Памяти моего дедушки

Дедушка, слышишь ли ты меня? Слышишь ли мои молитвы о тебе, плач о моих ошибках, радостный смех моих редких побед?

Накануне Дня Победы моя крестница Оля нашла в интернете указ о награждении гвардии старшего лейтенанта, командира 241 стрелковой роты Бебешко Николая Васильевича орденом Красной Звезды за умелую организацию наступления под немецким городом Каллисом, уничтожение трех огневых точек противника и более двадцати фашистов.

А чем наградит Господь наш Иисус Христос раба Божия усопшего воина Николая за организацию воспитания дочери своей, преподавателя консерватории, редактора православного журнала, внука священника и внучки певчей, многодетной мамы?
Милый дедушка! Шестнадцать лет назад ты, сражённый онкологией, оставил поле земной битвы. Ты умер христианином, придя к вере за восемь лет до смерти.

Мама за проступки ставила меня в угол и делала строгие выговоры.
Бабушка подолгу плакала, надрывая моё эгоистичное детское сердце рыданиями. Папа переставал со мной разговаривать. И только ты не умел
наказывать меня, пытался смягчать мамины приговоры.
- Света, Сашенька уже понял свою ошибку, прости его, отпусти погулять, там ребята футбол без него не начинают.
- Папа, он наказан и сегодня никуда не пойдёт.

Дедушка, я вспоминаю твои рассказы о войне. Особенно меня поражало повествование о том, как твой ординарец прикрыл тебя собою при взрыве бомбы.Он упал весь изрешеченный осколками, и только несколько вонзились тебе в ногу. Один из них врачи не смогли вытащить. Перед самой берлинской операцией во время футбольного матча, допущенного недолгой передышкой от сражений, осколок сдвинулся, нога сильно заболела, и тебя положили в больницу. Может быть, поэтому ты остался жив?
Ведь при штурме Берлина погибли сотни тысяч наших солдат. Да упокоит Господь солдата, спасшего твою жизнь, а также всех воевавших под твоим командованием!

Дедушка, ты умер 18 марта. Через двенадцать лет в этот день Крым вернулся в Россию. Я хорошо помню, что ты всегда считал и называл себя русским, несмотря на украинскую фамилию и рождение твоих родителей в Полтавской губернии.

В день твоей смерти Православная Церковь чествует икону Богородицы «Воспитание». Мне радостно верить, что ты передал начатое тобой дело моего воспитания Матери Божией.

КОНДАК 2
Видящи наше слезное родительское моление, умилосердися, Владычице, о чадех наших, возми их под Свой честный и благосветлый
покров, да воззовут в веселии Богу: Аллилуиа.

А как ты воспитывал меня?
Очень нежно и мягко. Не совсем по-офицерски. Или, может быть, доброта не противоречит военной службе?

Ты просил помогать тебе в работе, но охотно отпускал играть с мальчишками. Ты уговаривал делать уроки, но не ругал за плохие отметки. Ты ходил со мной кататься на лыжах и бегать на стадионе, но не препятствовал бабушке закармливать меня пельмешками и салатом оливье. Ты десятилетиями носил одни и те же обувь и одежду, ремонтируя своими руками, но не обижался, когда я, взяв их поносить, возвращал не подлежащими восстановлению.

Ты иногда бывал вспыльчивым, но, когда я отказался мириться с сильно обидевшим меня родственником, ты встал на колени передо мною, умоляя простить обидчика. Ты трепетно мечтал, что я окончу университет, но понял моё решение уйти с 4 курса в монастырь. Ты не любил, чтобы я ночевал у друзей, но позволял сидеть у них до часу ночи, а потом приезжал на машине и забирал меня.

Однажды ты поднялся на жигулях по ледяной дороге очень высоко, угадав место и время нашего спуска с гор. Мои спутники были поражены.

