детям до 18

    Борис Петрович  Зайцев  провинился. И это было неприятно. Неприятно потому, что вызвало в его жизни массу мелких и не очень мелких перемен. Во-первых, он перестал быть хозяином в доме. То есть он и раньше особо им не был. Но жена хотя бы делала вид, что это не так. И ей удавалось создать полную иллюзию, чего было достаточно для удовлетворения зайцевского самолюбия. Во-вторых, его лишили теплого места в просторной супружеской постели, выбросив под знаменитое «больно, мне больно» подушку и тонкое совсем не зимнее одеяло  из спальной комнаты,  а следом ,словно перст  указающий ,  выставив  пухлый палец , с ярко накрашенным когтем. Палец указал на диван, и Зайцеву даже послышалось собачье «место». Захотелось поскулить, почесать за ухом, непременно правой ногой, и поглодать сахарную косточку, добытую из вчерашних щей, покойно доживающих свой век на балконе. В-третьих, его перестали кормить. А главное поить. А он так любил пропустить рюмочку другую , а точнее стаканчик другой хорошего шотландского виски, смачно закусив аппетитное пойло сигарой ручной крутки. Надо сказать, что эта церемония ранее не требовала присутствия супруги, и даже совсем  наоборот, желательно  было ее отсутствие, поскольку после виски Зайцев находился всегда в благостном настроении и начинал предаваться мечтам и желаниям. А супруга всегда маячила перед глазами, не давая расслабиться. Отчего-то остальные спиртные напитки вызывали в нем либо слезливость, либо тигривость. И потому употреблял он их крайне редко, дабы не пасть  в грязь лицом в прямом и переносном смысле этого слова.
   Жизнь началась кошмарная. Дома скандалы сменялись истериками или абсолютной тишиной, нарушать которую нельзя было не в коем случае. Иначе… Иначе начинались  скандалы и истерики одновременно. Зайцев ходил, словно в воду опущенный, совершенно не соображая, как же выйти из этой ситуации. Ему казалось что каждый, начиная с сослуживцев, и заканчивая самым обыкновенным прохожим, показывали на него пальцем и говорили: «Смотрите, это тот самый Зайцев». Зайцев не привык к такому положению вещей. Он был на хорошем счету на работе, и вот-вот ему полагалось долгожданное повышение, естественно с дополнительным окладом. А из-за этой глупой истории все могло рухнуть. Не дай бог сплетни, что ползли неароматным дымком из всех щелей их дома, горевшего пламенем семейных раздоров, дойдут до его сослуживцев. Дело то яйца выеденного не стоило, так интрижка по пьяному делу. Даже ведь до постели не доволок. В смысле, не дошел. А последствия превзошли все ожидания. У Зайцева не было не то что друзей,  но и даже приятелей, и поделиться,  то есть посоветоваться было совершенно не с кем.
   Вечером, спустя месяцев пять после  сплошного кошмара, Зайцев Борис Петрович забрел в один из местных баров. Домой не тянуло. Там его ждал скрипучий диван, и неработающий телевизор. Засев у стойки, он выскреб из карманов все, что там еще осталось после ревизии супруги, которая ,несмотря на ссору, от доходов Зайцева не отказалась. Мало того, она наложила вето на мобильные звонки, на пользование машиной и даже из его собственной квартиры грозилась выписать. Она могла. Он это знал. И очень трусил. В последнее время он мало пил, совсем не пил, боясь обострить и без того острые углы их семейных отношений. Он ходил за продуктами. Тер полы и акриловую ванну. Сушил и чистил обувь. И даже стирал белье. Иногда он исчезал на пару недель в командировки, но и там боялся расслабиться, ожидая в любую минуту ступу супруги, летающую в любую погоду и вне расписания. Но сегодня…Сегодня горечь от пережитого  достигла рекордного уровня. Зайцев почувствовал, что если он не смешает ее с алкоголем, то просто умрет, отравиться, загнется. Бармен плеснул ему водочки. На дорогие напитки просто не было денег. Зайцев выпил залпом, выплеснув в нутро обжигающую жидкость, и тут же подставил стакан для второй порции. Вторая порция догнала первую, третья вторую. Где-то на седьмом дринке из Зайцева полились слезы. Надо сказать, что он уже успел рассказать всю свою «необычную» историю бармену. Хорошему, между прочим, парню, холостому и незамороченному   никакими проблемами вообще. Парень знал женский пол в свои двадцать пять гораздо лучше, чем  Зайцев в пятьдесят. И все заморочки в отношениях всегда решал сексом. Он был уверен, что женщины в ненастроении бывают только  по двум причинам- месячные и отсутствие секса. Поскольку месячные у супруги Зайцева находились под вопросом из-за не очень юного возраста. Оставалась вторая причина -  нету секса.
- Да трахни ты ее! Да так, чтобы стекла в соседнем доме дрожали,- загоготал бармен, сопроводив пьяненького горе посетителя до дверей.- Сам дойдешь? Такси?
Зайцев икнул и кивнул. Видимо, отвечая на первую половину вопроса. Икнул и отрицательно покачал головой, отвечая на вторую его половину. Всю дорогу до дома, сохраняя равновесие и мужское достоинство, он твердил как заклинание : « Чтобы стекла зазвенели, чтобы стекла зазвенели. Чтобы стекла зазвенели!».
   В квартиру он проник практически ползком, стащил модельные туфли, вытер носки об половую тряпку, напялил тапочки в клеточку, и направился в супружескую спальню. Там дышали. Напряженно. Зайцев медленно начал стаскивать с себя рабочий костюм, не расстегнув штаны, и потому мешкал и сильно пыхтел. На постели заворочались, дыхание стало тяжелым и грозным. Зайцев забыв про галстук и тапочки, осторожно поднял тяжелое двуспальное одеяло. Снизу пахнуло жаром и всеми запахами, которые до этой минуты были запакованы внутри. Зайцев набрал воздуха в легкие и нырнул туда, под одеяло, словно начинающий дайвер. Супруга затаила дыхание. Зайцев, сдерживая в желудке выпитое, и ,слава богу, незакусанное, забрался на тело любимой женщины, и а-ахнув, дал своему мужскому началу соединиться с ее женским. Эверест был взят. Зайцев  начал трудиться. Трудился до пота. Вытирать пот было нечем, ибо руки были тоже задействованы в этом ,по идее, приятном процессе, приходилось слизывать с носа  соленые капли и глотать. Это очень мешало, сбивало с ритма. Тело супруги набухло удовольствием и стало влажным, и от того ужасно скользким. Зайцев из всех сил старался не соскользнуть, не пасть , доработать, отдать все свои долги за много лет безвозвратно канувших , и за одно грядущих.  Он стал практически цирковым акробатом и фокусником одновременно. Он потерял счет времени, но долгожданного залпа все не происходило. Приходилось ориентироваться на супругу. И вот.. оно. Это! Супруга  громко выдохнула и обмякла. Зайцев от неожиданности, не успел затормозить и со всего маха влепился в стену у изголовья кровати лбом. Тапочки, так и неснятые перед совокуплением, ракетами полетели в противоположную сторону, протаранив оконные стекла. Победно преодолели немало расстояние до соседнего дома и прицельно влетели в чьи -то стандартные пластиковые окна. Стекла дрогнули. Но не разбились…
   Зайцев сполз на свое  кровью и потом отвоеванное место в супружеской койке  и прошептал : «Чтобы стекла задрожали!»