Вереница

поэма

написано от лица мамы

Мама!..
Как хочется тебя увидеть,
немного поговорить!..
15 06 80 (из книги "Полевая почта")

Раскулачивание

А жили мы, сынок, тревожно, скрытно,
Всё лихолетье тёрлось у дворов...
Нас разорили нагло и обидно
И увели в колхоз овец, коров.

Напрасно было лезть и заступаться,
Никак отец наш не хотел в колхоз.
Ему б властей коварных опасаться,
А он устроил праведный разнос.

И за отца я стала так бояться,
Неполных было мне одинцать лет...
Но не пошли с котомкой побираться,
Держали гордость и души рассвет.

И без коровы был почти что каждый,
С клочком земли, урезали надел,
И стало голодно, а ночью страшно,
Я помню, кто-то грабить нас хотел...

Не запирались на ночь, ведь стояли
Пустые с эхом, бранью закрома.
Что было нажито, у нас отняли,
А на носу холодная зима.

И всё крушили, били, разоряли,
И жгли усадьбы наши без конца.
О, сколько душ невинных расстреляли
По разнарядке власти-подлеца!..

Пляска на иконах

Мы без икон, креста в домах не жили.
На зорьке молишься за всех родных,
А в школе нас безбожию учили,
Где видишь сплошь антихристов одних.

Снесли церквушку нашу и открыли
На этом месте школу у реки,
Большевики на церковь злые были,
Ревела мама, помню, от тоски.

Она металась с коника на коник,
От крика, слёз дрожала вся изба.
Плясала с визгом, бранью на иконах
В угоду красным злая голытьба.

В большом костре горели Божьи лики,
Никто лампадку даже и не спас,
И под "ура", под лозунги и крики
Пылал в огне большой Иконостас.

Попа поймали, помню, и погнали
В районный город, званый Раненбург,
И там могилу рыть живому стали,
И от удара взвился к небу дух.

Досталось всем мерцающим церквушкам.
Стоял там храм, как сильный богатырь,
И нет его, и местным деревушкам
Глаза мозолит тягостный пустырь.

Заря, заря!.. Как жарко ты пылала!..
И не могли слезами потушить...
Стонала Русь, за окнами дрожала,
И мы с молитвой продолжали жить.

Волки

Когда сестра шла с сухарями к мужу,
Он, как кулак, под следствием сидел,
Так в ту осеннюю немую стужу
С волчицей волк в логу кромешном встрел.

Они за ней шли долго, молчаливо,
Луна светила, поле всё видать,
И жгла душа, как солнце, как крапива,
Не перестав молитвы вслух читать.

Она уже и с жизнью распростилась...
Кому судьба печальная нужна?..
И всё-таки надежда в ней светилась,
И Бог помог ей, слышит вышина!..

Отстали волки, где-то там плетутся,
Мерцают злобные глаза-огни...
Чтоб ход прибавить, вздумала разуться,
Идёт, спешит, и взвоют как они!..

Мурашки, страх пошли по бледной коже,
Не чуя ног, молилась без конца...
Пришла домой и села на рогожу,
И пот холодный сыпался с лица,

И на груди сливался со слезами,
И не могла никак она понять:
И почему не волки растерзали,
А люди вздумали людей терзать?..

Школа

Пошла я в школу с радостью, охотой,
Маленько грамоту могла познать,
Но оказалось, легче за работой
Сидеть в избёнке ткать и шить и прясть.

Слова из букв, я помню, хором строим,
Учились цифры хитро прибавлять.
Мои родители смекнули, что им
Довольно буквы, изучив, писать.

И дюжий рост и взгляд уже серьёзный
Мне помешали грамоту узнать.
Забрал меня из школы хмурый крёстный,
Сказав, что дома будешь ткать и прясть,

И за детьми смотреть, за домом тоже,
Ведь в нём всегда большая куча дел.
И огород зовёт в денёк погожий,
От разговоров, жалоб он гудел.

Полола просо, свёклу и картошку,
И некогда мне было погулять,
И с завистью глядела я в окошко,
Когда учила мама ткать и прясть.

Хозяйство

Ткала и пряла, быстро научилась,
Всегда я смыслила в таких делах.
Отца забрали, взглядом лишь простилась,
И поселился в доме жуткий страх.

