Другу И Брату

Не много в жизни есть людей,
Которым верую безмерно.
Так, просто, без благих идей,
Когда в душе бывает скверно.
Из тех, кто дорог мне – тебе,
Как друг и брат я посвящаю
Мой вызов брошенный судьбе –
Тетрадь стихов. И верю, знаю,
Что буду понят я тобой
(Хоть неказисты часто строки)
И всё ж они в родстве с мечтой!
Пусть часто очень одиноки...


  О,  НЕСГОВОРЧИВОЕ  ВРЕМЯ

I
Потомок мой таинственный и дальний
Прочти мой сокровенный стих
Пространный и, увы, печальный.
Конечно, если не затих
Он в путешествиях сквозь годы.
Не похоронят в суете
Его раздоры да невзгоды.
Не станет он присяжным моды,
А, лишь доверенным мечте.
Как я хочу, чтоб он пробился
Сквозь бури проходящих лет.
Чтоб не запутался, не сбился,
Да в стороне не очутился,
От лихолетий и побед.
Пусть он неловок и незвучен,
Ни величав и не красив.
Но он душе моей созвучен
Да чист, как слёзы, и не льстив.
Не обрекай меня забвенью,
Мне это смерти пострашней.
Но, если в руки с томной ленью
Берёшь моё стихотворенье,
Сквозь годы я кричу: «Не смей!»
Прошу тебя потомок дальний,
Как друг, как брат - предтеча твой,
Пойми, ведь я испепеляю
Всем этим душу, сердце. Знаю
Ты спросишь: «Кто же я такой?»
Я – тот!  Я – бывший! Я – далёкий!
За паутиною времён.
Но мои трепетные слОги
Не так таинственны и стрОги,
Как показались с виду. Стон –
Молю тебя и заклинаю
Вчитайся!
         Вдумайся!
                Вглядись!
И ещё раз к тебе взываю –
Услышь меня! О том мечтаю,
Я воздевая руки в высь...


          II

Не принимаю смысл покоя -
Мне говорят, что я лентяй.
Живу натянутой струною -
А, мне твердят: «Ты негодяй!»
Смеюсь, мне говорят: «Ты злишься!»
Пою – в миг просят: «Не скрипи».
Дурачусь, как юнец, мальчишка...
Немой вопрос – упал с луны?
Люблю! Любимым быть желаю.
Ответ сей час:  «Устала я».
Хочу на нОчь напиться чаю.
Куда? Тебе толстеть нельзя.
Хочу средь нОчи впечатлений,
Гулянья по чужим дворам,
Чтоб «пищу» для стихотворений
Найти и волю дать слезам.
Хочу быть понятым родными,
Друзьями,
        Миром и
              Судьбой.
Но лишь поступками своими
Уничтожаю их покой.
Шипов, укусов и рогатин,
Что бережёт тебе судьба,
Ты толст иль худ,
Сутул иль статен,
Не избежишь ты пятен, ссадин –
Работа с лирой – не гульба.
Так уходи и воскресай же,
Рабом возвышенной души.
И, как свеча сгорай тишайше,
Но мысли в кровь о слог сдирай ты.
Иначе брось!
            И не пиши...


         III

То ухожу, то воскресаю,
Рабом возвышенной души.
То, как свеча сгорая, таю,
То мысли в кровь о слог сдираю,
То строю, то кричу: «Круши!»
Одни и те же люди, чувства
То чистым божеством встают
Иль вдруг (не в этом ли исскуство?)
Испепелят огнём всё. Пусто
В душе, в мозгу. Вот это труд!
А, как писАть? Когда все к ряду
Тот, кто силён иль сердцем хил
Берут перо, скребут бумагу,
Но забывают про отвагу,
Да страсть, с которой Пушкин жил.
Зачем, простите, вдохновенье,
Когда за строчкой знак деньги?
И вот рождаются «творенья»,
Хоралы, были, песнопенья,
Что на века. Но лишь круги
Бегут по луже. Критик звонкий,
Слегка ругнув тебя хвалИт,
Всем прочищая перепонки.
Ты в миг мастит и чувства тонки,
Одна забота – внешний вид.
Мы здесь хозяева – держава
От мятых брюк до лысых глав.
Ведь нищета нас не держала,
Как разных Байронов – им слава
Досталась раньше. Всё познав,
Борьбу, и боль, и слабость духа.
За шаг до пропасти черты,
Где в белом саване Старуха
Лишает нас любви и слуха,
И спросит: «А, поэт ли ты?»
Знай, здесь одёжы не помогут.
Здесь грозно властвует закон –
Правдивый слог ложится к слогу.
А, будешь признан, то дорогу
Сам протори. Не счесть препон –
Суть мучаюсь, печалюсь, вою
От безысходности тупой.
Кляну безжалостную долю,
На ощупь шествую порою,
Но сам не шевельну рукой.
На ощупь шествую мостами,
Скитаюсь в страшной темноте,
Как Гёте адскими кругами,
Дабы доступными словами
Признаться людям в правоте.
Да, в правоте, я это знаю.
Ведь вижу, чувствую, дышу
Таким же воздухом. Внимаю
Природы терпкую красу.
Идут видения, которых
Не видит каждый – все и всяк.
И мысли рвутся словно порох,
Но вот находится остряк,
Берёт замысловатей строчку
И ты растоптан. Ты убит.
Смеются все - разодран в клочья.
Ужасен пораженья вид.
Но, как же объяснить вам, дрУги,
Что строчка вписанная в ночь,
До появленья «дарит» муки,
Но надо пересилить! Смочь!
Себя заставить не лукавить.
Не призерать - любить людей.
И знать: лентяем, негодяем
Для них ты до последних дней
Останешься. Но, что же делать?
Или, не думая в слугу,
Себя зажавши переделать...
Нет! Жить так дальше не смогу.


