Nomina sunt odiosa

Суп не сварился, холодец
прогорк, и пламенем из стойла
сопла метнулся жеребец,
едва упала ночь на стогна.
Беда означена с колёс
в пылу страстей и кривотолков
краегранесием лишь вскользь
в одном из плёвых апологов.
Попа растригли, а Балда
зачах на импортных акридах
и сторонится дней, когда
ложатся исподволь на выдох
слова, что блажь в него давным-
давно до одури вкричала,
чьим отголоском пегий дым
над головой клубится чало.
Я, верно, знал не всё о ней,
но то, немногое, что знал я,
знал верно, в ней ведь с первых дней
читалась мной натура навья.
Вот и теперь, она язык
распустит, кинь алле- ей ап! лишь,
и обернётся в тот же миг   
передо мной в обличье Амбридж.
Глаз подзадорит, бровь насупит,
раздухарится горячо.
Ну, прямо супер, прямо stupid!
и непонятно кто ещё,
какая странная, nomina
sunt odiosa, belle — ах! — de
nuit, уехавшая мило               
за лужу, в кущи, где 3D
ад переполнен. Рай полит-
корректен. Welcome! — всем чертям, что
рога спилили и с копыт
спились мультикультурно. Тяжко
похмелье. Сатана кропит
колоду. Ангел за барашка
нейдёт. Уриной в дым залит
мангал. Рассерженная няшка
со мной разладилась, хоть я
её и видел-то воочию
раз да чуть больше без шматья.
Ей подавай теперь того, чью
эклектику её труды
приблизят пикселями к славе.
А мне — к цыганке не ходи —
давно пора в другие сани,
и вдоль по славному пути
в овчинном саване… Но даже
среди летейской пустоты
её саму, а не коллажи
её с оттенком сентября,
повсюду странно и нелепо
искать глазами буду я,
в земное вглядываясь небо,
чтоб запоздалыми строками
сказать с усмешкой на губе:
— Мечты не трогают руками,
их только думают себе.