Два Антона СВО

Два Антона К


Я часто думаю о том, почему происходят встречи, зачем люди встречаются, а потом расходятся и чаще навсегда. Может, это своего рода уроки, как моя встреча однажды в поезде, когда я ехала домой, с трудом собрав деньги на билет. Ехать сутки, еды не было. Где-то в середине пути соседка по купе заставила меня слезть с верхней полки и поесть. Еда у нее была такой, какую в то далекое время я даже не видела, особенно запомнилась рыба горячего копчения с необыкновенным вкусом. Готовясь к выходу на своей станции, я попросила у попутчицы адрес, чтобы отблагодарить ее, на что она сказала: «В твоей жизни не раз будут случаи, когда надо будет кому-то помочь». Образ женщины в памяти не сохранился, а ее наказ запомнился. Но это о мимолетном контакте-уроке. Полезном, но не рвущем сердце. Мой рассказ будет о другом, о встрече с двумя Антонами, которые оставили в моей душе «неизгладимый» (неизгладимый!) след. Далее будет понятно, почему указаны два одинаковых слова с разными знаками, отражающими мое душевное состояние.
С одним Антоном я встретилась в роддоме, когда мы с его мамой в один день произвели на свет детей. У мамы Антона были проблемы с молоком, и я кормила грудью чужого ребенка. С того времени мы дружим. Она русская из Донецка, приезжала каждый год в отпуск в наш городок к родне. Антон рос, как все дети, но в школьные годы опережал сверстников, перескакивая через класс, а в пятнадцать поступил в Донецкий институт. Я гордилась им — умный мальчик! Потом были «лихие» девяностые и «коварные» нулевые. Пережили. После окончания института Антон переехал в Россию, женился на девушке, которую в разговоре всегда называл «любимая», меня же — «молочной мамой». Высокий, крупный, симпатичный, приветливый. С его мамой мы встречались в день рождения наших детей и отмечали даты, не свои, а их, и от этого испытывали огромное удовольствие. Она рассказывала об Антоше, и каждый миг его жизни меня радовал.
Однажды, заглянув к подруге, я встретила там Антона (давненько не виделись) и была поражена: в кресле сидел настоящий боров и курил кальян, но даже не это, мягко говоря, обескуражило и расстроило меня. Антон начал критиковать наше правительство, опираясь на постулаты Навального. Я молчала и видела, как его маме неловко передо мной, а в моей голове билась мысль: «Какое право имеешь ты, русский с украинским паспортом, сбежавший из Украины, чтобы не быть призванным в укрармию, зарабатывающий в России немалые деньги, поливать грязью мою страну и мое правительство? Это моя Родина, а Родину, как мать, не выбирают. Она дается свыше».
Почему ничего не ответила ему? Потому что понимала, что он провоцирует меня и вызывает на бессмысленный и болезненный спор, чтобы вывалить еще больше дерьма. Я не хотела давать ему возможность глумиться над тем, что для меня свято. Ушла. Даже не сказала, как отпарировала однажды однокласснице-провокаторше в шестом классе: «Я не ниже своего достоинства, чтобы вступать в спор». С его мамой контакт поддерживала, но «острых» тем мы никогда не касались.
Сначала со своей минимальной пенсии я помогала им (подруге и ее супругу), «украинским беженцам», но, когда выкроенную для них пятисотку они пустили на пиво, не дождавшись моего ухода, я, экономившая для себя на всем, перестала давать им деньги, делилась исключительно продуктами, как и они со мной. Но не это дало трещину в наших отношениях, а их радостное, можно даже сказать, счастливое сообщение о том, что «Антоша уехал в Канаду». Оказалось, что он давно собирал деньги и отвозил их на хранение в Грузию, которую посещал якобы в туристических поездках. СВО дало толчок к его бегству с женой за тридевять земель. Меня осенило: «Вот почему он не менял украинский паспорт! Задолго до событий он “смазывал лыжи”, чтобы присоединиться к украинской диаспоре в Канаде и в безграничном тамошнем счастье копить ненависть к России, живя далеко от нее и “катаясь как сыр в масле”». (Уже кресло купили! Наверное, королевское!) Эта новость явилась страшным потрясением для меня — много лет назад я кормила своим молоком предателя!
Хотелось бы вычеркнуть этот эпизод, но память — ревностный страж событий жизни.
И вот новая встреча.
Совсем недавно я возвращалась домой на поезде. Все как обычно: пассажиры со своими «странностями», как и я в их восприятии. Напротив — молодая мама с дочкой лет пяти, у которой на ее зайце (мягкая игрушка) оказался мой берет из моего рюкзака, находившегося под столом (странно, каким образом он стал предметом одежды для зайца?.. но я не выясняла), и военный на верхней полке надо мной.
