Цветаева и царская Семья

Тема царя и царской семьи входит в жизнь Цветаевой изначально через личное общение ее отца Ивана Владимировича Цветаева с Николаем II на открытии Музея изящных искусств, что позже, в 1933 г., Цветаева отразит в очерке «Открытие Музея».
 Страстно с юности Марина стремилась в Революцию, которую воспринимала, как торжество Добра. Реальность оказалась несколько иною. В октябре 1918 г., Марина пишет: «Революция — землетрясение. (Банально, да?) — Спасайся, кто может, гибни — кто хочет. Попробуйте любить во время землетрясения!». Попытка такой любви была запечатлена Цветаевой в некоторых стихотворениях того времени.

Как созвучны ее мысли с мыслями Императрицы, хотя в то роковое время, в «красной» Москве, Цветаева, конечно, не читала писем императрицы Александры Фёдоровны из заточения, но именно тогда она пишет А.А. Вырубовой от 13 (26) марта 1918 г.: «Боже! Как я свою Родину люблю со всеми ее недостатками! Ближе и дороже она мне, чем многое, и ежедневно славлю Творца, что нас оставил здесь и не отослал дальше. Верь народу, он силен и молод, как воск в руках. Плохие руки схватили, — тьма и анархия царствует, но грядет Царь славы и спасет, подкрепит, умудрит сокрушенный, обманутый народ».
 (Письма святых царственных мучеников из заточения. СПб.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996. С. 272.)


Под стихотворением-мольбой Марины Цветаевой стоит дата: 4 апреля 1917 года, третий день Пасхи. В эти дни вся семья Николая Второго находилась под домашним арестом в царскосельском дворце — поэтому Цветаева называет царевича Алексея «царскосельским ягнёнком».

Сохранились воспоминания солдат охраны царскосельского дворца как раз из тех пасхальных дней 1917 года, когда было написано цветаевское стихотворение.

Пьяные матросы, увидев в саду одиннадцатилетнего Алексея, начали хохотать и злорадно кричать: «Ну что, Царь несостоявшийся?! Эх, заживём теперь без вас!». Им хотелось унизить арестованного ребенка.

«И как же вы теперь заживёте?» — спокойно спросил их Алексей. Матросы растерялись и слегка замешкались, а царевич, вдруг улыбнувшись сказал:

— «Христос воскресе, братцы!».

— «Воистину воскресе!» — вытянувшись во весь рост, дружно грянули матросы. Они увидели перед собой не униженного, затравленного мальчика — на них смотрели глаза юного несостоявшегося Царя.


В июле 1918 года царская семья была зверски убита большевиками в Екатеринбурге. Не пощадили они и светлого отрока Алексея...

Со смертью этого ребёнка-страстотерпца в России закончилась история монархии.

За Отрока — за Голубя — за Сына,
За царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия!

Очи ангельские вытри,
Вспомяни, как пал на плиты
Голубь углицкий — Димитрий.

Марина Цветаева не случайно вспоминает царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, убитого в Угличе, как полагают, по тайному приказанию Бориса Годунова. С гибелью царевича Дмитрия в России закончилось правлении династии Рюриковичей и началось Смутное время.


Цветаева:

Ласковая ты, Россия, матерь!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него — любовной благодати?

Грех отцовский не карай на сыне.
Сохрани, крестьянская Россия,
Царскосельского ягнёнка — Алексия!

Марина Цветаева

https://youtu.be/WtQBP1-OVMA



Поэма о Царской семье, завершенная к 1936 году, дошла лишь в немногих фрагментах.
В эмиграции Цветаева передала свой архив Лебедеву. Во время оккупации немцам в Париже нужны были квартиры и все вещи пренесли в подвал, где они погибли во время аварии водопровода. Часть архивов, неподходящих для ввоза в СССР отправили в архив Амсдердама, попавший под немецкую бомбордировку, когда все материалы безвозвратно погибли в огне.
При прочтении поэмы Слониму он сказал, что это похоже на восхваление Царя, на что Марина ответила, что не нужно путать две разные плоскости - политику и человечность.
Как свидетельствует Марк Слоним, ссылаясь в своих воспоминаниях на пояснения самой Цветаевой, «мысль о поэме зародилась у нее давно, как ответ на стихотворение Маяковского «Император»». Ей в нем послышалось оправдание страшной расправы, как некоего приговора истории. Она настаивала на том, что уже неоднократно высказывала: поэт должен быть на стороне жертв, а не палачей, и если история жестока и несправедлива, он обязан пойти против нее. (Воспоминания о Марине Цветаевой. М.: Сов. писатель, 1992, с.345).
"Император" Маяковского произвел на Цветаеву страшное впечатление. Ведь стихи написал не графоман, а Богом одаренный поэт, талант которого Марина искренне и преданно любила.

