P. S. к Долорес

Он отшил Америку, просто поверив спаму,
что её обменник — полсотни лексем за один лишь пиксель,
и бухал с переменным успехом, но, даже спьяну,
не писал Долорес пустых электронных писем,
не был кем-то-лучшим-какого-то-месяца-года, то есть
не ступал на подиум, не огребал за лужей
ни безналом бабок, ни кэшем, а вот Долорес
загорелась однажды, рискнула — и стала лучшей.       

И его унесло в эмпэтришный мотивчик эльфовый,
чтоб не знать: зачем на прощанье Долорес лишь
на него взглянула Варшавой, едва под Эйфелевой
допотопной капельницей угомонился Париж?
И когда она его бла-бла-бла безо всякой жести
перебила резко и поспешила в Нью-
то ли Йорик, то ли, не знаю, быть может, Джерси, 
он почувствовал очень скверное дежавю.

А она из города, в коем хватало хмари на
поголовно всех, в парадиз умчалась на алюминиевых
белоснежных крыльях под музыку Рэнди Харрелла.
И фанерки надежд пролетели по небу куда-то мимо них.
Он хотел смеяться, не думая о полтине
в смысле возраста) и непременно играть на форте-
разбитном пиано, которого нет в помине,
чтоб остаться таким же, как у неё на фотке,

да на белом свете наошибался в курвах
до такого сблёва, что век свой довольно скромно
коротает нынче в дремучей избе на курьих
искривлённых ножках, и не представляет сколько
утекло воды с тех пор, как Долорес в его мозгах
перестала щёлкать направо-налево «Никоном».
Волнорезы, поморники — это в других местах,
в коих даже малейшей потребности не возникло в нём.