продолжение 3 О любви
На фотографии архимандрит Софроний Сахаров, преподобный *
«Эгоистический индивидуализм неизбежно вносит обособление и разделение через борьбу за временное бывание. Человек-ипостась, по образу и по подобию человеку-Христу (1Тим. 2;5), в своей конечной завершенности явится носителем всей полноты Божественного и тварного Бытия, - богочеловеком. Во святой Троице каждая Ипостась имеет в Себе всю абсолютную полноту двух Других, не уничтожая Их, не сводя Их только «к содержанию» Своей жизни, но и Сама входит всецело в Их Бытие, утверждая тем Их ипостасность. Так и в много-ипостасном бытии человечества: каждая личность призвана вместить в себе полноту всечеловеческого бытия, никак не устраняя прочих личностей, но входя в их жизнь как существенное содержание ее, и тем утверждая их персональность. Таким образом создается единое бытие, выраженное в догмате о Единой Сущности в Трех Ипостасях. Человечество должно явиться единым естеством во множестве ипостасей: такова творческая идея Бога, сотворившего Человека по образу Своему и по подобию».(18а) Чем ближе человек к своей Первооснове, чем духовнее, («осияннее»), тем ощутимее его действия или воздействия на тех, кто к нему приблизится или хотя бы мимолетно прикоснется... В этом смысле в первую очередь привлекает внимание апостольская или проповедническая деятельность. Именно эти проявления и действия в среде людей, которые оставляют известный «отпечаток» в душе другого или значимый след (поворот) в его судьбе, и являются (с точки зрения теории проф. В.А. Петровского) значимыми личностными «вкладами». И чем больше «масштаб» этой действующей личности, тем сильнее изменения, произошедшие с теми (или в тех), кого коснулось это уникальное общение. Достаточно хотя бы вспомнить близкую к нам по времени и по примеру преподобническую деятельность Старцев - этих светильников в гуще народной, около которых «спасались тысячи», говоря словами преп. Серафима Саровского чудотворца. Такая личность подобна или со-бытийна Творцу. Тому Творцу, который не побоялся на Себя принять «зрак раба», в желании приобщить Своему «Я», Истине, тех, кто «рожден во грехе», разобщен и поврежден в своей личностной природе, заменяющей бытийное бытовым, познающей себя «сквозь разделяющую и трагическую призму индивидуумов», определяющих себя «в категориях отрицания другого». «Самоутверждение всегда равносильно отвержению, отрицанию другого. И как только мы принимаем другого, мы уже не можем утверждать себя по-прежнему резко безапелляционно, не можем другого отбрасывать и не принимать его реального, конкретного и полного присутствия. Для нас это равносильно самоисключению... самоутверждение индивидуума есть и отказ от самой способности любить, потому что любить – прежде всего признавать в другом само его существование, признавать, так сказать, актуальность другого...» (3). В этом смысле, взглянув на это через «призму вкладов», хочется отметить, что этот другой начинает жить в нас своей обособленной жизнью, с ним возможен внутренний диалог, сопоставление позиций. И вот как раз наличие внутренней диалогичности есть, на мой взгляд, актуализация приятия этого другого в себя. И что немаловажно, эта идеальная представленность другого в тебе в какой-то момент может оказать свое воздействие на того, кто находится вне тебя (т.е. «первоисточник») ... В этом смысле показателен такой пример из жизни препод. Серафима Саровского. Среди его дивеевских монахинь (смотри об этом в Летописи Серафимо - Дивеевского монастыря) была одна невоздержанная, вспыльчивая и грубая. И вот однажды с чувством печали она говорила об этом старцу как о недостатке, от которого почти уже не имела надежды избавиться. Старец же в ответ стал ей возражать и утверждать, что это не про нее, что на самом деле она тихая и кроткая, и не гневливая. И он говорил с ней с такой искренностью, с такой любовью, таким глубоким убеждением, что из глаз ее непроизвольно хлынули слезы, и душа взволновалась таким покаянием, которое преображает и полностью обновляет человеческую личность. С этих пор она уже больше не подпадала этому греху. Действительно, даже на бытовом уровне, кто не замечал за собой однажды, что ведет себя согласно ожиданию других и неожиданно для самого себя (другой вопрос: хорошо ли это и всегда ли оправдано? как в приведенном случае)? В Евангелии сказано, что «от избытка сердца говорят уста», и добрый человек выносит доброе из сокровища своего сердца. Вот почему такое огромное значение в духовной жизни придается чистоте помыслов, ведь дурные помыслы изгоняют благодать Божию (и привносят в мир и человеческие души разрушение). Не уставая, учил этому современный старец преподобный Паисий Афонский, о котором его ученик написал: «Старец имел столь добрые помыслы, что и в худших случаях принимал наилучшие помыслы. И из вредных вещей умел извлекать великое добро». (23) В этом и кроется величайшее достояние преподобия, выражающееся в словах: «…научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящите покой душам вашим…» (Мф.11,29) Сам Господь учит этому. «Смирение…начинается с момента, когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, мира с совестью и мира с теми людьми, чей суд отображает Божий суд; это примиренность. Одновременно это примиренность со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает от руки Божией. Это не значит, что случившееся является положительной волей Божией; но что бы ни случилось, человек видит свое место в этой ситуации как посланника Божия».