И занималась в доме рукодельем,
Я помогала маме, как могла,
Мать не терпела праздного безделья,
Носки вязала и коров пасла.

Дрова таскала, печку затопляла,
Картошку тяпала, гребла траву,
И мать ночами горько причитала,
Отца угнали в Сходню, под Москву.

Обедать сядем, толстая коврига,
Абарки с пылу с жару навернём,
Несём снопы душистые на ригу
И молотить возьмёмся мы потом.

И наберём мы падалицы всякой,
И режем, сушим на зиму себе,
На побирушек кинется собака,
В котомку бросим, что найдём в избе.

Овец мы стригли, двор у нас завидный,
Их на соломку валим по одной...
И на снапряхе, вечер очень длинный,
Прядём мы шерсть под лампой, как зарёй.

Постом холсты на стане дома ткали,
Не успеваешь сталкивать челнок!..
Мелькают бёрда, кросна замигали,
Прибьёшь в основу, замычал телок...

В руках холстина длинная, как тропка,
Что нас ведёт вдоль сада на реку...
И в чугуне нам варится похлёбка,
И не найдёшь на чай-то сахарку.

Наткём холстов, белить идём кулигой,
Расстелим их, большие, на лугу
На белый снег, и явственно за ригой
Покажет месяц нам рогач-дугу.

Пока мы белим, песни распоёмся,
А солнце, снег, знай, делают своё,
Побелят так, что щедро улыбнёмся,
Собрав холсты, идём стирать бельё.

А в августе мы просо убирали
И на подстилки мяли коноплю,
И всей деревней праздники справляли,
Церковные я праздники люблю!..

И Троица, Спас Яблочный бывали!
Как не хотели власти запретить,
Мы все посты, как надо, соблюдали,
Вот только в церковь не могли ходить.

Сломали всё, иконы растащили,
Горели судьбы - жалкие костры.
И жизнь хорошую вдали сулили,
Вот обождите, мол, вы до поры...

Весёлые вечера

И всё же мы в душе не унывали.
Какие были в росах вечера!..
До зорьки красной с песнями гуляли,
Хотя была тревожная пора.

В рубахах выйдем к речке домотканных
На заливные, мятные луга,
Костры горят, в платках цветастых
Девчонки застят с гамом берега.

Гогочут гуси с криком, нет им места,
Летит с пригорка шустро детвора
И раздаётся: - Тили, тили тесто!..
Уж выбирать невестушку пора...

Венки плели на волосы густые,
Они вились, спадая, до спины.
И запускали венчики цветные,
Одной рукой держа свои штаны.

На выгоне коровушки брухтались,
Плели кошёлки старцы для двора
И над нуждой язвительно смеялись,
И уносился смех под хутора.

И купыри ломали и жевали,
И в пазуху туман кудрявый лез,
И по весне кулигой убегали
За щавелем, баранчиками в лес.

Какие песни разом запевали!..
Цветов ковёр, и щавель и анис...
А ласточки слепней с лугов таскали
Своим птенцам под радостный карниз.

Вокруг костра сойдутся парни, девки,
Исподтишка искали женихов,
Сердец устроив радужные спевки,
И плясь неслась до самых до лесов.

Цыгане

А под рекой обычно тихой нашей
Цыгане строили свои шатры
И по лугам скакали, с чаем, с кашей
Дымились долгие у них костры.

И песни грустные в поля стекались,
Мотив гортанный душу изводил.
Гулять с цыганами мы все боялись,
Бог знает, что задумали в пути.

Меня однажды, бедную, поймали,
Я, как цыганка, смуглая была,
Отбил брат Пашка, на руки отдали,
А то бы я с цыганами жила.

Схватили с пылью, сразу на повозку,
И ткнули в тряпки, вдарился обоз,
И жеребёнок маленький на стёжку
Свернул и прыгал про меж мух, стрекоз.

По малолетству краж не понимала,
Потом, когда братишка строгий встрел,
Крича, ругаясь, ясно сердцу стало,
Какой добычи табор захотел.

Коса смольная, может, восхитила,
Сейчас не помню, что и говорить.
Всё тиной, ряскою судьба покрыла,
Скупые факты можно наловить.

Предвестница

А время, знай, звездой в закат летело.
Как много вытекло в пруду воды!..
И у окна синица часто пела,
Предвестница нежданной злой беды.

