Из дырявой памяти

Густощумящая ветка вяза.
Врезалась в холодный металл.
Пышные, зелёные листья  подставляют голову, как на плаху и дворники их обрежут.
К весне стволы покрасят.
На чекмарева обрезали деревья. Погладила пока ещё целый, никем не тронутый, кроме пыли и выхлопных газов зелёный, липкий листок. Что ёжик, зубы показываешь?
Все равно же обрежут и не спросят.
А может быть они больше нас жить хотят, но мы считаем что наша жизнь важнее.
 Постоянный поток людей в городе напоминает рябь воды на той самой речке, где мы опускали ноги и барахтали ими.
Бултыхали воду и она становилась мутной.
Перья птиц на асфальте, в отражении лужи напротив здание.
Так и мы отражаемся в небе, не задевая ничьих веток.
Кто сказал, что наши головы пожалеют?
Были лёгкие чисты города, было много зелени, а сейчас только одни палки торчат, да пни.
И мы задыхаясь от угольной пыли верим, что нас спасут и однажды мы сможем полной грудью дышать.
Ангелы клёны, ангелы тополя, берёза в ситцевом платье. Далее на площади победы высадили голубую ель и сакуры три деревца.
Втиснули,до этого сколько вырезали деревьев на этом же месте.
Русская ли это красота, спрашиваю себя?
Да и что об этом.
Вон в красном логу памятник оставили без присмотра. Там косточки наших предков окаменели.
А мы такие все правильные не согласны, не готовы к смерти.
Иду мимо этого памятника каждый день, чтобы выйти к частным домам. А тут бабушка принесла резиновую покрышку, натаскала землицы и посадила цветы.
На камышанке она живёт дом 32.
Вот только она и помнит.
Может ей сняться стоны расстрелянных, а может быть она именно видит красоту и считает, что ее цветы именно здесь смотрятся гармонично.
Ходит ухаживает, а что она одна сделает?
Собака бежит ко мне, хвостом виляет.
Привет лохматый.
Кто сказал, что на почтальонов собаки лаят.
Вон меня каждая собака встречает, знает кусочек хлеба дам и по голове лохматого поглажу.
Что нам почтальона надо?
Чтобы дома не сносили, а реконструировали, чтобы деревья были зелёные, да и человек чуть добрее.
А что весна, она пришла и без резиновых сапог не обойтись.
А время постоянно скрежет зубовной болью отзывается. Железо и дым все что и может человек после себя оставить земле.
Но разве штыком землю взять можно?
Мне как внучке фронтовика земля дорога.
У меня всего две сотки.
Пошла, развела костер траву сухую спалила. Села и думаю, странный человек бегает себе, ищет место.
А ты тут смотришь на огонь и сердце теплеет.
Отогревается, вся зябкость проходит. Огоньки мечутся, вгрызаются в сухостой, скукожится листик.
Боится ли трава мертвая смерти?
Вот и я о том же.
Ей все равно, она уже свои всходы дала.
А что мы знаем о смерти?
Вон лежат тела на кладбище и не просят другог места, получше для себя, нашли свои метры.
А человек бегает со своей песней, заглядывает мертвым в глаза и все поет одну песнь о жизни, подкидывает дров в огонь.
Я не знаю, кто тут лежит?
Но мимо моего дома постоянно в сторону кладбища народ идёт и идёт.
Не мешайте человеку идти туда, куда он хочет. Мы то никогда не умрем. Говорит нам наше эго, мы то переродимся.
В четыре часа утра время для меня страшное, нас подняли. А мы до сих пор не знаем куда?
Звон колокольный утих.
А ты идёшь по городу и только деревья стоят на страже и знают зачем они тут.
Но как им нам объяснить для чего мы рождены?
Грома и молний не боимся, а тут мечтаем услышать шорох листвы.
Благодарным надо быть, но это уже другая сказка.
Пробую писать самой себе пасхалки в будущее.