(8) Далее следует такое уточнение, которое, как мне кажется, напрямую согласуется с «теорией вкладов». «Внутренняя примиренность с обстоятельствами, с людьми не означает, что мы должны рассматривать все обстоятельства и всех людей, как будто они добрые, но означает, что наше место – в их среде для того, чтобы мы внесли туда нечто»… « И когда я говорю «смирение», речь не о том, чтобы чувствовать себя или сознавать себя как бы побежденными…Нет… активное смирение,.. активный внутренний мир делают нас посланниками, апостолами, людьми, которые посланы в темный, горький, трудный мир, и которые знают, что там их природное место или благодатное место… Серафим Саровский говорил, что любой самоизбранный подвиг человек может взять на себя и выполнить, потому что самолюбие, гордыня дает ему на это энергию; а вот справиться с тем, что судьба дает… совсем другое дело: я же этого не выбирал!.. И надо просто склониться перед волей Божией; но не пассивно, а склониться, как кладут земной поклон, получить благословение и вступить в подвиг творения дела смирения»… «Самый же глубокий род смирения, смирение святых, происходит оттого, что они видели своим духовным взором красоту Божию и святость Божию, дивность Божию; и не то чтобы сопоставляли, сравнивали себя, но бывали так поражены этой неописуемой красотой, что оставалось только одно: пасть ниц в священном ужасе, в любви, в изумлении; и тогда уже о себе и не вспомнишь просто потому, что красота такая, что неинтересно уже думать о себе: кто же станет смотреть на себя, когда можно смотреть на что-то, превосходящее всякую красоту?..» (8) А вот как перекликается с этим такое видение, (данное великим Афонским старцем арх. Софронием*): «Благословение Божие пребывает в мире сем, и прежде всего там, где его жаждут. Но веку сему положено «скончание». Эта форма бытия не предназначена для вмещения всей полноты Божественного Бытия. В своей, даже благословенной части – Земля не является нашей последней целью. Наше «чаяние» есть свойство природы нашей, способной предвосхитить грядущее Царство. Та сторона нашего духа, что стремиться к надмирному Богу, сама по себе «надмирна», как подобает образу Божию». (18а) Именно такое восприятие необходимо связано с исполнением первой Евангельской заповеди о любви к Богу и ближнему. Вторая ее составляющая при этом органично сплетена с первой и одно без другого просто не состоится, «…яко без Мене не можете творите ничесоже…» (Ин.15,5), а также по слову апостола: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею; то я медь звенящая, или кимвал звучащий». (1Кор.13,1) Так какими же должны быть Истинные отношения между людьми? Митрополит Антоний Сурожский находит такой ответ: «Я думаю, весь процесс, который должен нас связать с кем-то, состоит в следующем: мы постепенно обнаруживаем, что «я» и «тебя» уравновешиваются по мере того, как «люблю» перестает быть союзом, перемычкой, соединяющей два местоимения, и обретает возможность, какое-то качество, изменяющее самые отношения. Бывает момент, когда отношения настолько уравновешиваются, что тот, кто любит, ощущает себя со всей интенсивностью, но с той же интенсивностью он ощущает и другого, придает ему значение, ценность; а затем, если наше чувство становится более глубоким, если возрастает в нас сознание «другого», то наступает момент, когда мы вдруг понимаем, что теперь мы стали точкой на периферии, а он - центром в нашем не статичном, а динамичном отношении существа, обращенного, устремленного к другому». (4) На мой взгляд, крайним проявлением этой пламенной любви является пример преподобного старца Серафима Саровского чудотворца, который молил Господа оставить во аде его одного, а другим даровать спасение.
Если рассматривать на нас воздействие личности уникальной духовной, вбирающей нас в себя со всей возможной любовью и приятием, с обращением к «самому существу личности» (о чем говорилось ужу выше), то и результат этого воздействия, а вернее бы сказать – взаимодействия – неизмеримо существеннее, уникальнее, неожиданнее, важнее, чем все обычные встречи. Именно от того так интересно и иллюстративно обратиться для примера к особенностям общения со Старцами – носителями высочайшей духовности. Через себя, (свое внутреннее состояние, которым он делится) старец приобщает бытию, а не «быванию», и человек тем самым внезапно переживает свою «личностность», (или значимость, которую только и дает ощущение любви, исходящей на тебя от старца), чувствует в себе начаток жизни вечной, отзывающийся легкостью и радостью сердца. Особым образом здесь встает вопрос об учениках Старцев, т.е. о тех, кто в наибольшей полноте наследует их духовное богатство. Известнейший пример подобного рода история пророков Илии и Елисея, когда ученик просит у учителя полноту его духа (благодати) и даже вдвое больше и, в момент отшествия пророка Илии, вместе с пойманной им милотью получает просимое.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
примечание:(18а) Архимандрит Софроний. Рождение в Царство Непоколебимое, с.96, 94 изд. Паломник, Москва, 2000
(3) Антоний митрополит Сурожский. Человек перед Богом, с. 104, изд. Паломник, Москва, 2001.
(4)там же, с.106.
(8)там же, с.с.112, 117- 120.
*архимандрит Софроний Сахаров — священнослужитель Константинопольской православной церкви, схиархимандрит, ученик и биограф преподобного Силуана Афонского; основатель ставропигиального монастыря Святого Иоанна Предтечи в селении Молдон. 27 ноября 2019 года года Константинопольской православной церковью канонизирован в лике преподобных.
(23) Христодул Агиорит. Старец Паисий, с.73 изд. Новый город, Санкт-Петербург, 2000
Свидетельство о публикации №123050401559