Он и она

Он сидел на одном из передних мест допотопного автобуса, доверху набитого студентами. Бурной пятничной рекой они, как обычно, стекли с последней электрички и заполнили собой всё его скрипучее и шатающееся нутро. Шляпа, чёрное пальто, делоновский профиль. Он смотрел в окно, но, поскольку в нём уже невозможно было ничего увидеть, кроме отражения плотно утрамбованной действительности, было понятно, что он просто (брезгливо?) отвернулся.
        Она по неудачному стечению обстоятельств нависала над этим самым профилем и его шляпой, едва дотягивалась пальцами до верхнего поручня и с ужасом понимала, что долго не продержится. О, если она брякнется ему на колени практически на четвереньках! Щёки, увеличивая степень будущего позора, горели заранее. Она так старалась удержаться, что взмокла. Какой насмешкой над собой была мимолётная мысль о том, что вот сейчас шляпа встанет и элегантным движением стильного рукава укажет бедной студентке на освободившееся место! Тем более, что на практике это было неосуществимо. Человеческая материя заполнила собой автобусное пространство, как вода заполняет сосуд, без намёка на пустоту. «А вот интересно, что я скажу, когда упаду?» - подумала она и сама поразилась своей способности шутить в данных обстоятельствах. Скромная, детская почти, синяя курточка, дурацкий фиолетовый шарф, по-дурацки повязанный на голову и мышиный хвостик на резиночке сзади. «Господи, как я могла додуматься напялить этот шарф на голову? - казнилась она, - подумаешь, похолодало! Не умерла бы. А эта резиночка…». Абсолютно некстати вспомнилась любимая крохотная сцена из «Дюймовочки». Это, когда гусеница рассказывала, как безобразна героиня и, упиваясь собственной красотой, в танце восклицала партнёру:
 - Кружжите меня, кружжите!
Пытаясь сдержать истерический смех, подумала, что именно это она и промолвит, лёжа у Делона на коленях кверху хвостиком.
      Толпа, раскачиваясь и прыгая на провинциальных ямах вместе с транспортной единицей, чуть утряслась. На первой после отправления остановке сошла жалкая пара человек, но даже это немного облегчило её положение. Можно было поразмышлять без надрыва и страха перед падением. Обычно эта пятничная история развивалась таким образом, что после остановки электрички из неё вырывалась толпа. Задача состояла в том, чтобы попасть в единственный, и потому заветный автобус. Иначе существовала угроза остаться на забытом богом вокзале до утра. Что вы говорите, такси? Да бросьте, в самом деле! Наши студенты в начале восьмидесятых домой на такси не ездили. Шляпа сидела на переднем сидении. Трудно представить, что он нёсся, как лось, обгоняя студентов в спортивных штанах и кроссовках. По всему - не студент.
     «И вообще, не наш» - думала она после, уже выйдя из автобуса на своей просёлочной остановке. Неприятное чувство рассеивалось по мере приближения к родному дому. Нет-нет, чувство неполноценности не было ей свойственно, скорее, даже наоборот. Но сегодня её явно «поставили на место». Зарубочка на сердце получилась достаточно глубокой, чтобы никогда не зарасти, но недостаточно кровавой, чтобы иметь последствия. Просто момент остался навсегда. Навсегда в прямом смысле слова и масштабе памяти, выделенной на целую жизнь.
               
                ОНА
               
              Вообще-то, для своих восемнадцати пассажирка была умна, но был в её голове, кроме прочих, невинный пробел. Она совершенно не осознавала, что обладает универсальным оружием. Тут всё по классике: «Если бы молодость знала». Если проще, она была достаточно красива. Нет, конечно, и в школе, и в институте за ней вечно кто-нибудь таскался, и она считала это естественным, но детство задержалось в девушке дольше, чем то предусматривала природа. Уже на первом курсе в комнату общаги постучался парень, которого она считала стариком, в его-то двадцать три. И знакомы были едва, как она считала, и вообще… Пришёл и, слегка порозовев, позвал замуж. Новоиспечённая претендентка не нашла ничего лучше, чем взять подушку и со смехом метнуть в потенциального жениха. Напрасно он пытался объяснить, что всё серьёзно. Реакция на предложение оставалась неадекватной лишь потому, что сделать ей предложение не мог никто. Никаких объяснений. Не мог, и всё тут.
           Однажды её украли. Это была серьёзная история, после которой, возможно, ей пришлось-таки стать чуть взрослее. Ну хоть самую чуточку. Устроили студенты на пресловутый Старый Новый год катания на санках близ общаги. Ночь, снегопад, все вроде свои, родные. Подлетают санки, кто-то кричит:
 - Садись!