           IV

Неприрекаем, как кинто.
В Надире ты или в Зените,
Не бросишь на руку пальто
И не уйдёшь, сказав: «Простите».
Когда немыслема и мысль,
Что ты скреплён печатью Б-га.
Когда всё рвёшься, рвёшься в высь,
Презрев земную тяжесть слога.
Никем не признанный и злой,
И не обласканный судьбою,
Зовёшь и гонишь ты покой
Своею собственной рукою.
Тогда сквозь стены суеты,
Сквозь непризнания и мЕсти,
Проглянут нежные черты
Твоей, увы, не спетой песни.
Всё озарят вокруг тебя,
Даря блаженство неземное.
И сердце жженьем истребя,
Родится нечто. Но, какое!
Такое, что свидетель Б-г,
Зовётся только – святость духа.
А, преступивши сей порог,
Уже не проживёшь в полуха.
Не проживёшь без песни той,
Насквозь пронизанной лучами,
Звучавшей так, что свой покой
Созвучен с майскими ручьями.
Когда кипит, бурлит, ревёт,
Как в горных рЕках на стремнине.
Но вдруг затихнет и замрёт,
Застряв в зелёной паутине.
И не поймёшь, не ощутишь
Всю эту прелесть мирозданья.
Как зачарованный глядишь,
Боготворя своё незнанье.
И вдруг, овеянный стихом,
Сокрытые разверзнув двери,
Ты власть приемлешь над пером.
Стих чист, как только из купели.
О, эта радость, торжество!
Когда не вычурно, а просто,
Прозрачно, будто бы стекло,
Ликует мысль.Ты – Калиостро,
Властитель судеб и идей,
Ярчайшим факелом горящий.
Обожествляющий людей.
А, если надо низводящий
До самой низменной черты,
К которой сами мы приходим,
Когда со всем и всяк «на ты»,
И ужас вкруг себя наводим.
Да, создавая день и ночь,
Даря несчастье и блаженство,
Ты в то же время гонишь прочь
Всегда спокойное «Степенство».
Но есть всему всегда конец.
Приходит он, увы, внезапно.
Был зрячим, в миг один - слепец.
Убийственно и непонятно.
Нет вдохновенья – ты никто.
Ты ни в Надире, не в Зените.
И, бросив на руку пальто,
Уйдёшь, как все, сказав: «Простите».


            V

О, Боже! Как не лёгок труд,
Когда возвышенные чувства,
Переступив тебя, идут,
А, ты молчишь. Вокруг всё пусто.
Играешь будто бы дитя.
Завидев для себя опасность,
Главу, несёшься, очертя.
Какая это всё же гадость!
Есть, что сказать и мыслей рой:
С чего начать и, чем закончить?
Ты знаешь, что один герой –
Поэт творящий эти строчки.
В душе ты, как Эдмон Дантес,
Отелло, Яго, Дездемона.
Что мозг-рука один протез,
Что пишешь, как во время оно.
И юношам и белым старцам
Стихов твоих (Б-г даст поэм)
Хотелось, как тепла набраться.
Прочесть, понять, перечитать.
Почувствовать, они - любимы.
И под дождём застыв стоять,
Внимая искренность картины.
Что я для вас – как есть мужик
Здоровый, добрый да смазливый.
Язык остёр, как плоский штык.
Ещё, возможно, и блудливый.
Но я хочу, чтоб вы дошли,
До мыслей, прячущихся в строчках.
Я – ваше зеркало души.
Понятно? Думаю не очень.
Поймите, надо есть и пить,
Любить, рожать детей, слоняться,
Других возвышенности чтить.
А, как самим собой остаться?
Вот я попробовал, и что?
Растоптан, сдавлен и унижен.
И нету рядом, чтоб помочь
Людей. Был поп – теперь расстрижен...


VI

Всё мрак! Всё бред!
Каприччо Гойи.
Тускнеет свет
Я слаб душою.
Всё мгла и тьма,
Убогость мысли.
Да, жизнь права –
Мозги прокисли.
Надежды нет!
А, вдруг Фортуна
Подарит свет...
Лишь промелькнула,
Задев меня
Волной творений.
И вновь стена,
Как в Царстве ТЕней.
Гляжу на лист –
Он чист и ровен.
А, я не чист и не способен
Мысль привнести.
Хотелось право...
Но слог претит
Да мысль отрава.
Всё мрак и бред
Каприччо Гойи.
Тускнеет свет.
Я слаб душою...


       VII

Остановись прошу тебя
О, несговорчевое время.
Хочу я властвовать, любя.
Хочу уметь «врубаться» в стремя.
Дай мне божественную власть
Всё жить и жить не умирая.
ПисАть! Какая это страсть!
Остановись! Я умоляю.
Нет, уходи. Быстрей! Быстрей!
Сожги меня дракон огнЕнный.
И вечный сон моих очей
Ускорь. О, время! Я же - бренный.
Сизифов труд не по плечу
Мне тесно, тяжко. Задыхаюсь...
Отдайте лучше палачу.
Я грешник – грешен.
                Каюсь, каюсь.
Я каюсь сердцем и душой.
Написанным, тем, что не пОднял.
А, камня груз да пыли слой -
Последнее, что было, Отнял.
Но никогда, никто, ни где
В серьёз возможно и не примет
Меня. Всё скажут в суете
Творил, и мой порыв отринут.
И всё же зависть мне чужда.
Пусть я затравлен и унижен,
Но есть огромная мечта –
Вдруг разорвётся пустота
И буду к людям я приближен.