Детство. Малая родина

Родился в Кутаиси я, в истории пример -
Сегодня это Грузия, тогда Груз ССР.
Судьбою  предначертанной, родители мои,
Как внукам нашим говорим, в “капусте”, там нашли.
Родная мамочка моя, - рязанская мадонна!
Пять братьев из её семьи
                сражались на полях войны -
                не все вернулись с фронта.
Один остался навсегда - 30 апреля,
                лежать  под каменной плитой,
                где  Трептов-парк аллея.
Она – парашютистка,
                любитель хоби  в небе,
Прошла  от  Минска,
                приняв бой до Энгельса на Волге,
                где сформирован женский полк
                Мариною Расковой.
Полк легкий и ночной,
                и с командиром от полка -
                Бершанской-Бочаровой.
Служила в авиации,
                закончив, Осоавиахима  курсы.
Летала на По-2 и “У”,
                латала планеры и авиамоторы,
И ряд наград от Волги до Берлина.
                за  “голубую линию ”,  – 
                Кавказа,  Кубани, Крыма.
Ранена, контужена,
И орденов подвинув ряд,
                что на груди её горят -
                медалью “За Отвагу“.
                (располагалась среди орденов -слева)
Когда закончилась война, была демобилизована.
А так как, дел невпроворот, направлена ЦК  в аэропорт,
И по приказу сверху ли, врачебной ли комиссией – но в город Кутаиси.
Где встретила отца, токаря и ремспеца, строителя завода.
Мой папа, тульский токарь,
                “увешанный броней”,
                (“бронь” от службы в армии на военном заводе)
С тремя сестренками родными,               
                с неполною семьей,  (мама и папа отца умерли –1938-39гг.)
Как  многие тогда в стране  рвались на фронт,
                с  военного завода, уходит добровольцем в бой –
                сражаться,
                и в плен попал,  но не  пропал –
                под Ельней в 20.
Но благостна к нему судьба, что сразу не убили,
По концентрационным лагерям, где Бешенковичи и Уллы,
Перемещали по границам там - по Белоруссии, по Латвии.
Бежал не раз, но вновь ловили.
                Советские  войска пришли –
                его освободили.
Потом проверка в ПФЛ*, и искупление вины.
Два года трудовой повинности, бараки, в общежитии,
И  ссылка в нужный регион, где зеки, что-то строят,       (Кутаисский автозавод)
А там контроль, а там пригляд,
                работа снова на подряд,
                его восстановили.
А память детская моя, когда три года было,
Один чудесный эпизод, в сознании сохранила.
В тот день была гроза и дети с нашего барака,
Забившись где-то в уголок, тряслись тогда от страха.

Где в коридор, шипя огнем, из двери по бараку,
Втянуло  молнию к нам сквозняком,
                большую, шаровую.
Она проплЫла до окна и в форточку шмыгнула,
Но зацепила провода – столба,
                и вот тогда рванула.

И этот треск, позднее взрыв, то в памяти отметка,
А дальше снова темнота, и  снова  новые места.
Тут память врать уже не даст, осесть семья решила,
Приехали на Северный Кавказ, где "якорь" закрепили.

Сначала прибыли туда, где мама воевала,
Станицей Ассиновской - село, его казаки звали,
Где полк её стоял в войну, 
                совхоз здесь был отличный.
Мой  папа смог найти работу  в нём,
                в заслугу мамы личной,
                а комбинат  для  овощей - он как завод, 
                для местных фруктов на компот.

Станица славная казачья, форпост для терских казаков,
С названием рекИ  текущей, что к Сунже, к Тереку приток.
Все называли её Асса, за бурный, непокорный нрав.
Из Чёрных гор и на равнину, она врывалась на простор.

Но что-то не сошлось с работой, зарплата, может интерес,
И вот опять решились ехать,  искать работу в МТС**.
В станицу Нестеровскую,  рядом, где два колхоза, есть лесхоз.
Станица выше по теченью,  той речки, что смывает лес.
 
