Буцефал. Сага
1.
Молнии тлеют, гудит небосвод,
тока струится с небес водопад,
в гущи неистово воющих вод
ангелы падают как звездопад.
Тучи ведут шаровой хоровод,
перья летают, искрятся горят,
я, как гальюн открываюсь волнам,
весь обниму штормовой океан;
Бога вкушаю в агонии стихий,
гром поглощаю, божественный змий,
йод и разряды под кожей свожу
и сердцем горячим огонь провожу.
Трое упали под рокот из рая
дико резвилась стихия морская,
вились суда, за течение хватаясь,
бились пираты, от волн отбиваясь.
Грозный отец, ухватив за штурвал,
правой железной седлал океан,
с бурей борясь, уступать не желал,
вёл на волну под углом Буцефал!
Утром пленили отброшенных Богом,
раны залили мазутом и ромом,
выжали пену морскую из лёгких,
пали без сил, отдыхали и сохли.
Слышу на палубе крики и побои,
ангел один догорает в неволе;
ранен, ободран, но не покорённый,
током покусан, но не прирученный;
сколько в нём силы колючей огня
бьётся как агнец в оковах жреца,
всех покалечил, и если б не отец,
палкой забили б пираты насмерть…
Пал юный ангел, добитый кнутом
пал не без боя, спалил весь огонь,
слёзы свернулись под веками в ком
я онемела, как пруд подо льдом…
Чувства незваные всплыли из воды
соль нежеланная, дань темноты;
руки разжались и выпала палка,
стало внезапно мне ангела жалко…
2.
Я родилась под серпом на борту,
жемчугом вскрылась эфиру в грозу,
всё что я знаю пропели ветра,
кредо - пиратство, кров - паруса.
Я – полу кровь отражённая наннов
плоть от воды, а душа саламандр;
солью дыша, я ныряла к кораллам
маму искала, сома вопрошала,
молча гуляли касатки в ответ
в водах скрывая остатки комет…
В чёрную ночь пролетающих ступ
мимо летел сладострастный инкуб
и промурлыкав коварно «привет»
мне нашептал первородный секрет…
Я изменилась, теперь я другая,
рыбам не верю, отцу предъявляя,
тычу в русалок: как так, как зачали
где моя мать, отвечай, ну же, чья я?
Он отмахался рукой и плечами
жестом жрецов что рядились шутами,
мне отвечал: был июль, я был пьяный,
всё остальное останется тайной…
Много водилось царей и монархов
в пору Луны обведённой Плутархом,
в водной стихии пророчил один
царь «Буцефал» – кораблей господин.
Он наша почва, наш храм и причал
суден пиратских гроза, отвечал
только пред Богом и больше не знал
оных законов чем шторм и штурвал.
Судна пиратские тени отрада,
возят кораллы, нефриты, наряды
пористый опий, тернистые травы
огненной почвы сорные приправы…
Но самый ценный товар это тайна
ангельской крови пролитой сияние
в ней эликсир, она - очарование
скрытое в венах, как в нотах звучание…
3.
Молвил однажды отец на вопрос
как и за что мы сквозь облако гроз
молний разряды и звёзд хоровод
ангелов ловим из яростных вод:
« Ангелы дети, а в детях суть звери
звери зачатые тёмной материей
вскормлены играми злачных планет
в них преломляется огненный свет.
Гнев и гордыня в них порохом сжата
взломом небес их свобода чревата,
так раздерут что не хватит заплаток
морем не смоешь кровавый осадок.
Падшие духом, не иди им на встречу
чарам не внемли, не слушай их речи
звуком окутав, опутав наречием
станешь сосудом их варварской вечере.
На, поклянись головой и костями,
дочь, обернись, образумься, не станет
мысль хороша, что зачата в Луну,
ночь это царство обмана, клянусь!
Всё, что желаешь возьми лучше златом
в рабство продав исполинов монархам
место им в клетке, судьба кандалы
будь то не так, не попадали бы!
Руку на флаг я едва положила,
клятву дала, как во мне оживилась
мысль мятежа и собой охмелив,
стала расти как луна на прилив …
4.
Мечется пена морская в волнах,
пульс выступая колотит в висках
ноет душа, то ей холод, то в прах
дух выгорает как луч в зеркалах.
