голова-головушка

тело проснулось, когда мы услышали,
что рев тигров стал более свирепым.
с телом прошли и свист,
и кони отказали умалишенному.
кричали кренящиеся судна,
и стужа обнимала полночные колени,
когда прилетел архангел, чтобы поплакать
над надломленной совестью.
теплые нити плели нынешнее,
и свет проницал плоть насквозь,
чтобы слышать и обонять ее каждый миг.
только почва громоздила кусок за куском,
и молодежь хранила свои обеты,
и навеки молодым было отчаяние.
орех смрада раскололся,
и мы начали свою веселую игру,
продавая и коней, и стойла.
с телом проникли в сватовство и
горнила, и дочери пристали к берегу,
чтобы прославить его одиночество.
паства занималась огнем,
и камни ссыпались в присутствие,
когда соловей приставил заплаты к северу.
хронос утопал в мехах,
и лопасти мирно разрезали воду,
и океан впитывал всю горечь земли,
и вишня цвела назло утопающим винам.
сатин разгреб конверты и нашел
единственное слово.
свет приникал к губе,
к низким органам приникала голова-головушка.
только горькая память отрешалась и видела,
что снег растет и вязнет в черных огнях.

свет прорицал и слал вести зардевшемуся востоку,
и теплый ветер теребил край твоего платья.
свет был мерцанием времени для бегства,
и черные песни тлели внутри водораздела.
чтобы песня была мирской, ветви коней падали в океан,
и жестокой была речь уховертки.
раскидистые ветви ложились спать,
и тени ныряли в воду, когда грани сошлись в одну.
свет проницал окна,
и мы все видели, все мы видели и падали в пропасть
от этого видения.
конь отходил от колеи и корни паству подгибали под себя.
корни были пламенем, они знали, что плавленые металлы приставляют
заплаты к сердцу.
на миг и будущее вышло из самого себя и заблудилось,
на миг и ров скис, как прогнившая тряпка.
нараспев сочиняли соколики свое ожидание,
и свет приникал к горнилам,
чтобы услышать, как падает мощеная ткань.
в мощи одевались архипелаги,
кара засучивала рукава,
мать приближалась к дороге.
свистел камыш,
и ров падал в рот, и глаза наполнялись мятежным сущим.