где наше утро?

исчезновение осознает свою потерю,
ведь оно поглощено всей силой природы,
всей мощью сказанного.

в телах дремлют боги. это мы знаем.
с другой стороны, необъятная власть себя забывает,
и мы уже не знаем, где ответвления наших
сердец, а где - чужих. только сердце может смотреть
на восток, бренные глаза созерцают запад,
то есть полное или частичное исчезновение.
бренные глаза зависают над полночью,
и нет сил раскрыться тому усилию,
что дремлет в зиянии нашем любимом.
только открытая ладонь движет мачтами,
и сияние полдня трепещет в руке,
как рубиновый меч, рассекающий действительность.
глубокими корнями запорошена тишь,
и мы слышим, как все падает в пропасть.
нет, мы видим, но, отводя взгляд,
мы только слышим, как исчезновение
овладеваем вещами до глубинных их
прожилок и прядей.
только глубокая полночь знает,
где ответ на все вопросы -
или хотя бы на один из них .
вопросы сыплются, как кража, на голову,
и мы не знаем, где наша ночь,
где наше зияние, где наше утро,
полное власти и красок и свершений
на грани востока.
мы знаем, что грани там, где войлоком прошито
нутро, где сизое утро учит причастию,
и ныряет в пролив бег лошади,
причастной исчезновению.
в глубокую полночь мы приходим на свидание,
и мы видим, как луна совокупляется с ночным небом -
и нам этого предостаточно.
в зиянии ночи что-то и говорит, и улюлюлюкает,
и подгавкивает,
как будто приходить нужно дважды.
но единым бегом обрамлено присутствие,
и во всем мнимом есть гадкий привкус вечности.