! столько кары зацепилось за
светлые звуки! свет проник в сугробы и отделился
от полночного мрака, чтобы тот блистал
и был восхваляем!

орудия мрака были - камень, соха, полдень.
лились они, как светила. в небеса.
сии три - соха, полдень и камень лились
в открытый вечер
и прославляли все дары земли.
становление было гранью одного вечера.
все остальное исчезало, как полдень.
все растворялось в страдании, и только то,
что мы видели, имело в форму экстаза.

великий полдень играл зарей,
и день был концертом для мрака,
и ручьи высыхали, чтобы услышать,
чтобы услышать это великое чаяние,
которое взрывала соха.
соха открывала отчаяние и смотрела в него
как в яму, и в яме все зияло и вершилось,
и прославлялось великой сутью тьмы.

двери просочились в тело, которое не хотело
знать, не хотело видеть. двери открыли мрак и
заглянули в него. и черное чело впилось в плоть,
когда мы увидели тело на краю ночи.
соха рыла пространство, и исчезала темная извилина смерти,
и полночь закрывалась для речи, которая не хотела быть
услышанной. сии три пребывали,
и полдень был не последний. первым был камень.

камень лежал в ночи и тешил себя слезой.
камень роптал на ночь, и ночь его умиляла.
ночь, эта красивейшая из красавиц, взирала на него,
пьяного от одного ее взгляда! сколько слез пролито
в эту прекраснейшую из ночей, слез отчаянной любви и
отчаянного счастья!
сколько литавр зазвенело в эту воспаленную
полночь, что не подавала звука и вида!

пребывая в нынешнем, все как бы падало
и преставлялось ,и горний пепел созидал себя,
и лил паству в речь, и пребывал в себе,
какой он есть и какой он будет.