Она стучала клювом не случайно
По деревянной раме, по стеклу.
Как много вьётся в каждой птахе тайны,
Когда летит от дома на ветлу!..

Беда пришла нежданно, ненароком,
Её в такое время только жди.
Она застала маму у порога,
И потекли несчастия дожди.

И полилась тоска потоком с неба,
И вот заря страдания взошла,
И не было покоя и ни хлеба,
Беда мела, как старая метла.

Смерть отца

Как с неба гром, пришло домой известье,
Отец мой умер!.. Боже, мой отец!..
И плач и стон залил слезой предместье,
На Сходне умер добрый наш борец.

За хлеб семьи изгнанник норовистый
Не выдержал неволю, каземат,
И председатель клялся ненавистный:
- Я всех сгною!.. - и мат и перемат...

И пёс брехал, и вздрагивал наличник,
И дом весь в чёрном плакал и рыдал.
Для власти, знамо, это труп обычный,
Ей вождь усатый план такой спускал.

И мать моя, уткнувшись, причитала
И говорила, выла и плела
Такую жуть, что поле всё дрожало,
Ведь мёртвого увидеть не смогла.

Живьём в канале, может, и зарыли,
И по костям теперь течёт вода.
А может быть, в дороге и убили?..
Мы не узнаем правды никогда.

Как лошадь смирную, его угнали,
Угнали в город, спешно отвезли
На Сходню прямо, бросив на канале,
Где и гноили, били, как могли.

И вот, засохшего, его казнили
И труп зарыли, может быть, на дне.
Иль заключённым, может, и скормили,
Самим же зекам, кажется так мне.

И плачет дом, дрожит сухой наличник,
И дребезжит на суднике ведро,
Ещё один ушёл единоличник,
И почернело от беды нутро.

За что он жизнью милой  расплатился?..
За то, что бился храбро за добро,
Что нажил трудно, хлопотно гордился
Детьми своими, глядя вдаль хитро?..

На торфу. Синявские болота.

Колхоз загнил и быстро развалился,
Опять раздали на руки коров.
Чекист-бездельник только ныл и злился,
Что едут люди вкалывать на торф.

В ту пору нам не сладко дюже было,
Я видела, как маме тяжело.
Но мать детей кормила и растила,
Меня на торф тогда и понесло.

В далёкий край нужда меня носила,
С каким трудом покинула я кров!..
В воде холодной целый день ходила,
Сырой носилками таскала торф.

Работали в трясине, на болотах,
Кто приезжал сюда, тот был не рад.
То в сапогах ходили, а то в ботах,
Виднелся в тюрьмах красный Ленинград.

Я часто вслух папаню вспоминала,
Неугомонная сидела боль.
Копила деньги и не доедала,
И отстраняла даже хлеб и соль,

Чтоб закупить материи побольше
И привезти к зиме муки, крупы...
Была худущая, берёзы тоньше,
Съедали беды, тучные клопы.

И вши накинутся, и грязь такая,
Помыться нечем, мыло не найдёшь.
Цена шальная, матушка родная,
Что не укупишь, грязная пойдёшь.

Идёшь по холоду, туман оденет,
А я не зябкая, но ловит стынь,
Вода суровая, бросает в трепет,
В обед замечешься, стоит жарынь.

Лицо и руки - чёрные!.. Облепит
И не отмашешься, сплошь мошкара.
И комарьё кровинку с гудом цедит,
И не уснёшь в бараке до утра.

И месим месиво в дырявых ботах.
Какой немыслимый тяжёлый труд!..
За гроши жалкие торчим в болотах,
Боясь, что вовсе нас возьмут, турнут.

Чуть свет забрезжит, смирные, вставали
И на работу, кашляя, идём,
И здоровенные носилки брали,
Навалят штабелем и мы несём.

И руки, ноги очень уставали,
С карьеров топких выкинем всю грязь.
Конфеток, жамок мы не покупали,
Я за копейку каждую тряслась.

Все друг пред дружкой были завистные.
Какой там отдых, общий перекур!..
И прятали мешки свои большие,
Куда мы клали не парчу, велюр,

А ситец, крупы, бусы, брошки, кстати,
Ещё Синявских местных сухарей.
Разложим крохи гордо на кровати
И сбагрить хочется их поскорей

Домой, родне, а то сидят без хлеба,
Лишь лебеда, крапива в чугунах,
И воет ветер жилистый под небом.
Как дорог хлеб в чужих в тоске краях!..

