Карл Микаэль Бельман

Он трезв на удивление
                Стокгольм же, точно, пьян.
И лоск с последнего,
                как с цистры старой, лезет.
Но Воду возлюбившая Земля
на побережье
                льдинкой вены режет.
А он – как Воздух,
                приглянувшийся Огню
(а может быть наоборот?) –
                в трактире
пылающая чурка. Но сменю
барочный ракурс рококошным – пиром
нимф сестринских и братских фавнов, там
где царственною бабочкою Улла
порхает, выдыхая некий штамм
убийственный, но сладкий, как прогулка
на ялике до Меларена от
«Трех стопок», мимо пасторальных басен,
где лишь туманы выползают без забот
из тайных нор, чтобы укрыть запасы
от мытарей рассвета. Хоть в окно
ты прыгни, но
всё ужасающее – ложно.
Чахотка – паутины волокно
в валторны раструбе – убога и ничтожна
в напоре звуков. Музыка спасёт,
она любую боль от-анальгетит.

Жизнь ждет и точит меч, открывши счёт,
из винного кувшина капли цедит…

Пусть Орден Бахуса опять поднимет щит,
где ярко-красный нос на синем поле.
За дружество! Пускай судьба трещит,
как борт – в атаке волн, – не пересолит
слезинка Балтики. Пусть добрый Густав вновь
погасит долг из уваженья к барду,
пусть Фредман голосует за любовь
посланием в какие-нибудь Сарды.

Из водочного шкалика часы
песочные перевернуть пытаясь,
поймёшь: для Смерти ты любимый сын,
а Жизни – лишь должник… но это – тайна
для тех, кто слаб… ведь бытие – кабак,
а слава – лишь двухмачтовая шнява
в извечном шторме, полная халявы
заморских специй. Веселись, чудак!
Плевать, что цистра за долги уйдет
трактирщику с пылающею грудой
червей: один поддержит, но осудит
другой, и всё имеет свой черед.

Харону пуговицу подари –
он невзыскательный – доволен и такому.
Стань песней, обернись в чистейший ритм.
Пусть ангел ялик гонит к волнолому.
Порадуйся, что зелен бережок,
что солнце снова раздает награды,
что боль пока терпима, а должок
не очень-то велик –
чего ж вам, черти, надо!

10.03.2023