средь губ и шелка

тело позабылось, кода мы о нем
что-то сказали. все покрылось пургой,
и звездочет проглотил уныние,
прославляя осколок вишневых губ.
темнота вошла в слово, когда
стала непонятной сталь.
тело вышло из пурги,
масло потекло по мостовой.
тело вышло из берегов,
и скромное царство шелка обошло
тварную плоть. площади заполнились
светом, шатаясь, пошли пляски средь губ
и шелка. тело согрелось для паствы,
тело согрелось для нельзя.
спальня скукожилась и вошла в сумерки.
песня обуглилась и свихнулась,
память отделалась исчезновением,
когда руки наполнились водой.
спальня обгорела и спилась,
когда в конверт положили истому
и снег,и дрожащий на дне печали.
сколько шелка было выбито из головы?
тварное лежало в пурге,
и все проедало дыры, все сыпалось и исчезало.
скотская часть сползла о двери и просила,
просила... все растаяло, все согнулось
и восстало, чтобы россыпи снега полились в ладони.
на корточках поперло дело, и хмурые длани спихнули
свет с дороги. ком лег в прорубь,
и гордая кладь упала на мед.
стертые руки валили сажу,
короткими мигами было человечество.
только тело прижималось к пурге
и слышало, как что-то прячется в руках.
святость отошла к дому,
к рабам отошли звезды.
седой месяц осенил окно,
и вошь легла на ровное место.
кое-как отпихнули и свет,
и номер, и корень.
свет стер мазурку,
любой танец он стер своими руками.