Сидим кружком, гадаем, как синицы,
Пойти купить материи какой:
Кому-нибудь пойдёт на платье ситец,
Батист индийский больно дорогой...

Зима долга, нарядом сыт не будешь,
Завоешь волком в сумрачном логу.
На печке онучи возьмёшь, обуешь,
Идёшь к прорубке, бедная, в пургу...

Помолвка

В делах летели быстро лето, осень,
Зима запасы ела саранчой.
В колхоз тянулись, знамо, мы не очень,
Хотя нуждался в силе дармовой.

Зимой натопишь печку, станет жарко,
Дрова из леса если в доме есть,
Наваришь суп гороховый, абарку,
И радости летит капель, не счесть.

Ходили в лес за длинными сучками,
Не будешь в стужу в холоде сидеть.
Как без опоры плохо было маме
Глядеть в глаза неправедной звезде!..

Мы без коровы жили, было время,
Потом купили где-то вдалеке,
За раз съедала целое беремя.
Иной раз доит мама в сыпухе,

А мы увидим, сразу засмеёмся...
Звенит в ведре молочная капель.
Цедить в махотки бережно возьмётся...
И вдруг сваты стучатся как-то в дверь.

Пришли нарядные, сватов мы ждали,
Наверно, в Троицу, иль в летний Спас...
В тот день и пропили, меня отдали,
Сказав, что девки статные у нас.

Тем временем, всё поле Буховское
Готовилось под будущую зябь.
За дело смело брался он любое,
Нам помогал во всём проворный зять.

Свекровь и мачеха

Пришла пора и свадьбу мы сыграли,
Закуска свойская и самогон,
На всю деревню "горько" нам кричали,
И плясь неслась на выгон, на прогон...

А проживали с мачехой противной,
Глаза мозолил не родной ей сын.
Любовь отвергла силой норовистой,
Жгла нервной злобы едкий керосин.

Нам надурок такое вытворяла!..
Чистюля жуткая добре была.
Скоблила пол и тряпкой намывала,
И на станке половики ткала.

Жила, терпела я, что было мочи,
И продолжала дальше угождать.
Она стонала, ныла дни и ночи,
Что значит мачеха ему, не мать.

Она ценила бережность, сноровку.
Я всё умела: шить, вязать, кроить...
Набью я сена целую кошёлку,
Иду в котух корову покормить.

Всё головой качала, удивлялась
И лезла даже в чём-то подсоблять,
Но я сама ловчей её справлялась,
На переделку чтоб не оставлять.

Детей кулигу с мужем нарожала,
А я ходила, холила весь дом,
И приспевалась, было ей всё мало,
Всё упрекала едко нас при том.

Деверья

Все деверья меня невесткой звали,
По мужу братья, было их не счесть.
Хорошие ребята, уважали.
Я наготовлю им, зову поесть.

И слышу я: - Невестка, сытно, вкусно!..
Ты нам всегда теперь вари, готовь...
И было в мазанке совсем не пусто,
И в закромах и в погребе, пудов

На десять разной снеди в кадках было
И только в печке поутру вари.
У деверей в руках имелась сила,
Собьют любого, что ни говори.

Избёнка

Когда с отцом от них мы отделились,
Мы не имели дома и двора.
Чтоб дом построить, впрямь засуетились,
Его иметь нам было уж пора.

И прикупили старую избёнку,
Продали всё, что было на руках:
Посуду, валенки и скатертёнку,
Жакетку сшитую, его пиджак.

Собрали деньги, малость перебились,
Нам подзанять пришлось чуть-чуть деньжат,
И мы в избёнку с ним тогда вселились,
И обживаться стали и рожать.

Портниха

Как много я жакеток настрочила!..
И дни и ночи шила напролёт.
Родная мать шитью меня учила,
Не забывая двор свой, огород.

Я шила кофты, платья и фуфайки,
Не знала устали, глухой тоски.
Всех обшивала свойских на порядке,
И молодые шли и старики.

