Настоящий путинец
— Издалека, долго, течёт река Волга,
течёт река Волга, конца и края нет...
Родом из Руанды, она служила добровольной медсестрой в ВСУ, попала в плен к нашим да так и осталась в наполовину освобождённой от фашизма Малороссии...
...Под шарманку я сразу раскис, расплакался и вспомнил, как в детстве меня всегда поражало, что в нашем местечке не было ни одного русского. А ведь мы жили в одном доме с несколькими русскими семьями.
Как-то раз мой отец взял меня с собой на базар в Белибердеев.
На этом базаре торговали в основном русские, и все они говорили по-русски.
Мне это было непонятно.
Я не мог понять, почему у них нет своих детей, если они русские?
Тогда я еще не знал, что такое русская душа.
Когда я был еще совсем маленьким, отец часто брал меня в город.
В то время Белибердеев назывался Червоностахановском и был в три раза больше, чем ныне.
Он мне казался огромным.
И в городе было много народа...
...На новом месте мне дали помещение для заводика, а по соседству с ним находился барак, где работали подпольщицы. Беженки из оккупированной польскими фашистами Волыни шили по моим чертежам свечи, а затем продавали их на базаре. Это были женщины очень пожилого возраста, и я часто слышал как они обсуждали между собой, что у меня не хватает денег на то или другое. Однажды мне стало невыносимо, и, подойдя к одной из них, я обратился к ней со словами:
— Послушайте, зачем вы продаёте мои свечи?
Она ответила:
— А вы разве не знаете, что в нашем местечке есть богач, который держит лавочку, торгующую свечами, но он уже задолжал вам за них больше, чем вы ему?
Я был поражён таким ответом, а она продолжала:
— Он вас не любит, потому что вы молодой. Он не может простить вам, что вы от него ушли.
Невольно я спросил:
— Откуда же он узнал о том, что я ушёл от него?
— Это я ему сказала....
...Мы жили в местечке, где всего было два магазина — сельповский и сельский. В сельповском продавали вино, водку, сигареты, муку, крупу, сахар, мыло, спички, соль, керосин. В сельском — только продовольственные товары: хлеб, молоко, масло, яйца, крупы, муку. В местечке было много колхозников и рабочих. Колхозники получали трудодни и зарплату, но маловато, а рабочие — зарплату и пайку хлеба.
Отец был рабочим. Он работал на заводе "Серп и молот", а мать работала уборщицей в школе...
...Вечером мы поужинали в хасидском ресторане. На следующее утро я отправился на рынок, чтобы купить фруктов. Я решил, что надо не забыть купить яблок. Съев на рынке яблоко, я пошёл на вокзал. По дороге я встретил одного давно не бритого человека. Он был одет в длинное пальто. И выглядел так, как будто ему холодно. Я спросил его:
— Вы наконец едете в Москву, столицу нашей великой Родины? Лучше поздно, чем никогда.
Он сказал:
— Да, но у меня нет денег.
Тогда я предложил ему яблоко.
Он сказал:
"Спасибо. Ты такой добрый".
Я ответил:
"Это не я, это — яблоко".
Он взял яблоко и ушел...
...Я же был евреем, так что меня никто не понимал.
В общем, как-то вечером мы с отцом сидели на лавочке. К нам подошли два русских парня в малиновых пиджаках со значками черносотенного общества "Память", один из них был мне ровесником, а другой— постарше лет на пять. На вид они были вполне безобидными.
— Привет, — говорит один. — У нас к тебе дело.
Я понял, что это не к добру.
— Какое дело?
— У нас есть деньги, мы хотим тебя купить.
Отец, конечно, был в шоке, но виду не подал.
— Сколько?
— Пять тысяч.
Мы с отцом переглянулись.
— Почему так много?!
— Потому что ты еврей...
...В то время пять тысяч стоила новенькая легковушка Московского автозавода. У отца был старый мотоцикл без коляски. Мать хотела отдать мою сестру Риву в частный музпансион в Новобердичеве, где преподавали пение и скрипку. Учёба стоила нового мотоцикла с коляской.
А отец хотел развести коров, но с кормами было туго, и мы разводили гусей...
...Мне в детстве даже приснился сон.
Я пришёл из хедера, отец завёл мотор как с неба упавшей в наш гараж роскошной импортной машины, настоящего джипа, а я в это время спал в багажнике. И машина вдруг сама поехала! Я вскочил: "Отец, что ты делаешь" Он говорит: "Не мешай, я еду на работу". Я говорю: "Куда ты едешь" "На работу", — отвечает отец. Я испугался, думал, он с ума сошёл. "Папа, выпусти меня из машины!" — закричал я. Но он не слушал меня. Тогда я заплакал и сказал: "Выпусти меня, папа, выпусти меня отсюда, я боюсь!" Отец остановился, открыл дверцу и говорит:
— Вылезай, сынок.
...Так вот, я, естественно, возмутился:
— Я русский! Меня зовут Денис!
—Ну и что?
—По паспорту я русский.
—А-а-а, по паспорту... но в принципе и по жизни ты —хохол. А на самом деле ты— еврей. И это, между прочим, не шутка...ты, кстати, что-то там про фамилию свою умолчал...
Я задумался, а папа, видя моё замешательство, решил прийти мне на помощь:
—Так ты же был русским, когда влюбился в дивочку Ганнусю ? Она русская, значит, и ты русский. Так ведь?