Слышатся стоны, гудёжь веретён,
кто-то прядёт мне дурмановый сон,
вырвалась еле, а стон не прошёл,
слышу как больно тому кто обречён…
Ангел терзается, точит оковы,
гнёт перекладины, портит засовы
кровью истекаются раны и рвёт
перья, кусает, от гнева дерёт…
Тайно смотрю за ним волей глухою
жажду коснуться тревожной рукою,
скрипнули доски и в миг роковой
встретились взгляды как ветер с волной.
Губы малина, жемчужная кожа
ветер в глазах пробирает до дрожи
смотрит как вьюн обвивая деревья
я воспалившись вздыхаю за дверью.
Рыхло дыша он вцепился в решётку
молвил и голос поглаживал шёлком:
— дочь буцефала, пусти, открой двери,
буду в долгу буду предан поверь мне!
— Тсссс отвернись — зашипела змеёй,
взгляд его мне как удушливый зной.
Чем он успел так разгневать Отца,
он ведь так молод, в нём тлеет дитя;
я обусловлена, вне - слепота,
где явлен Бог, а где врёт красота…
5.
Еле ушла, как магнит от подковы,
море волнует, сгущаются воды;
крошатся образы звёздным дождём
и каждый сон, каждый образ о нём…
Курит на палубе трубку отец
взглядом проводит заката венец;
я тёмный образ беззвучно морю,
ветру навстречу отцу говорю:
правда ли миф что гуляет по скалам
чёрным пятном на счету Буцефала
пьяных матросов любимая байка;
шепчут девицам в трактирах: подай-ка
крепкого бренди, садись расскажу
быль как однажды в лихую грозу
ангел упал в синеву океана,
в сети попал старины Буцефала
чудом сбежал, но не вон, а остался
хаос посеял и жатвой сказался…
Долго земля от него оправлялась
кровью до недр, до дна упивалась,
штопала дыры, тушила пожары,
чуть не сравнялась с песками Сахары…
Яро сверкнули глаза капитана:
«Бред воспалённых умов от бокала!
Ангел не один не бежал с Буцефала!
клетки отлиты по стилю гробницы,
ключ у меня под рубахой хранится
даже оковы и цепи сломавши
крылья застрянут меж балок у падших!»
Мастер Игрок
6.
Стыла ночная вода в серебре
море чернело, качало во сне
я просыпаюсь в солёном поту
дерзкой идеей как факел горю...
Мышью ступая в темницу иду,
ангелу тихо свой план говорю:
«Ангел ни один не бежал с Буцефала
ангел ни один!» - Я ему указала
крылья ножом и, в глазах прочитав
ужас, застыла как с жертвой удав.
Пленный поверил, не верить нет сил
сел на колени и цепь закусил,
спину подставил молча под нож
кожу покрыла крупистая дрожь.
Потом облитый, кровищи до пят
перья краснеют, искрятся, летят;
я вырезала суставы из лопаток
слышался вой отдалённый касаток…
Ангел валился от боли, не мог
больше терпеть, прошёл боли порог,
я всё пилила два белых крыла
раны сшивала, скользила игла…
Падшие духом, легенды о зле
воины мятежные, где они все?
Был предо мной одичалый дитя,
рожден насильственно из под ножа…
Солнцу отверзнулись в небе врата,
ангел пролез из тюрьмы без труда,
вышел шатаясь, как солнечный свет
что проникает меж листьев в рассвет…
Долго чесали пираты моря,
нервы тянули, трясли якоря
скверно хулил капитан беглеца,
пил валерьянку с пыльцой чабреца.
Слухи по ртам залежались как ил:
«стар Буцефал, одного упустил»
нудно тянул межсюжетную нить
люд оскверненный желанием чернить.
Много с тех пор прокрутилось ночей,
пыли осело на свитках вождей,
сшитых словами ушедших стихий,
спетых стихами минувших мессий…
Я же осталась пустая как смысл,
что потерял свои корни и высох,
и под кроватью свернувшись клубком,
сплю укрываясь под белым крылом…
8.
Стали внезапно в созвездии Рака
пыльны моря и пропитаны мраком…
«Что-то не так, надо в море обратно»
бдит капитан, глазом водит азартно
и вопреки нашим скудным припасам
судно ведёт к Эпсилону Пегаса.