Сорванцы

Бывало, шью я ночью лунной поздней,
Зайдут с гулянки деверья в грязи
И не скажу своей свекрови грозной
Про их дебоши... Боже, упаси!..

Не скажут мне, что виноваты сами,
По пьянке, мол, насильно завели,
И постираю, накормлю их щами,
И придираться снова в клуб пошли.

И пожурю, сушу, потом одену
И чистыми идут к себе домой.
И замычит корова, дам ей сена,
Смахнув усталость свежею водой.

В мороз однажды я зимой на санках,
Подвыпил, деверя везла домой
И, как бессильного душой подранка,
Сдавала в руки матери родной.

На огородах много было сору,
Возилась с грядками на ветряке.
Ждала ребёнка я уже в ту пору,
Деньки текли, как звёзды по реке...

Война

Потом и в армию его забрали,
Призвал на службу наш военкомат.
Души страдания за мной витали,
Служить отправился и мой солдат.

В согласье, мире жить пришлось недолго,
Поднялся смерчь на западной земле.
На, недобитых, нас обрушил столько
Огня, что мы варились, как в котле.

Росой, туманом плакала землица,
Ползла змеёй на нас во всю война.
И мглой по небу плавала слезница,
Стрекала нервы молнией она.

Как страшно было в доме находиться!..
Сидишь ночами тихо без огня...
Не знала я, что в день войны родится
Ребёнок, дочь, под утро у меня.

Переживала, плохо было, лихо,
Пришла соседка, роды приняла,
И дом оглох от плача, шума, крика,
И в радостном я забытьи была.

И сны тревожные ночами снились,
Не расцветала сердцем я тогда.
Враги волками, стаями ломились,
И снегом таяла души звезда.

А писем не было, вестей боялись,
А он был ранен, в госпиталь попал.
Живым вернётся, помню, сомневались,
А он лечился, сильно тосковал.

О том, что жив, узнала я не сразу,
И сухарей посылку послала.
Любил он дома с мятой выпить кваса,
И в мыслях я себя к нему гнала.

Писала в госпиталь, что ходит дочка,
Глазёнки умные и вся в тебя...
И про здоровье муж писал в двух строчках,
И что похуже раны у ребят.

И дни текли, и заживала рана,
И без опоры начал он ходить.
А ведь убить могли!.. И было страшно!..
И как смогла бы без него прожить?..

И шли в избе в потёмках разговоры,
И вот попал отец в Приморье, в тыл...
И лебеду рвала я вдоль забора...
Когда, не помню, супчик жирный стыл.

Победа

Всё, Слава Богу, обошлось Победой!..
Большою кровью родине далась.
И только плачешь от победы этой...
И сколько слёз повылито из глаз!..

А дочь росла и прибавляла в весе
И было много в ней уж озорства.
И мы, бывало, в кадке тесто месим,
Она несёт нам с курника дрова.

И понемногу стали улыбаться,
И солнца свет жарчее душу грел,
И стали мы на праздник наряжаться,
И свет надежды радужно горел.

Все окна настежь, двери пораскроем,
Всё ждали мы кого-нибудь домой,
Наварим квас, полы в избе намоем
И шли за вестью доброй иль плохой.

И плачь носился с ветром по убитым,
Не мил был свет тем жёнам, матерям,
Что и не знали, где бойцы зарыты
И по каким ходить, искать полям...

И встанет рано зорька-заряница,
И кровь ложится прямо на лицо,
И журавлей несётся вереница,
И выбегает кто-то на крыльцо,

И замирает перед клином вешним,
Как будто солнышко в полях само,
И кажется, кому-то нашим, здешним
Дошло с войны последнее письмо,

Что кто-то жив, домой ещё вернётся,
Обнимет мать и всех своих родных...
И сердце плачет, грудь с рукой трясётся,
Маша им вслед, жалея дорогих...

Вся наша жизнь - одна лишь вереница,
И пролетит, и глазом не моргнёшь,
И пожалеешь, что могла бы сбыться,
И хлынет сразу сильный сердца дождь,

Одна мечта заветная, простая,
Что так могла б перевернуть всю жизнь...
Несётся жизнь, как птиц весенних стая,
И не прикажешь ей: - Остановись!..

29 04 80 Альтенхайн ГДР
14 02 98 ул. Люблинская Москва

из книги "Душевный разговор"