В январе 1928 года Маяковский во время своего поэтического турне по Уралу посетил Свердловск, нынешний Екатеринбург, и изъявил желание посетить не только место расстрела, ипатьевский дом, но и захотел, удивив тем сопровождающих, посмотреть место захоронения царской семьи. Эта поездка в леса в виду стоящей тогда суровой зимы с метелью далась непросто. Захоронение искали долго, и, по некоторым свидетельствам, могилу даже и не нашли. Вернулся к своему выступлению перед рабочими Маяковский усталый. После «паломничества» со свойственным ему поэтическим даром, Маяковский отозвался на смерть царя стихом «Император».

 В первой части Маяковский вспоминает, как видел царя в Москве до революции на каком-то празднике, когда была «то ли пасха, то ли — рождество», и Император в окружении своих дочерей перед народом сдерживаемых городовыми, торжественно ехал по Тверской. Во второй части Маяковский описывает уже поиски безымянной могилы, и эта часть о мрачном жребии судьбы, выданном последнему российскому самодержцу, контрастирует с первой.
Советский поэт был беспощаден и немилосерден к последнему русскому царю.
При этом пролетарский поэт-мачо, глядящий на нас с чёрно-белых фото лысым гопником с каменной челюстью, не был так однозначен. Беспощадный и брутальный снаружи, внутри Маяковский был не так суров. В отношении целесообразности казни Николая II Маяковский сомневался. Существовала другая концовка, отражённая в черновиках.

Коммунист и человек
Не может быть кровожаден...
..."

Когда в 1930-м Маяковский погиб, Цветаева написала: "Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый - поэт встал и человека убил..."

Спросите: руку твою протяни,
Казнить или нет человечьи дни?
Не встать мне на повороте,
Я сразу вскину две пятерни,
что я голосую против

Живые? — так можно в зверинец их
Промежду гиеной и волком
И как ни крошечен толк от живых
От мёртвого меньше толку


Владимир Маяковский
Император
И вижу —
     катится ландо,
и в этой вот ланде
сидит
   военный молодой
в холеной бороде.
Перед ним,
      как чурки,
четыре дочурки.

Вселенную
     снегом заволокло.
Ни зги не видать —
         как на зло.
И только
     следы
        от брюха волков
по следу
    диких козлов.
Здесь кедр
      топором перетроган,
зарубки
    под корень коры,
у корня,
    под кедром,
          дорога,
а в ней —
    император зарыт.

Прельщают
      многих
          короны лучи.
Пожалте,
     дворяне и шляхта,
корону
    можно
        у нас получить,
но только
     вместе с шахтой.

1928 г.

Считается, что Цветаева начала работать над поэмой после завершения поэмы о Добровольческой Армии «Перекоп» летом 1929 г. До написания поэмы о трагедии царской семьи Цветаева вела огромную подготовительную работу: «…Источники, проверка материалов, исписанные тетради, вся громадная работа » [3,VII, с. 386]. Тема Царской семьи не покидала Цветаеву на протяжении всего ее творчества с момента жестокой расправы над царем.

Запись в дневнике за июль 1918 года

Возвращаемся с Алей с каких-то продовольственных мытарств унылыми, унылыми, унылыми проездами пустынных бульваров. Витрина - жалкое окошко часовщика. Среди грошовых мелочей огромный серебряный перстень с гербом.

Потом какая-то площадь. Стоим, ждем трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский петушиный выкрик:

- Расстрел Николая Романова! Расстрел Николая Романова! Николай Романов расстрелян рабочим Белобородовым!

Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая, и тоже (то же!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего. Хоть бы кто! Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, снова отводят глаза - куда? Да так, в пустоту. А может, трамвай выколдовывают.

Тогда я, Але, сдавленным, ровным и громким голосом (кто таким говорил - знает):

- Аля, убили русского царя, Николая II. Помолись за упокой его души!

И Алин тщательный, с глубоким поклоном, троекратный крест. (Сопутствующая мысль: "Жаль, что не мальчик. Сняла бы шляпу").

В стихах цикла «Лебединый стан» (1917–1920) впервые возникает тема цареубийства:

«— Христос Воскресе,

Вчерашний царь!

Пал без славы

Орел двуглавый.

…Царь! — Потомки

И предки — сон.

Есть — котомка,

Коль отнят — трон»


В ноябре 1918 г. Цветаева делает стихотворные наброски под названием «Дело Царского Сына.»

Дело Царского Сына — Быть великим и добрым

Чтить голодные ребра, Выть с последней солдаткой, Пить с последним бродягой, Спать...

В сапогах и при шпаге.

А еще ему дело: Встать в полночную пору, Прочь с дороженьки белой — Ввысь на вышнюю гору...

Над пучиной согнуться, Бросить что-то в пучину... — Никогда не вернуться — Дело Царского Сына!

9 ноября 1918 г.


Вся «Поэма о Царской семье» была прочитана Цветаевой в узком кругу друзей. По воспоминаниям, поэма была длинная и читалась автором около часа, со множеством описаний Екатеринбурга и Тобольска. Поэма прославляла царя. Хроника пути императора и его родных от Царского Села до Екатеринбурга, по-видимому, была представлена на фоне широких исторических событий и включала в себя описания отдельных лиц и эпизодов.


Поэма звучит, как диалог, диалог - Царицы со своим народом, совести народной со своим царем...


От лица Императрицы:
Россия! Не ими загублена — эти
Большие, святые, невинные дети,
Обманутые болтунами столицы.
Какие открытые славные лица
Отечественные.

Не плачу. Боюсь замочить вышиванье, —
— Зеленые ветки. Анютины глазки —
Для Матери здешней тружусь Абалакской —
Да смилостивится…
(И слезы на пяльцы, и слезы на пальцы,
И слезы на кольца!..) О, Господи, сколько!
Доколе — и сколько?.. О, Господи, сжалься
Над малыми сими! Прости яко я вору…


В одном из писем к А.А. Вырубовой, бывшей фрейлине императрицы, человека, близкого ей по духовным устремлениям, она сообщает о том, что пытается на коре бересты по-церковнославянски написать молитву Господу. Цветаева, работая над поэмой, тщательно изучает дошедшие документальные источники, и, в частности, письма Александры Фёдоровны, уже опубликованные к тому времени в Париже.


Обитель на горе.
Молитва на коре.

Не знала та береза,
Дороги на краю,
Что в лютые морозы
Затем красу свою

— Сибирскую «корицу» —
Белила и спасала —
Чтоб русская Царица
На ней письмо писала

— За все благодарю —
Небесному Царю.

Не знала та дорога,
С березой на краю,
Зачем седобородый
Старик — ножом — кору

Срезал. — Чтоб в келье тесной,
Рукою домовитой,
Германская принцесса —
Славянскую молитву

Чертила на листке
Сибирской бересты.

О чем она просила,
Канавы на краю…
Молитва за Россию:
За родину — твою —

Мою...
За край, что полон
Был — не ея могил
За снег, что — солон
Ея слезами был…

За каждого злобивца,
За каждого безумца…


За каждого злобивца —
И все-таки любимца…
Сто пятьдесят мильонов —
Где все ея любимцы


Тому, кто на Горе —
Молитва на коре…

Стояла та береза —
России на краю,
— За тын, за плен, за слезы —
За все благодарю.

А если мало — плену,
А если много — тыну…
Сам назови мне цену…
А если скажешь: сына

Под кончиком пера
Коробится кора…

Стояла та Россия —
Обрыва на краю.
— И если скажешь — Сына… —
За всё благодарю,

* * *

Горит, горит береста…
Летит, летит молитва…
Осталась та береста
В веках — верней гранита.

1936 г.