Стройплощадка

По морю можно плыть, по берегу идти,
но трудно плыть по кромке между морем
и берегом, тем более идти
по, в общем-то, ни берегу, ни морю.

Как знать, как знать, в какую тару весь
мой урожай сентябрь, прошедший в жатве,
сложить на днях сподобится, ведь здесь, -
              в стране риэлторов и шиномонтажа, где
              Кавказ кырчит:
              – Водкам! Водкам! – словно: Welcome! Welcome! –
              разрезая арбуз швейцарским ножом,
              купленным по случаю в электричке, -
здесь лафа!
для хорасанцев и чуть ли не Гондураса,
хоть ФМС говаривал и ты:
немного ль их отчалило с Кавказа
по русские хребты?

А мир кивал, но недалёко,
так – на Европу, отводя
глазёнки в сторону до срока
ещё не ясного. А я –
я не хотел, чтобы дорога
меня спровадила туда,
где H2O по воле бога –
вода.

Ведь я всего лишь сторонник традиции.
А вчера сообщила вдруг лента новостей,
что в мегаполис приехала экспедиция
для изучения быта древних народностей.
Расселилась по хостелам, худо-бедно,
сочинила дорожную карту.
И на стройплощадке после обеда
какому-то практиканту
пел таджик, ворочая
со щебёнкой шлак:
– Ты - моя рабочая,
я – твоя кишлак.

И любил он жизнь свою
около Кремля
чудную, таджикскую
заработка для.

Было всё тут мёдом,
аж по облака,
вымазано годным
для него, пока
был потребность в тружениках –
кто ещё не стар.

И весь день в наушниках
пел ему ситар:
–  Вот вернёшься к лету
ближе в свой ланьгай-
ли с едой – и Лейлу
хоть всю ночь ласкай.

И хотя это, разумеется, не Хафиз,
не Саади во мюрадских перлах,
не Джами, не мюрид его, живший близ
Герурид, что писал: «Я не шейх, – на персидском, –
и не отпрыск шейха…», – умно и тонко
раскрывая суть.
Но ведь этим артистам
голод не тётка. Их самобытность…
Где она? Шейхи, знать, их со свистом им
от щедрот своих впарили такую мобильность,
как будто был разгневан Бог
и с чудных мест весёлых
согнал их мор или поток
смыл, или меч отсёк их.

И теперь они строят капитализм
по цене, приблизительно, двух коммунизмов,
разгребая на стройплощадке
сваленный в груду
бесконечный мусор строительный,
и повсюду
где с нахрапом, где с тяпом-ляпом
кто бревно волочёт, кто – брус…
И воистину - сим-саля-бим-
бумс – и, видимо, русский бумс.

Но, скажите, причём тут рабочие эти лошадки,
что на Западе - дервиши, а на Востоке - шахи?
А на них наехали, тычут словес рожно.
Неужели и в том они виноваты, что
затвердел на глазах у бездомных,
на карьерный стекая песок,
из растений железо-бетонных
арматур металлический сок?

И колонково-беличьими кисточками художникам,
даже сделав тысячи ослепительных мазков,
не передать, как внезапно не хватило дольщикам
двадцатичетырёх этажей мозгов.

А потребнадзор, возвращаясь к своим баранам,
говорит, что в суде бодаться – себе дороже,
дескать, лучше займитесь весёлым Курбан-байрамом,
Рождеством Христовым, да мало ли чем …

И всё же,
по морю можно плыть, по берегу – идти,
но трудно плыть по кромке между морем
и берегом, тем более идти
по, в общем-то, ни берегу, ни морю,
в такую вязнешь по уши крамолу,
что вытащить тебя на раз-два-три
не можно всем гуртом. Язык же русский,
как фаст- коронный фуд не попрожуй свой,
как не перевари,
страною тысячи краёв не для того
затеян был, манкуртов раздражая,
что б стать страной всего лишь одного
пусть даже и божественного края.

А за спиной уже кырчат: – Жи есть,
нас в Палестины, нах, совсем не аист
доставил. И в сердцах бросает бес               
в нахлынувший туман: – Мне скучно, Фауст.