Сакура цветет всюду, где живут японцы?
Улыбчивые и желтолицые. Перфекционисты. Кроме легенды о Нараяме, самураях и «сикоку, хоккайдо, хонсю», - звучит, как ласковое ругательство, - ничего не приходит на память. А еще из Жванецкого. «Японцы против…». Это уже фольклор почти. Против переселения наших на их острова. Был такой анекдот…
- А, если не раскроется?..
- Будешь вот так делать, и полетишь!..
Коля Фоменок очень смешно «хлопал крылышками», согнутые в локтях длинные руки, прижав к поясу.
- А вот еще, - он продолжал, - Был у меня парашют. Это хорошо. Он не раскрылся. Это плохо. А еще был запасной. Это хорошо. И он не раскрылся. Это плохо. А подо мной была копна сена. Это хорошо. Но из нее торчали вилы. Это плохо. Но на копну я не попал…
Колян докурил папиросу и привычно «затёр» за воротник. Без дыма и без следа. До сих пор не знал Егор, как однокашнику это удавалось. Он «затирал» любую вещицу в руках. А однажды из-за своих «фокусов» получил нагоняй. Было это на смотровом концерте, который по традиции училищной проводили каждую весну, и все пять летных отрядов выводили на сцену своих лучших артистов.
Первое отделение концерта состояло из двух компонентов, хора и чтеца, патриотично и сдержано. Потом была «рекламная пауза» в виде недолгого антракта, и на десерт во время второго отделения на сцене случались разные вещи, от песен под аккомпанемент умельцев на гитарах с барабанами, если имеются таковые, до танцев с девушками и без них. Оригинальный жанр был редкостью. И вот, наша звезда, наш Амаяк Акопян и Игорь Кио, свернув плотную бумагу в красивый такой конус, под аплодисменты долго и весело вытягивает цветную ленту. (И где он все это брал?..) Вылил из сухого конуса воду в прозрачный стакан. Разворачивает свой кулек, хлопает по синеватой бумаге ладонью и вдруг все обнаруживают на нем знакомое до боли зубной лицо генерального секретаря… Брежнев Леонид Ильич, дорогой ты наш… И ладошка его, приветливо раскрытая – всему Земному шару привет! Всем континентам, всем людям и японцам тоже!.. И лично Коле Фоменку… Как его там напрягли, начальники и политотделы, не знал Егор, как прищучили? Но легкая грусть на лице товарища какое-то время напоминала о происшествии. Обложка «Огонька», товарищ, это тебе не игрушка!..
Дымя папиросами, дешевыми желтоватыми гвоздиками из магазинчика училищного, да за копеечки курсантские, со стипендии оставшихся, первокурсники из летной группы Егора и соседних групп первого звена второй эскадрильи пятого летного отряда, слушали новые и новые анекдоты и байки. Небесные истории порой повторялись наяву. Так, рассказанный Фоменком анекдот, очень ярко всплыл в памяти Егора. Будто иллюстрация из журнала.
В открытую, что называется, настежь дверь самолета с ревом врывается холодный воздух, виден чистый горизонт, синева, уходящая ввысь, широкий простор, а внизу… удивительно притягательная, родная земля, с темными квадратами полей, с зелеными островами лесов, петлями и змейками речушек и дорог. Инструктор, стоя у двери, придерживал правой рукой каждого из подходящих к манящей и пугающей пропасти, левой он, кажется, едва касался внутренностей пассажирской кабины. Парашют его был мал и легок по сравнению с экипировкой курсантов. У каждого парашютиста сейчас обязательно раскроется парашют, ведь фалда пристегнута к тросу внутри самолета.
Так. Четверо уже за бортом. Еще один заход выполняют пилоты. Вот слева внизу под колесом шасси белеет знак «Т», сейчас будет звуковая команда «пошёл»… Первый, второй, третий… Егора инструктор придерживает. Оказывается, вес имеет значение. Крупный Егор может догнать легкого, худощавого Пастоенко. Даже койка в казарме под Поцей не прогибается… Внезапно в дверном проеме размером с воздушный океан показался «второй»… Каким-то образом этот чудак с диким испугом на лице зацепился за невидимую преграду и пытается вернуться в самолет… Он держится за подножку… Мгновенья безумия… «А теперь что делать?» Кажется, так звучат неслышимые из-за ветра в кабине слова мученика небесного… Инструктор ногой быстро выталкивает парня, и весь ужас картины исчезает вместе с перекошенным лицом и рукой… А, может быть, этого не было на самом деле, подумал Егор… Он, как в полусне, видит картину.
Вот где-то там, над головой или еще над его ногами, уже вспыхнул белый полушар. Тело еще вращается и падает. Секунды шуршания и кратких взрывов раскрывающегося парашюта… Вдруг небо спокойно застыло сверху и вдали, а внизу… вот она… я лечу к тебе… Большая и прекрасная, как жизнь!.. Планета! Почти рядом возник и смешно улыбается Максуд. У него в руках шпионский раздвижной маленький фотик. Неужели получится фотография? Вдали еще болтаются маленькие темные фигурки. Они плывут, их заметно на фоне синевы, а белые купола словно растворяются. «Ура!» кричат небеса курсантскими голосами…
А этот, в двери все еще «хлопал крылышками», вспоминал Егор. «А что дальше делать?» - звучало в его памяти. Неужели парень так кричал? Холодный ужас чужой беды, бессилия и юмора ситуации. Такие же слова остались от гимнастических упражнений на свежем воздухе школьного двора, когда впервые Егор вышел на прямые руки и сделал стойку на кистях на брусьях. Застыл радостный. Секунда счастья. Мышцы напряжены. И онемел от страха. Рядом «товарищ по оружию», одногодок. Он потом рассказывает. «А ты орешь: «Витька, а что дальше делать?..»
Вот уже видны борозды, черноземьем, вроде называются эти поля. Но почему-то несет их на меня как-то боком. «Да я же еще ни разу на купол не взглянул!» Егор опять вспомнил, что даже первую же заповедь не выполнил. Теперь нужно развернуть его, это огромное белое чудо, по ветру. За какую же стропу, правую или… Так. Не туда повернул. Все не успеть. Да вот она, уже рядом землица. Успел только на стропах развернуться, чтобы ровно по ветру было. Чуть подтянулся на руках. Оп, а колени подкосились… И скорее купол на себя. За нижние, бысто-быстро, крепкие, жесткие для ладоней стропы, на себя, на себя, и нежный, ласковый и прохладный шелк в руках, весь, свернуть и нести к машине…
- …Тогда откроешь запасной… А если машина не приедет?... Пойдешь пешком!..
Всюду, где весной раскрываются степные объятия, во всю небесную ширь плывет навстречу синева, Егору вспоминается апрель того самого парашютного года. Запах, аромат травяной и дух самой планеты отрывают его и уносят в небо. И сверху он видит плывущие под ногами ровные поля, не такие, какими видно их с земли, эти волны гигантские да разный хлам по углам, разнесенные ветром огрехи цивилизации. Там, в юности, Егор не помнил и не знал, скорее всего, слова экология. Чисто было, и в полях, и на душе… И белые купола, как цветы сакуры…
Свидетельство о публикации №123041803905