То, что пело и смеялось, вырывалось...

То, что пело и смеялось,
                вырывалось и сверкало,
очень хрупким оказалось.

Что надеялось и ждало,
                прозрачной чистотой влекло,
где стоял хрустальный замок,
                теперь битое стекло.

Бесконечные сомненья
                мне все меньше оставляют,
удаляя образ дивный
                от, порой, паскудной жизни.

Утихли звуки,
                ночь темна.
С собой наедине…

Нет, этого не избежать,
                от вызова не уклониться,
предчувствия не лгут,
                готовься к встрече!

Прислушайся,
                ты в прошлом слышишь плачь?
Да, это он,
                здесь мой палач.

В ночном молчании гробовом
                десятилетие он машет
одним и тем же топором.

Неотвратимый, неподкупный,
                по-рыцарски он благородный
                и прямой,
                седой и мудрый.

Все ближе, ближе он
                и вот
вопрос в упор мне задает.

Известна мне его дыба,
он перед пыткой заостряет
                заветы ветхие
                и мудрости слова,
наверняка которые разят
                и душу обжигают.

О, тяжко мне,
                не вынести удара!
Но молчу
                и силы собираю,
                вырываюсь…

«Не зна…, не знаю я ответа, –
                я кричу, –
палач!».

– Ты не готов еще,
                я вижу.
Оставим это
                мы на следующий раз.
Сегодня что-нибудь попроще
                и поближе.
Вот это, например, ты слышал?
                «…платье снову…»

– Отточенные жала твоих слов
мне выхода не оставляют
                в привычном мире
                детских представлений,
безмятежных, чистых песен,
                наивных, непорочных снов.
Однако, мне уже не новы
                раздвоение и злоба,
                совесть, сожаления, обман.
Я готов тебе признаться в этом…

– Если честен пред собою
                и не веришь в Божий храм,
не приносит облегченья
                покаяние в грехах.

– Безысходность, подозренья,
                опыт прошлого, сомненья,
кажется, убить готовы
                самый маленький росток.
Чем нежней и чище он,
                тем больнее.
Круг замкнулся…

– Ты закован в нем,
                и обречен
                навечно
бессмысленно нестись по свету,
то взлетая вверх,
                ломая крылья
                о преграды,
то вниз срываясь,
                расшибаясь
                в прах,
но каждый раз
                чуть выше поднимаясь
по лестнице
                в никуда.

– Мне кажется, –
                все ниже…

– И нет, и да.
                То жизнь твоя,
иди по ней
                насколько хватит сил.
«…ты обречен на этот путь…»
«…и мужество имей
                себе признаться в этом…»
«…твой измерен жребий…»
«…смолоду честь…»

– Остановись, палач,
                дай дух перевести!

– Я не палач,
                тебе – я врач.

– Немного погоди,
                ответь!
Я этот путь смогу пройти?

– Надейся и иди.

– Я этот груз снесу один?

– А что изменит пересказ?

– А понимание?!

– Быть может,
                если б было так
                возможно.
Но оно – мираж,
                больного плод
                воображенья.
Кому ты счастие отдашь,
                коль сам его ты не имеешь?!
Намерения благие
                сегодня ты посеешь,
беду и горе
                завтра ты пожнешь.
Несчастны будут все,
                кого ты прикоснешься.
Ступай по жизни сам,
                случайных сторонись прохожих
и первый всем дорогу уступай
                и право выбора.
И тесно никого
                к себе не приближай
для их
                и для своей же пользы.

– Соломинку,
                последний шанс!
Поверить,
                я хочу…

– И это будет просто блажь
                и чушь!
Очередное восхождение,
                не более.
Так будь же честен пред собою.
Не отвергай понятий чистых.
Не прячься,
                но и не черни.
И голову держи повыше.
                Бесплодны рассуждения.
Слова
                бессмысленны и лживы.
Порочны все сомнения.
                На свете
                есть только горе и беда.

– Трудно мне,
                но есть…
                она!

– Так что же?

– «Что же»?!

– Жизнь все расставит по местам,
но и потребует поступков.

– Поступков?

– Да!
Ну, хватит на сегодня,
                я устал.

Уходит.

Отпустил палач.

Как странно,
                советы он дает…

Так, может, правда?
                Он – мой врач?

Нет,
           он болезнь не унимает
и боль все глубже загоняет.

Утихла, будто,
                стала глуше.
Но все глубже,
                глубже,
                глубже...
Глубже.


09.09.1988