Участок под застройку дали,  с работы папы,  в МТС.
Решили строиться тогда мы, застройку начав с этих мест,
Солому с глиной замесили, как многие тогда могли,
                месили скопом, в одиночку,
                кто босиком, кто, взяв коня,
Настало  лето, мы дождались, сложили дом  из самана, 

Сестрёнку  мама родила, и веселей пошли дела.

А через год, а может два, семья уже в тот дом вошла.
Станица терских казаков, нас приняла, дала нам кров.
Не велика она была, запомнил восемь улиц я -   
                Речная, Леонидова, Дьякова и Кирова, Советская
                и Пролетарская,  последняя Московская,
                возможно и Степная,  (Коммунистическая)
Была и Ленина и клуб и парк вокруг,
                где отмечали свой досуг –
                когда свободны были мы –
                кино, концерты, свадьбы.

Возможно, ошибаюсь я, пускай друзья прервут меня, а лучше пусть поправят!

А света не было в селе, была плотинка на реке, 
Где мельничное колесо крутило долго генератор.
И этой мощности тогда, хватало лишь едва-едва,
Чтоб освещать для всех места –
                где сельсовет, почтамт, духан,
                а также магазина.
“ Да будет свет, да сгинет тьма!” - страна  под лозунгом жила.

Когда коробки с фильмами машина привозила,           (снабжал кинопрокат)
Как правило, по воскресеньям – всегда был полон клуба зал.
Там трактор подгоняли к клубу и он не затихал, (использовали как динамомашину)
Пока кино смотрели зрители  –
                энергию давал, не  только в кинозал.

Смотрели  фильмы на экране, всегда с журнала начинали.
Когда же меркло полотно,
                стучали зрители шумнО,
                ещё кричали в щёлку 
И если долго было –
                "Киномеханика на мыло”.
Свистела молодежь.
                Курить ходили на крыльцо,
                пока латали пленку.

От нашей улицы-застройки и вплоть до улицы Степной,
Ну, если мерить по прямой, дорога из района шла,
Щебенкой,  лишь, умощена, там  километров может  три,
Без тротуаров и излишеств, а посредине степь была,
                росли кустов колючки
                и разные другие штучки.

Военные машины там, с антеннами растяжками,
С  колесами на чурбаках, и в белой извести кругах,
                среди степи стояли.
Был раньше это полигон - летали самолеты,
А мы мальчишки бегали,
                искали гильзы там,
                в траве,
И даже помню налегке, грибы там собирали все.

Но время поджимало, и таборы цыган пришли –
Хрущев осесть заставил.
Шатры, и пляски, и костры, и шум, а чаще драки.
В колхоз приняли кузнецов.
Среди цыган их много,
                а в школы к нам подростков,
                конечно переростков.
Назвали улицу потом,  мы,  “за глаза”, ” Цыганскою”.

Потом откуда-то “армян” с границ переселили к нам,
Сказали беженцы они, с границ земли турецкой.
Широкой  улица была, с каналом и со шлюзами.
Они осели здесь тогда,
                и строить начали дома,
                из кирпича с карнизами.

Канал, что здесь же протекал,
                арыки нам водой снабжал,
Текли по улицам они - мы звали их “салтанки”.
И летом, и весной,
                соседи “тёрлись” меж собой,
                ругались  понемножку,
В распределении воды,
                когда давно не шли дожди,
                чтоб вырастить картошку.

На картах названа была, в честь русского поэта,
Кого учили в школе день-деньской,
                конечно  Лермонтовской.
В народе проще называли, и все конечно понимали,
                что если улицу назвать, понятно как –
                Армянской,
                то значит, улица пойдет
                там следом за Цыганской. 
                (Колхозная-11 Армии)

Затем и новая волна – чеченцев- возвращенцев,     (к нам ингуши возвращались)
И  всех, кто в Казахстане жил и в 44-ом выслан был,
С какою целью не пойму, от  гор седых Кавказа,
Которых,  Лермонтов воспел в стихах,
                Толстой - в своих рассказах.
Селились. Стали вытеснять 
                в станицах, где не жили
                казАков-терских из домов,
                где земли получили.
Казаки стали выезжать семей почти по 300 в год,
На Ставрополье и Кубань, чтоб не было хлопот.
Не  просто было, что купить,
                тогда не разрешали.
                Дома конечно как могли,
                но всё же продавали.

