А если уйдет буренка?

   (продолжение, см. про сакуру) 

 …Взлетает, значит, отрывается от Земли, от огромной планеты. Как пылинка от ветра или бумаги лист? Как  птица!..  Поднимается ввысь самолет, мотор у него и крылья,  и ты вместе с ним, словно одно целое… Как же это было необычно тогда!.. Хотя в это невозможно поверить и до сих пор! Природа, скорее всего, не смогла бы научить обычного человека. В смысле, управлять аппаратом тяжелее воздуха он сможет лишь при условии обретения навыков! Это и ежу понятно. Само не нарастет. «Вот задачка-то у моего инструктора была?..»

     Хотя Егор условно был согласен: научить можно и обезьяну, и медведя, рефлексы там всякие, от подобного к  подобному, спопугайничай, повтори, когда покажут… «И все же, -он думал, - без таланта, без задатков, все равно не получится». Каких таких задатков? Где их набраться? Ну, был спорт, какой-никакой, бил по мячу и т.д., ну, слух музыкальный имеется, наконец, какие-то знания школьные, да, и воспитание мамы-папы.  Это почти у каждого имеется. Но пацаны прикатили сюда со всех концов света после медкомиссии и экзаменов, и все разные, лишь цель одна. (Летчики и пилоты на дороге не валяются, если не пьяные). Как у них-то, у пацанов, с талантом было, хрен их знает! Больше полутысячи, кажется, 534 абитуриента набрали в тот далекий год. Но ведь всех научили! Если отваливали из училища, а почти двести и набралось таких, то по своей тупой воле. Мол, надоело тут в болоте сидеть. Не кормят по-людски, гоняют строем из холодной казармы в безрадостные кабинеты к злым педагогам…  «Глупые рассуждения», - мыслил Егор. - Это бред. Такой романтики еще поискать!..»
    А еще ведь нужен вестибулярный аппарат. Вот Каму, Камиля с их набора, тогда не пропустила доктор в белом халатике. Прокрутила парня, сидящего головой вниз, на стуле, а он и пошел мимо половицы… А Егор легко!.. Кама потом пару дней на каруселях- качелях кружил в парке. А Егор… он вспомнил сейчас, как учился плавать в бассейне на мелкоте, а потом стал переныривать все полсотни метров плавательной дистанции под водой. Как легко он падал на грудь в волейболе и делал стойку на руках. Однажды свалился с бревна и спокойно приземлился на руки… Но это были полеты тела. А тут машина…

    И все же.  Как это случилось, что, «не долетамши» (словечко, звучащее в устах местных девчат или матери любимого курсантами командира эскадрильи Прокопенко. «Как там мой Витя? Прилетемши?» А Витя – этот богатырь-крепыш, пятак гнул пальцами…)  до конца вывозной программы, обойдясь минимумом налета часов в воздухе, Егор узнал, что Анатолий Сергеевич решил выпускать его в самостоятельный полет…
  Неделю плотненько так, регулярненько посидели в кабине Яка, Егор в передней, инструктор позади, покрутили дружно ручки управления. Штурвалом назвать ее рука не поднимается. Сидорович, кэз говорил, что держаться этой самой рукой нужно аккуратно, как за член.  На что похож дюралюминиевый штурвал с темной ручкой? Да,  вот  же: аккурат, на палку для скандинавский ходьбы, один в один, и рукоятка удобная для ладони, и хоть сейчас потяни «ручку» на себя…

   Егор разминал пальцы. Это пальцы его руки, более полувека тому назад, обвившие крепко и нежно ручку «Яка»!.. Уже ни те… Жесткие и блеклые, с заметными складками кожи. «Но еще шевелятся». Он улыбнулся и посмотрел на блестящие при свете дня свои клешни, вздохнул.  Егор только что сыграл очередной свой экспромт на цифровом пианино и, слушал запись, сделанную на телефоне, усиленную колонкой. Набор звуков, гармоний, в виде случайных созвучий басов с пробегающими куда-то высокими нотами в терцию. В начале, как  будто прыгун подбирает ногу перед прыжком, еще и еще раз, и вот он – полет!.. Полет разнообразия меняющихся тональностей и ритма. Но как-то слажено получилось. Удачно. Слушал и думал о музыке далекой юности…
 
   Вот он, тот заветный летний денек! Солнце било в ладоши и синий небосвод улыбался! Только начальники были озабоченными. У заместителя  комэски Прокопенко фамилия Рогатенко. Словно братья. Он молчаливо сделал пару полетов с взволнованным и вспотевшим, как мышонок, Егором. Тот по-курсантски сунулся было к нему: «Товарищ командир, разрешите получить замечания!..»  Замкомэска махнул рукой. Мол, иди, говорит, и лети теперь сам, говорит…
    Сам?!.. А как это – «сам»?.. Оказалось, совсем и не сложно. И Толик, Анатолий Степанович, то есть, потом говорил: «Да, ты давно сам летал! Я только чуть помогал тебе. А стоило в зашторенной кабине во время «слепого» полета или полета «по приборам» перевернуть самолет вверх колесам, помнишь, ты сразу восстанавливал положение!? Не давал мне даже до конца удержать самолет…»
   Егор не запомнил, как он слетал с начальником, с бугром, по-авиационному. А свой первый полет оставил в памяти…