А ещё ты очень бережно относился к моей бабушке Полине Алексеевне - твоей супруге. Всегда звонил ей в случае задержки на даче. Для этого мы ходили через речку Талгар в сторожку электростанции,где был городской телефон. Когда бабушка тяжело заболела, ты стал самой внимательной и умелой сиделкой у её предсмертного ложа. Два года не дожила бабушка до вашей золотой свадьбы. А когда она умерла, ты совершал каждый вечер трогательный обряд, случайно подсмотренный мною - заходил в комнату, где на столе стоял большой портрет бабушки в молодые годы, осенял себя крестным знамением и говорил: «Полина, голубушка моя милая, прости меня, грешного.» Зажигал свечу. Брал листочек с переписанным тобою стихотворением Федора Тютчева. Полушёпотом читал:

«Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землёю.
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою.
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали.
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?»

После этого ты поворачивался к иконам и читал молитвы.
Вскоре я уехал, и ты остался один в квартире. Продал дачу, которая так утешила и украсила наши сердца. Потянулись дни одиночества, изредка нарушаемого моими приездами.

Как замечательно ты научился готовить еду! Ты читал серьёзные книги о монашестве, пытаясь понять мой выбор.

А через восемь лет после смерти бабушки у тебя обнаружили рак желудка. Ты медленно угасал.

Алма-атинские христианки ухаживали за тобою. В один из моих приездов ты подозвал меня, попросил почитать молитвы и потом торжественно сказал: «Дорогой батюшка (после моего рукоположения во священники ты стал обращаться ко мне так, чувствовалась военная привычка к дисциплине и субординации), я прошу твоего благословения на отращивание бороды, чтобы стать похожим на наших благочестивых предков».

Я с радостью благословил тебя, ведь мне с детства хотелось, чтобы дедушка носил
бороду.

Я с детства жил у тебя на руках, а ты умер у меня на руках.
Я был свидетелем твоей предсмертной агонии, принятой тобою в ясном сознании. Около часа тебя периодически рвало. Ты молча метался по кровати. Я читал молитвы. Ты приклонился ко мне. Я обнял твою голову, и ты умер.
И вот ты лежишь в гробу - в военном кителе, с бородой, окружённый свечами, чтением псалтири, кадильным дымом, своими родными, прихожанами твоего внука. Лежишь светло и достойно. Как все наши благочестивые предки!

При похоронах получилось, что тебя подхоронили к твоим маме и папе - Василию Никитовичу и Акулине Наумовне. Слева лежит твой старший брат воин Павел Васильевич, справа твоя супруга Полина Алексеевна. У всех вас одна фамилия - Бебешко.

Совсем недавно я узнал, что она происходит от малоросского простонародного названия пушки («бебешка» - то, что бебехает). «Бебешка» - пушка. «Бебешко» - Пушкин. Прямой завет для меня - усердствовать в поэзии и артиллерии. Поэтому я отсылаю этот написанный мною снаряд для разрушения крепости равнодушия.

ДЕДУШКЕ
Дедушка, доброе солнце горит.
Сколько в нём детства, укора и света.
Ты меня ждёшь, твоё сердце болит.
Чаще теперь вспоминается это.
Думаю, там я тобой не забыт.
Столько во мне без тебя не согрето!
Гроб и погоны, на них три звезды,
кости, что труд и война не сломили.
Некогда шедшего в строй с борозды,
в землю с наградами возвратили.
Дедушка, ты оставляешь следы
не на берлинской и краковской пыли.
Мы - те следы, через нас говоришь
в консерватории, в храме, в газете.
Но на могилке увидев, молчишь.
Впрочем, какая нужда нам в ответе?
Знаем ответы, не делаем лишь
так, чтобы быть на том свете во Свете.
Но ты поверь, если завтра война
трусость и верность живущих измерит,
мы, вспоминая твои ордена
и обращенье предсмертное к вере,
станем как сталь, как стена, как струна...
Встреть нас, как в детстве, с улыбкой у двери.