Утро. Завтрак. Мама с дочкой начали с пасхальных яиц (был первый день Пасхи). Я видела, как девочке нелегко глотать крутое яйцо, предложила огурчик, сопроводив указанием: «Дайте ребенку, чтоб не давился». Мама восторженно воскликнула: «Малосольный!» — и проглотила его. Больше я ничего не предлагала. Вообще у меня существует дорожный принцип: детям ничего не давать, кроме конфет и печенья, чтобы случайная неприятная ситуация не обернулась обвинением в мой адрес. За детей несут ответственность их родители или их сопровождающие и в том числе за тот «роллтон», которым взрослые их пичкают.
Потом с верхней полки спустился мужчина в камуфляже и присел на мою. «Будете завтракать — садитесь», — предложила я ему место за столом. «Нет. Спасибо.» Его отказ объяснила для себя отсутствием еды. Я достала банку красной икры, пачку оливок, сыр, чай, конфеты — все, чем снабдили меня хлебосольные родственники-провожающие. Извинилась, что нет хлеба и масла для бутерброда, потому что в поезде есть икру не планировала. Он поблагодарил, но не притронулся. Тогда я мягко-приказным тоном заставила его пойти к проводникам за чаем. Он послушно отправился. Принес. Сел. Но мое угощение не трогал. Тогда я предложила колбасу, извиняясь, что она вегетарианская (бывает и такая, соевая имитация). Он не отказался, и я нарезала толстыми кружками, прибавив к ней хлебцы, малосольный огурец и моченый чеснок. Ел он с аппетитом. «Оттуда?» — шепнула я. «Туда», — также тихо ответил он. «Как зовут?» — «Антон.» Я сложила свое маленькое угощение в пакет и отдала ему, понимая, что в одиночку он есть не будет. У него есть те, с кем он сможет по-братски разделить угощение. В течение дня я пыталась пригласить его на обед, потом на ужин, но он отказывался. Тогда я открыла чемодан и выгребла все «вкусности», которые дали мне в качестве подарка-угощения родственники, сложила в большой пакет и отдала ему. Сначала он вежливо отказывался, но потом с благодарностью взял.
Не я здесь главная героиня, нас тысячи, а может, и миллионы, кто пытается хоть чем-то помочь, приложив к этому свое тепло, любовь и благодарность.
При каждой возможности я украдкой поглядывала на нашего защитника. Новая военная одежда (специально не говорю «форма»). Добротная, современная, удобная. Все фундаментально. На погонах — три звездочки. Кроссовки основательные, качественные. Даже носки на далеко торчащих с верхней полки ногах были полушерстяные, чистые, новые. Два рюкзака на третьей полке, в которых гантели можно носить. Все с «иголочки»! Возникало чувство благодарности в адрес тех, кто так экипирует наших бойцов. И неважно, официально или нет.
Когда мужчина встал во весь рост, увидела, что он высокий и крупный — богатырь. Лицо добродушное, но пристально всматриваться стеснялась. Спускался он редко, всю дорогу спал. Объяснил: «Лучше поспать, чем поесть. Хронически не высыпаемся».
Не только я чувствовала, что это Защитник (с большой буквы), но и проводники, которые не раз обращались к нему за помощью в разруливании нестандартных ситуаций, возникающих в вагоне. Я знала, на какой станции он выходит, и боялась пропустить тот момент, когда можно выразить свою благодарность и пожелание: «Пусть Бог хранит вас».
Только дома, абстрагировавшись от поездки, я осознала, что он — Антон, и тогда вспомнился образ «молочного сына», который стал, по сути, предателем. Я специально не говорю «Родины», думаю, что ее у него попросту не было. Он, русский, жил на Украине, и там ему, по-видимому, что-то не нравилось, коль сбежал в Россию, но и здесь, по всей вероятности, его что-то не устраивало, если он не сменил украинский паспорт, к чему стремились беженцы с тех мест, и готовился к новому бегству в Канаду, складывая деньги в Грузии. По сути, он ничего не предал, он — просто свободный житель планеты, но для меня он умер (да простит меня его мама за такие слова). А Антон, которого я встретила в поезде, стал для меня символом Защитника Родины, былинного богатыря, как тысячи других воинов, освобождающих законные российские земли и тех людей, которые хотят стать законными русскими.
Вот два Антона, с которыми свела меня судьба. Один из них стал истинно молочным сыном своей Родины, великой российской земли, вскормившей его своим материнским молоком. У него, как у миллионов людей, есть Родина-Мать, от которой, я убеждена, он никогда не отречется, которую никогда не предаст, в трудный для нее час встанет на ее защиту или будет помогать ей своим ратным трудом. Только такие приносят победу и водружают победные знамена над Рейхстагами.
Храни, Господь, таких Антонов! Дай им силу и мужество для победы над врагами! Их жизнь — уже Подвиг!

26.04.2023