И она села. Санки пронеслись по кругу и свернули с площадки. «Эй, - закричала она весело, - вы куда? Возвращаемся!»
     - Сейчас, повернём возле факультета! – крикнули в ответ. Двое мчали санки с такой скоростью, что снег, вылетающий из-под полозьев, смешивался со снегопадом и в этой белой каше было невозможно ничего разглядеть. Бояться она стала только тогда, когда двое перестали отвечать на просьбы повернуть или остановиться. Санки мчались в темноту, как в сказке про снежную королеву, с той лишь разницей, что впряжены в них были два тёмных злодея. И откуда в этой детской головке нашлось столько силы воли и мудрости, чтобы насколько можно беспечнее начать разговор? Двое – явно студенты, иначе откуда взялись бы возле общаги с санками. Судя по-всему, снимают квартиру. Решили повеселиться и познакомится поближе. Ехали вниз от факультета, значит, мы на Казачьем спуске.  Почти фривольно она захихикала и разболталась. Двое расслабились, но безвариантно завели в низенький флигель. «Двоечники несчастные, - подумала Марпл – грязный стол, всюду тряпки и почти нет книг». Наконец она их разглядела. Чтобы запомнить. Принесли шампанское. После сковороды с остатками жареной картошки, которая молниеносно исчезла со стола, это было что-то. Дело пахло керосином, и она захихикала ещё яростнее, запросив хотя бы яблочко. Флигель был едва освещён. «Экономфак!» - она умудрялась мысленно шутить. Пока воры лихорадочно искали хоть какую-нибудь приемлемую закуску, дама прогуливалась с гранёным стаканом по крохотным хоромам и незаметно пыталась нащупать что-то вроде защёлки с обратной стороны двери. «Одета, обута…» - она была необъяснимо практична.
               Скользнула за дверь. Хватились быстро, бежать было бесполезно. Силы не равны и дорога теперь вела в гору. Спас поворот. За ним она не рванула по прямой, а буквально вкатилась в щель между допотопными хатёнками, коих здесь было множество. Повернув ещё и ещё раз, она замерла в лабиринте старых построек, вросших окнами в землю. Через мгновение за угол выбежали двое. Понимая, что девчонка где-то рядом, но ни найти, ни выкурить, ни применить силовые методы невозможно (ору не оберёшься), оба грязно выругались. Сердце её стучало так сильно, что она всерьёз опасалось, что его услышат. Двое стояли почти рядом, бесконечно долго закуривали, но наконец потихоньку зашаркали назад. Приключение не состоялось, но это у них. Кое-кто насытился эмоциями по шею. Выждав немного, она выбралась на дорогу и помчалась наверх. Возле ярко освещённого факультета гуляла компания «взрослых», и она инстинктивно рванулась под крыло, да не тут-то было. Пьяный «старый дядька» подхватил под локоток, прижал спиной к решётке и подставил к самому рту стакан с ужасно пахнущей жидкостью. «Самогон» - смекнула провинциалка и слёзно попросила пощады. Хмельная, но очень приятная женщина назвала спутника дураком и отбила у него страдалицу.
                Добежать до общежития за пару минут теперь не составляло никакого труда. Друзья уже били тревогу. Как она любила их в тот блаженный момент! Она жаловалась, ревела белугой, пила горячий чай,смеялась, рассказывая о том, что произошло, а тело била крупная дрожь. На следующее же утро в сопровождении верных людей она очень долго бродила по институту, но таки нашла и указала пальцем на обидчиков. Жизнь продолжалась.
          Отшумели белые метели. Сначала снежные, потом терновые, вишнёвые, абрикосовые и наконец, розовые яблочные. Она возвращалась домой из летней студенческой экспедиции на Кавказ. Старый чемоданчик с настоящими горными ботинками и прочим хламом мерно покачивался в руке. До электрички ещё целых пол часа! Предвкушение родного дома… До мозга костей она была домашней птицей и, хоть вынуждена была летать, стремилась к своему нехитрому гнезду со всей своей страстью. Возможно потому, что только здесь чувствовала себя в безопасности. Хотя, кто её знает?
 - Вера, разрешите!
              Кто-то мягко взялся сзади за ручку чемодана и потянул. Она инстинктивно схватила её крепче, оглянулась. Двое. Высокий и пониже. Черненький и светленький. С бородкой и гладко выбритый. Тот, что пониже и светлый, смеётся и предлагает донести чемодан, другой философски молчит и парит где-то выше. Ребята вроде порядочные, и она не сочла возможным бороться за поклажу. Милостиво предоставила возможность помочь.