И стали бунты возникать в республиках совместных. (Чеченской и Ингушской АССР).
Но были присланы войска,  в проблемах разбираться        (август 1958г.)
И от разборок, тот напряг, стал сильно сокращаться,
К нормальной жизни города и сёла возвращаться.

И в поле бывший полигон домами заселили,
А возвращенцев, волны вал, тихонько сократили.
Потом пришла ко мне беда  – два года по больницам,
                и лет в 11 домой, я смог назад вернуться. 

И улицу мне не узнать, застроиться успела,
За огородом лесополоса – деревья абрикоса,
                вдали подстанция видна, околица и сплошь поля,
                а на отшибе ферма.
Домов соседей строгий ряд,
                столбы с электросетью  вдоль стоят,
                не нужно жечь коптилку.
А во дворе бассейн большой, он как колодец с виду,
                водой наполнен ключевой, но только привозною,
                залит по  горловину.

А дома керогаз горит,
                там мама варит, он чадит,
                но пахнет очень вкусно.
А хлеб и пасхи мы пекли,
                в печи, что Русской звали,
                а так - и хлеб, и калачи, подушечки-конфеты,          
                мы покупали их в сельпо,
                и даже в лавках где-то.
А во дворе Салтан сидит, кавказская овчарка,
                а рядом птичий двор шумит и
                слышен крик цесарок.

Ребята с улицы моей, звалась Ордджоникидзе,
                как видно на табличке там, висящей на заборе,
                все собирались к нам во двор,
                чтоб вместе веселиться в нём.
А игры, что мы знали все, теперь их всех не счесть,
                но важно, что на улице –
                где воздух чистый есть.
А мамы бедные про нас порой совсем не знали,
                гуляли  допоздна гурьбой и в горы убегали.
На велосипедах по селу, гоняли “сумасшедшие” –
                на пруд, на речку, водопад,
                где каждый был cкупаться рад,
                пришедший.
А с “жикалкою” в колесо, что мы с комбайна сняли,  (из проволоки, определённой
                конфигурации)
                а можно обод с “велика”,  невелика поделка –          
                гоняла в улицах братва,
                мальчишечья орава.
Заменой маленьким скакать, лошадкой – хворостина,
                что была выдрана тогда, лощиной из плетня.
Табун по улице скакал, мальчишкам подфартило.

Подшипникам нашли мы ход – построив самокаты,
                чтоб по асфальту, где найдем,
                из досок,  где-то взятых,
Кататься так, чтоб шум стоял в станице, и треск, как на мопеде,
                а можно щепку в спицы так,
                с трещоткой на велосипеде.

По лужам смело корабли, кто с парусом, с мотором,
                мы запускали, где могли,
                мы моряками были.
Мотор  для наших кораблей, крутили из резинки,
                от старых братика трусов,
                а можно и сестренки.
Где  “поджегушки” и “пУшки”, рогатки и “стрелялки”  -
                вот скромный наш ассортимент мальчишек 50-х,
Девчонки в форме в школу шли,
                и ручки с перьями несли,
                чернильницы в портфелях,
Играли в “классики” они,  в “скакалочки” скакали,
                одни, или в кругу своих подруг - 
                уроки пропускали.

И на уроках, под шумок, мальчишки - сценки вспомним,
                стреляли “шпульками” в соседок,   
                девчонок отвлекали.
                (из  бумаги или  проволочки угольник)
               
А если дождь прошёл с утра, и грязи намесило,
                мы делали” хлопушки” там,
                где только можно было,
                и  под забором на бревне,
                где глину находили.