Там где повержен дракон изумруда
где упирается в небо вода
девы бредут в уничтоженных рунах
в пепле вулкана и в сиянии льда.
Ночи тянулись уныло и томно,
дни волочились, и месяц спустя
кончилась пища, и призрачно сонно
стали пираты бродить на костях,
и жизни ради решили поплыть
к мнимой беде от побочной, увы…
Только коснулись причала ногой,
воины напали бессчётной толпой
в чёрных знамёнах с крылом на щитах
всех заточили в тюрьму в кандалах.
А по утру нас велели собрать
и на эшафот повели умирать…
Траурной лентой под ветреный вой
волки морские идут на забой;
тащится уныло отпетый пират
молвит в ответ на вопросы: как так
«Был как-то раз один хитрый малой
чарами змея владел как собой,
мог закадрить, мог убить под псалом,
оным законом был свыше ведом…
Кто он, откуда, то знает кой чёрт
вроде людина, но нюх мой не врёт
чёрная прелесть в нём дух выдаёт
сын инородных песчаных пород…
Тихо ходил под рубашкой как все
лики менял как свечение в росе
и, обладая отражением воды
бил, обернувшись, на вон из игры!
Грязной стратегией, левой рукой
отнял корону кровавой войной,
всех королей покосил как колос
храмы засыпал землёю в погост.
Бровью не дрогнув вершит кой каприз
хочет убьёт, хочет людно казнит;
больше всего ненавидит детей
водных глубин, океанских земель,
и, стиснув челюсти с ярью зверей,
душит безбожно любимцев морей.»
9.
Льются по ветру небесной рекой
звуки пиратской сонаты морской,
ближе хрустят позвоночники в шеях
воздухом мёртвых насыщенней веет;
пышно сидит узурпатор во злате,
рябью щетинится небо в закате.
Я говорю пред дорогой, что скатерть:
«папа прости меня, я виновата,
я осквернила священную клятву
волю обойдя и твою и господню,
я подарила исполину свободу;
силой ведомая, гой нечестивой,
ангела убив, человеком пустила,
Евой тянулась к запретному плоду,
жаждала грубо иную природу.
Папа прости и прости Буцефал
Боже помилуй, час мой настал,
страшно и больно, я так молода
что меня ждёт, преисподняя, ад?»
Я разразилась слезами вины
жмусь, прижимаюсь к отцовской груди.
«Дочь успокойся, слёзы не трать,
ты лишь звено, ты логична как мать
как после ночи ступающий день
тащится из прошлого длинная тень;
правда рассказ что плодится как тля,
правда что ангел бежал с корабля
но ангел сей был не Он, а Она,
видел Господь и смотрел Сатана!
Я пребывал в одурманенном сне,
дочь получил на девятой луне…
Тише, не плачь, не кори себя зря
всех нас прельщали и плод и змея;
всё, что зовётся грехи и порок
всё перед Богом незданный урок.
Нет за закатом ни ада ни лимба
звёзды блестят и поют херувимы
только восстанет заря после ночи
только закатятся белыми очи
и пропоёт твоё имя петух,
Бог заберёт тебя легкой как пух…
10.
Ветер скрипит, колыхает верёвки,
воздух уходит пиратов из лёгких,
три предо мною осталось, два…
щёлкнула шея и нету отца.
А ну погоди, дай мне эту сюда, –
встал узурпатор и тыкнул в меня.
Грубый палач вынул вон из узла,
бросил в ногах у тирана как пса.
Рвано дыша, я хватаюсь за грудь,
в горле слюна превращается в ртуть,
в землю впиваюсь, ладонями мну
почву сырую как плоть, как свою.
Вдруг замираю с пустыми глазами,
высится Он надо мной как цунами
губы - малина, ванильная кожа
ветер в глазах пробирает до дрожи
я сотрясаюсь в рыданиях о Боже
Нет! Это сон! Быть такого не может!
Он оттирает мне копоть темницы,
гладит лицо, заглянув под ресницы
и расстилая свой плащ на плечах,
топит словами в бездонных речах:
Дочь Буцефала, зачем ты так долго,
где ты была, ты свела меня с толку,
шелест вершин моих, не покорённых,
тайны глубин моих, не изречённых…
Я обыскал тебя птицей подлунной
в водах серебряных, в бронзовых дюнах
таял как льдины в горячих заливах
был одержимый как золотом джины.