 - Откуда вы меня знаете?
 - Настоящие джентльмены должны знать первую красавицу на факультете!
       Голубоглазый блондин привязался намертво. В полупустой утренней электричке сел рядом и, не умолкая, говорил. Голос необыкновенно красивого тембра. Низкий, чуть с хрипотцой. Голубоглазый брюнет сидел напротив и молчал. Кого-то он ей напоминал, но вспомнить никак не получалось. Серёжка (так звали невысокого блондина) уловил взгляды на друга и немедленно отреагировал:
       - Верочка, не смотрите на этого, что напротив! Он не только небрит, но ещё и женат! Но куда его денешь, друг всё-таки. Я к нему в гости! Сам напросился!
    Верочка и сама отвела глаза. Она уже узнала в небритом Делона. Без шляпы и пальто узнала.
           Серёжка же весь искрился, чуть не булькал от удовольствия, сиял глазами и улыбкой так, что, казалось, заполнял собой весь вагон. Да что там вагон, сама электричка побежала быстрее!
               Так он появился в её жизни, этот необыкновенный парень, красавчик и абсолютный романтик. Он готов был носить её на руках, опекать, встречать и провожать, петь ей на русском и английском, в общаге и на улице, сцеловывать снег и дождь с её щёк, писать длинные письма из любого уголка страны, в котором оказывался волей студенческих практик. Его было слишком много, он торопил, боясь, наверное, ненароком её потерять. А она оставалась провинциальным ребёнком, и когда Серёжка позвал её знакомиться с мамой, испугалась. Она слышала, как хрустнуло Серёжкино сердце, раздавленное ею, но ничего не могла поделать. Она удивительно долго оставалась маленькой. Ей нужно было немного времени. Нужно было выйти замуж за непутного, который буквально на руках принёс её домой и больше не отпустил. Который стрелялся, резал вены, бил окна и срывал дешёвенькие бусы с её шеи от ревности, а потом стоя на коленях уверял, что всё это не от пьянства, а от любви. Он разгонял мотоцикл до смертельной скорости и требовал этой самой любви взамен на жизнь. Ей ещё нужно было с малышкой на руках бежать на вокзал и ехать далеко-далеко, туда, где взрослеют гораздо быстрее.
              Только потом она стала взрослой. О, какой она стала взрослой!
                ОН
     Он стоял у окна, за которым мела метель, и никак не мог тронуться с места. С женой в последние годы были сплошные нелады, но теперь, когда её не стало, всё ещё хуже. Двое мальчишек, уже в шапках и сапожках, стояли у двери и толкались локтями от нетерпения.
 - Пап, ну пошли…
 - Иду, иду!
Одному в школу, другому в детсад. Вечером – бабушки. Слава богу, живы и здоровы. Иначе, хоть плач.
            Высыпали на площадку. Мальчишки спускались с грохотом и визгами, но сегодня что-то не ворчалось. Ночью приснился институт, лекция, друг Серёжка. С чего бы? Сон был таким ярким, что утром не сразу вернулся в реальность. Серёжка не пишет. Приезжали лет несколько назад с женой и сынишкой. Вот это была встреча! Надо бы написать на старый адрес. Да там ли они теперь?
              Щурясь от густого встречного снега, тащил мальчишек за шарфы, которые спереди закрывали рты от холода, а сзади были завязаны на два узла. Так им больше нравилось, и мальчишки хохотали, выпуская из-под шарфов клубы пара, который сразу же замерзал на ресницах.
            На углу, когда порывом ветра всех троих резко шатнуло влево, они чуть не налетели на девушку. Она крепко зажимала воротник пальто синими рукавицами, а шапка была надвинута почти на глаза, которые показались на мгновение и снова исчезли в снежной кутерьме. Он уже прошагал ещё метров двадцать, когда вдруг подумал, что эти глаза где-то уже видел. Навеянные сном воспоминания грели его сердце целый день, да ещё эти глаза…
Где я их видел?
         На этом углу они встречались ещё и ещё, уже узнавая друг друга, но боясь заговорить. Пока однажды он не окликнул:
 - Вера?
 Она улыбнулась:
 - Наконец-то. Я думала, ты никогда меня не узнаешь.
       Дальше пошли вместе, сначала с трудом подбирая слова для разговора, а потом взахлёб, перебивая друг друга, они почти кричали обо всём, что пережили порознь. Он в черном пальто и спортивной шапочке и она, совсем взрослая.