Таланту Л. Н. Толстого. Обаяние весны!

   Въехали в берёзовый лес по обеим сторонам дороги.
В лесу было почти жарко, ветра не слышно было даже на холме близ дороги.
Берёза, вся обсеянная зелёными клейкими листьями, не шевелилась
и из-под прошлогодних листьев, поднимая даже большие листы,
вылезала, зеленея, первая трава и лиловые цветы.
    Рассыпанные кое-где по березняку мелкие ели своей вечной зеленью,
напоминали о зиме под каждой елью. 
  На краю дороги стоял дуб, выросший как будто до небес.
Вероятно, в десять раз старше берёз, составлявших лес,
он был в десять раз толще самой толстой берёзы
и в два раза выше каждой берёзы.
Это был огромный, в два обхвата дуб  с обломанными, давно, видно, суками,
с обломанной корой
и с огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками
и на них - с растопыренными пальцами,
он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися берёзами.
   Только он один не хотел в одиночестве подчиняться обаянию весны,
 в одиночестве он не хотел видеть ни Солнца, ни весны,
когда никем, кроме лучей Солнца, не люб.
Весна – это и любовь, и счастие! — как будто говорил этот дуб…
________
Л.Н. Толстой. Война и мир. Том второй. Часть четвёртая.
I
 …въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала, зеленея, первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое-где по березняку мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. 
  На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще, и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
   Весна, и любовь, и счастие! — как будто говорил этот дуб