Чахнул как осень в тоске опадая,
мыслями томными, жадными маясь:
где-то цветёт красота неземная,
с кем-то распустится, станет чужая…
Всех перебрал дочерей королевских
всех и мирских и морских, и не светских
брал потреблял, отпускал, не жалел
жаждал тебя в плоти тожденных тел,
но не нашёл, и лелея надежду
жил не во тьме, не в сияние, а между…
11.
Стыло под небом легенда отца,
кровь леденела, желтела луна,
горько сочился кровавый квазар,
я растворялась в зыбучих глазах …
Лучше петля – отвечаю себя
зло проклиная, стократно коря
что появилась на свет рождена
что оказалась им вожделена…
Ну… Виноват, — говорит исполин,
руки разводит, как будто не с ним
реки из крови и трупов гора
царство верёвки, закон топора: –
встань, объяснимся, смотри мне в глаза,
дочь Буцефала, ты, я - одна масть
рождены звуком космических фраз
созданы магмой, что топит Кайлаc
там где закат погружается в транс
были мы отданы Богу во власть;
Он не отец мой, а только рука
зодчий слепец из бриллианта куска
точит под перстень меня, под себя,
выточит, верь мне, в кольцо и тебя.
Рожденный светом, я обрёкся на тьму
знаешь ты помнишь кровищу, не лгу,
я был ребёнок и девственно слеп
не узнавал огнедышащий след,
но после множества сменчивых фаз
понял тот блеск и огонь твоих глаз.
Ненависть в них не горела, а страсть
женских цветений стихий ипостась
я постигал и вкушал как во сне
грёзы набухших плодов по весне,
знаю ты любишь меня, не перечь!
Мы теперь вместе, отныне и впредь!
Не предпочти
вечности смерть!
Не предпочти
вечности смерть! –
гладит, прельщая как сладкий гипноз
пальцы пускают сквозь пряди волос
ивой висит над бурлящей рекой
чувствую голос шершавый как свой;
я отпираюсь, но только в пол силы
руки отвожу, но не истинно а лживо
снова во мне дышит Янус двуликий
снова по тьме пробираются блики.
Он, отследив по глазам мои мысли,
громче звучит, подменяя все смыслы:
верь сыну Бога, прости за отца
но око за око, законы Творца
век их ушёл, огрубел и уснул
пение сфер превратил в полый гул.
Верь сыну Бога, в глаза посмотри
смерть и смирение это братья во лжи
дух заключённый в Сатурна круги
век, на века, от своей же руки!
Верь сыну Бога, я жил и умирал
шёл через волчий небесный оскал
там где земля отряхнётся от сигилл
к свету пробьётся росток из могил.
Нет за закатом заветной мечты
спят херувимы служители тьмы
звёзды не светят пути, не блестят
тьма бесконечна и слепые царят!
Бог, Он все видел и знал и знал
как и откуда я тут загулял
и только белым зальются глаза
встретит тебя его гнев и гроза!
Да! И тогда сквозь мятеж облаков
молний дерущих небесный покров
Ты будешь падать звездой в океан
током пронзённая, в множестве ран
будешь молить о пощаде сгорая
будешь рыдать о потерянном рае
рай — это здесь, сейчас, во плоти
рай — это шанс его обрести.
Будь мне жена, останься, прости
в таинстве смыслов нам по пути.
12.
Падал на скалы в холодный рассвет
томной стеной перламутровый снег
пьяный моряк отгулявший всю ночь
дамам поёт про пиратскую дочь:
глянь посмотри в пелене облаков
чёрный корабль плывёт без ветров
звать Буцефал, он легенда и царь
призрачных вод, что омывают алтарь
там где повержен дракон изумруда
где открывается в небе дыра
он подбирает в поверженных рунах
юных влюблённых… Ещё, говорят
ангел там вновь умирает и вновь
снова сгорает священная кровь;
а Дочь Буцефала в сиянии звёзд
в пепле вулкана, в мерцании грёз
цикл почтив, как янтарь и смола
шьёт человеку два белых крыла.
Свидетельство о публикации №123050404284