одним единым взглядом

свет пронзил субъекта, и тело открылось
для молвы, когда герой уронил очи нумизмата
в широкую колодку. теплое олово потекло в тело,
чтобы там расти и процветать.
теплое олово записало и приуныло,
потому что листопад был его утехой.
карающими очами были мосты,
тварь лезла в погреб, взирая на все существующее
одним единым взглядом.
одно единое пророчество предотвратило
экстаз, и холодно стало и животу, власть предержащему,
и оку внутри сокола.
карие очи упали в ладонь,
и там заснули они. чтобы слышать и понимать безумие отсылающих
мечтаний.
по-свойски вздыбилась кожа,
и мачта полезла за ветром,
за молвой полезло будущее. что отвечало россыпью
слов на все вопросы.
смело отогрели и будущее, и массы
тела, что горели во тьме ледяным светом.
тело прошло по колее и свернуло достойно,
даже по-молодецки, как бы прихрамывая на разум.
свое тело было метящим экстазом,
и урна наполнилась серебром, когда с ней заговорили
в порыве молчания.
свет пустоты дивно горел. и хром свитки свивал
в гороскопе отверстых зениц.
так и ропот был робок,
и руки были едины, когда они бросали камни
в вечность, чтобы хоть как-то зацепить ее величие
и дать говорить себе, только себе.
свет был пророком, он все падал и падал,
и безумие было его сном, дивным и ненасытным.
корни слова привирали малость,
черный пророк малость нес чепуху,
пройдохи мрака малость возвеличивали свое я.
полость заполнилась и огнем, и личностью.
тварь открыла свой рот и высветила все свое имя в отчаянии
и безумии.
прошел и пост по дороге,
и тело прошло по молитве,
как по таянию снегов.