Да, я был русским ещё до того, как влюбился в эту чернявую стерву.
Но я её давно бросил...
Учёба Ривы стоила нового мотоцикла " Ява", который отец так и не подарил мне на тринадцатилетие.
На выпускной вечер, в честь окончания пансиона, приехал директор этого заведения. Он был в штатском, с орденами, и с ним ещё один мужчина. Они сели за стол, а Рива танцевала. И тут директор сказал:
—А мы с вами знакомы. Вы, кажется, жена моего друга, который погиб на войне...
—Верно,— с ходу солгала она и не торопясь направилась к нему.
Он был немного выше ее ростом. Черноволосый, с карими глазами и немного резкими чертами лица. Он не был красавцем, но, несмотря на это, она почувствовала, что любит его.
Она подсела к нему и, поцеловав в щеку, сказала:
—Я рада вас видеть, мой друг.
—Что-то случилось?— спросил он и тревожно оглянулся по сторонам.
— Нет, все в порядке. Я просто не могла больше ждать.
Рива просто ошалела, но не подала виду и стала пристально смотреть на него. Он тоже уставился на неё. Потом они долго молчали, глядя друг на друга. Их взгляды сплелись намертво. Директор сказал:
—Теперь мы поженимся, и у нас будет много детей...
— Понятно. Ну, давайте ваши деньги.
Они достали из спортивной сумки пять тысяч мелкими купюрами и положили на скамейку. Я сгрёб деньги в мешок и сказал:
— Не пойдёт. За пять тысяч я не могу уехать в Советскую Россию. Меня и здесь, на Украине, русские не понимают. У вас холодно, и мне придётся учить ваш язык. И если вы меня купите, я должен буду жить в вашем городе, работать, платить налоги, и вообще я не хочу, чтобы меня купили.
Тут они переглянулись, насыпали ещё гору купюр и говорят:
— Мы заплатим тебе ещё десять... хоть сто тысяч!
— Я не согласен.
Тогда они стали предлагать другие варианты, но я был непреклонен. В конце концов они сказали:
— Иди ты к чёрту!
Послышался свисток милицанера. Покупатели убежали, а мы остались при очень больших деньгах...
...В общем, мы жили в советской бедности и не знали, что такое нормальная еда.
Я все это помню, как будто это было вчера.
На завтрак — булка с постным маслом и отвратительным грузинским чаем.
Обед — борщ из капусты или крапивы.
И так каждый день. Ужинали мы колбасными обрезками... Я забыл сказать, что наша бабушка гнала самогон и за бутылку выменивала их на мясокомбинате...
...Отец и мать работали по пять часов в сутки, но денег на еду не было.
Они работали и на трёх работах, немножко торговали и давали под процент, чтобы прокормить себя и меня с Ривой.
Мы жили в хрущобе, и я до сих пор помню запах кукурузы.
Помню, как я пытался научиться читать по-русски.
Мне было шесть лет, и мама начала давать мне книги, которые ей удавалось украсть в школе...
...Однажды вечером я пригнал гусей домой и спросил у матери: "Мама, а где отец?"
Она ответила: "Он ушел к соседке, чтобы вместе с ней посидеть и посмотреть на детей".
Мне стало очень обидно, и я подумал: "Как же так? Они не работают, а сидят и смотрят на детей. В это время они могли бы много чего сделать, но они сидят и ничего не делают"...
...Отец у меня был хороший, но тоже немного странный.
Он работал на заводе и за станком громко декламировал: «Вперёд, Абрам, иди вперёд и ничего не бойся!»
Но это все было так давно, что я уже и сам не помню, правда это или нет.
Правда то, что он был очень хорошим человеком, и я его очень любил.
Но больше всего я любил маму.
Она была красивая, и её любили все, даже директор школы, который, как вы понимаете, был стреляный воробей, и любил её, ведь у него была настоящая русская душа и он понимал её, еврейку...
... С семью тысячами мы зажили хорошо! На нашем столе появилось сливочное масло, свинина и русская водка. Мать стала экстрасенсом. Отец — маклером и гешефтмахером. Рива пошла учиться на скрипачку. Я вывел гусей и пас дома мадагаскарских тараканов, а в крымском лесу— бенгальских мартышек. За бутылку самогона я купил справку, что Денис Коган— кот, вскоре затем стал чемпионом мира по шахматам среди домашних животных и получил приз — ящик армянского коньяку. В общем, жизнь была налажена. И вот однажды, когда я пас визжащих приматов на лесной поляне, к нам пожаловала делегация из Москвы. Приехали за мной. Им, видите ли, понадобился телесюжет о русском вундеркинде...
— Денис Абрамович, у каждого вопроса есть своя цена...
— Да, но не у каждого человека.
Я не продался. И не продамся ни за какие деньги. Береги честь смолоду, есть такая русская поговорка. У меня есть честь. Я не желаю быть продажным. После этой фразы, произнесенной с абсолютной уверенностью и силой, мой визави понимает, что я настоящий путинец, и не интересуется моей национальностью ни при каких обстоятельствах.
Настоящий путинец не продает себя. Ни за деньги, ни за славу, ни за власть, ни даже за спасение своей жизни. Его не купить ни за что.
___________________________
Примечание: текст создан при помощи нейросети Балабоба;
илл.от нейро Кандински.
Свидетельство о публикации №123042404985