   Тут, видимо, ангелы подключились. Подхватили и понесли Егора по улыбчивому небу вместе с этим легким самолетиком! Оставишь без присмотра, а было такое однажды, да без колодок под шасси, он бы и сам покатился по чуть кривому аэродромному полю, по сухой его травке и твердой землице.   Ветерок тронет с места, развернет, колесики упругие бегут… на крылышках дрожит перкаль серебристая… Поймали тогда птицу, вернули на место…
   …Гудит приятно мотор. Дышится необычно легко. Да это же он фонарь приоткрыл! Щелочку оставил. Сам! Пальцами за борт… Откуда-то будто музыка льется. Оглянулся, никого в задней кабине! А звучит эта музыка! Сам? … Сам!..  «Да это же не я, а руки мои – сами!, без меня все и делают. Я–то не причем, меня оставили в «квадрате», на лавочке дымить «Беломором», а птичка полетела!  Я только дождусь ее возвращения, и стану раздавать «вылетные» папиросы, братве по штуке, ну, кто и за ухо положит, а буграм, инструкторам, командиру звена и высшим – пачки, причем, дорогих, в красивой упаковке…».  Традиция. Комэска росчерк оставит на пачке «Три богатыря» На память. Витиеватую закорючку. «Стоп. Я еще в воздухе!»

    На траверзе, когда крыло чертит невидимую линию уже по центру старта,  доложил руководителю полетов, что температурный режим двигателя в норме и что-то еще добавил, как положено. Справа внизу медленные белые полотнища плывут, их разложили по углам отведенного для эскадрильи куска летного поля. Дальше – чужие, там соседи летают, у них круг левый. Приглядишься, темные точки висят совсем близко. Там тоже по кругам, по низкополетной и в зону летают. Надо же, как тесно в небесах! В одну его часть сразу несколько самолетов направляются, одни влево потом кружат, другие, как Егор сейчас, вправо…  Старт разбивают против ветра, да еще с учетом его поворота за солнцем. Ранним утречком опытный командир флажки расставляет и полотнища с учетом этого. Чуть боковой ветерок в начале, потом четко по старту, а к концу полетов немного в бок с другой стороны. А то… Бегите, товарищи курсанты, тащите флажки да полотнища тяжелые! «Да не так, левее! Теперь правее!» Смотрит на флаг в своей руке, он трепещется, выравнивает. А время идет. Самолеты – одни на земле ждут, другие кружатся…
    С левой стороны как-то всегда привычнее было, легче, что ли. Капот двигателя, это уже на Ан-2 потом будет, не мешает смотреть на посадочные знаки при выполнении третьего разворота, чтобы снижаясь к четвертому, быстро установить посадочный курс. Или это особенность такая человеческая: бегать по кругу на стадионе привычнее в левую сторону?

     Внизззз… Мотор потише звучит. Прибрал обороты, как учили. Пошло, поехало на тебя тело земное. Крыши маленьких домиков городка вдали и поля колхозные внизу. А сам как будто вращаешься на правом, застывшем крыле, оно уперлось в землю. Еще  один разворот, четвертый.  Смотришь, конечно, лишь на буковку «т», на посадочный знак, возле которого нужно коснуться травы колесами. Остальное проносится больше в памяти. Щиток посадочный нужно не забыть выпустить. Тут навык необходим. Рычаг на себя. А ручку-штурвал вниз. А то самолет взмоет, подъемная сила в момент изменения профиля крыла увеличивается, зато при этом положении уменьшается посадочная скорость.  Шасси вообще не убираются, если по кругам полеты,  зато очень важно обратить внимание  на дистанцию до посадочного знака, на глаз определяя «точку выравнивания», метров двести до белой буквы «Т», искать  намеченные ориентиры, какие-то деревья или строения по бокам, невидимые точки или углы на дороге, или стог сена… Так учили.
     Инструктор показывал примерную точку выравнивания, ее нужно держать в уме. «Ну, давай, хоть от этой коровы, что ли и начинай убирать газ… Вот так!..». (А если уйдет буренка?...)
     И вот оно, касание, плавно так получилось… Прямо рядышком с буковкой. Тпру! Притормозил слегка, нажал тормозную гашетку на штурвале. Воздух пшикнул. Теперь газку. Поехали от взлетной полосы!  Едет Егор, как Емеля на печи, катится сама эта легкая машина в створ красных флажков. Стоп! Замолчал, фыркнул мотор… Нет, это была сказка! В жизни так не бывает…
    О чем еще можно было тогда мечтать!.. Смешно вспоминать шутку: «А если уйдет буренка?..»  Буренка тогда не ушла…