И в “чижика” играли мы. А в “ножечки” и  в “крышечки”?   (“Чакушки”)
                Я помню игры –“клёк”,  “кло-кло”, и разные стрелялки –
                луки, стрелы и рогатки
                и “грязезабросалки”.
А на “рогатки” пацаны, чтоб подобрать резинки,
                резали вело-, мотокамеры,
                а если нужно “классную”,
                от молокодойки,
                красную.
Мы  играли допоздна, боясь, загонит мама -
                и в  “жмурки”, в “догонялки” и футбол,
                там,  где была поляна.
Ну, а в школе,  в волейбол, если была сетка,
                можно даже в баскетбол, поиграть  “водилой”,
                когда  столб стоит с щитом,
                есть кольцо с корзиной.
Всё  доступно детям было, приходи, начни играть,
                “поканайся”   и посмотрим,  (ритуал выбора команды)               
                что ты сможешь показать.
               
В школу мы ходили разно, если слякоть, дождь и снег,
                в сапогах, в галошах, в бурках –
                грязь месить пришлось нам всем.
А уборщица на входе, в обувь смотрит с остротой,
                класс дежурный помогает,
                Не помыл – иди, помой!
Помним мы техничек строгих – подзатыльник даст тому,
                кто проскочит, ног не моет,
                отведёт к директору.

На  скалу ходили классом,  из ущелья, где разлив,
                там она стеною встала,
                как  белеющий обрыв.
В той  пещере, скрытой в ветках, что с дороги не видна,
Здесь скрывались партизаны, в годы, как  была война,
                мы патроны находили на полу, в золе костра.
Был  обзор хорош оттуда, -  видно улицы села,
                речку нашу и равнину, и почти наполовину,
                виды Терского хребта – Слепцовскую и
                Серноводск,
                Троицкую, и
                Карабулак,
                и конечно факела.
                ***************
Потом случилось нам с сестрой по городам и весям,
Поехать вместе по местам, где жили папа с мамой там,
                Перед войной прошедшей.
И этот наш с сестрой круиз
                был снят фотоаппаратом из, как помню, Смена-2,
                которым, стал владеть тогда,
                увлёкшись фотоделом.
Была Москва и Воскресенск, и город Луховицы,
                Река Ока, где живописны берега, 
                паром и сеновал в поселке Белоомут,
И дом, где папа жил пред войной,
                Свердловский переулок,
                что он оставил навсегда,
                когда простился с Тулой.
И реки Волга и Ока, деревня Ивняги,
                была река - Москва-река
И реки гор Кавказа – Асса и Сунжа, бурный Терек,
                что с ледников берут разбег,
                от плат горы Казбек,
                селения Казбеги.

И оба моря – наш маршрут Каспийское и Черное.
Вот так узнали мы с сестрой  - родное и далёкое!


*ПФЛ – Проверочно-фильтрационные лагеря НКВД СССР

В 1944 году поток возвращающихся в Советский Союз военнопленных и репатриированных резко увеличился. Летом этого года была разработана, а затем введена новая система фильтрации и проверки органами государственной безопасности всех возвращающихся лиц. Для проверки бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену или окружении противника, решением ГОКО № 1069сс от 27 декабря 1941 года были созданы спецлагеря НКВД.
В 1956 году прошёл массовый пересмотр дел осуждённых бывших военнопленных. По инициативе Георгия Жукова, министра юстиции Константина Горшенина и генерального прокурора Романа Руденко вышло совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 29 июня 1956 года «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей» ранее упомянутых в проекте Жукова к несостоявшемуся Пленуму ЦК КПСС[61][62]. После этого началось внесение прокурорских протестов на приговоры советским военнопленным

**МТС - Машино-тракторная станция (до Хрущева Н.С.)


На иллюстрации моя картина "Вот мой дом родной" с.Нестеровская. Рисунок маслом на куске фанерки. 8 класс