будоражащие имена

миндалина поникла в сугробе,
и темная ее судьба сложилась вчетверо.
только корни проникали в судьбу,
и тополь знал, ива знала, знал дуб,
в двери замыкаясь. гордые узлы
смыкались и шептали, шептали и каркали,
каркали и умилялись, свистели и пыхтели
своими розовыми лилиями. посреди универсума
что-то исчезло, и глобус поблек в твоем оке,
когда исчезли все нити. нити зла сочиняли и
блестели. они сверкали своими будоражащими
именами, и темное небо приходило к ним на погост.
корни света были именами, они называли все то,
что исчезало. только свод небес будил каркающие звуки,
и тление тела было оглоблей, оно было бедным идолом.
свод небес и каркал, и исчезал, и частицы света не знали,
где их дом, где их светлая обитель.
стужа грела реку, тление воды марало руки,
тление было само по себе, как река, и мы не могли войти в нее
дважды. только тело теряло свои имена,  одно за другим,
оно вместе с ними медленно исчезало, когда оркестр пришел
в гости к полному исчезновению .

тело пристало к берегу, и темное небо прошло
по колее, по широкой дороге оно пришло
в поисках своей песни. по мертвой дороге прошло
слово, и  капнул в свою смерть, когда литавры изогнулись
в рачительном жесте. кони стали обожать и праведность,
и господство, и добродетель.
кони проникли в свое мельчайшее господство,
и там, на грани корней, просочилось и присутствие,
и снег, и жаворонок дивный и лепечущий.
смех пронизал периферию слова,
и родные руки спели имя в своем внутреннем теле.
тело стало как отражение мрака,
оно было везде, оно все понимало своими мельчайшими
глазами, и все видело. когда пропасть проникла в серию движений.
тело смазливо горело в мечте,
и тьма соскочила с праведности.
скакала и тьма над головой,
и мы видели ее пируэты, что сыпались из рук молчания.
и руки проснулись, когда открылись в очах и праведность,
и богатство.  свет просвещал и избы, и сани,
и темный восток, измельчаясь,
просыпался перед дверью и стучал в нее,
когда уже не было слышно ничего.