Это было

Свою родную «тридцатьчетвёрку» мы звали «ласточкой». Мы: это я -командир танка, москвич Николай-механик (который удрал в армию от милиции, когда по пьянке киоск на Арбате перевернул. Здоровый был, как бык. Двумя гирями по 24кг играл, как мячиками), а ещё в моём экипаже было два немца. Так бывает. Машина наша за бортовым номером 636 громила фашистов в 45 -м году(в корпусе её был заваренный прожёг от  кумулятивного снаряда), а служить на ней спустя  27 лет пришлось нашим  Фелькеру и Борман Сане. Борман был наводчиком. А заряжающим - Фелькер. Как он с плоскостопием попал в армию, да ещё в танковые войска - большая загадка военкомата. Ох и верткий он был и себе на уме. Хотя вроде не одессит. Сразу же по прибытии в часть устроился художником-оформителем, а к нам в экипаж заглядывал лишь во время больших учений - полковых да дивизионных. Служили мы в краю огнедышащих вулканов - на Камчатке, в Чапаевской дивизии, да-да, той самой прославленной, в отдельном танковом батальоне.
   В ряды нашей славной Советской Армии я попал только со второго захода. После школы без особого труда(готовился, конечно) я поступил в ХПИ, то бишь в Хабаровский политехнический институт, на автомобильный факультет. В первую сессию сдал без троек (особенно нравилась начертательная геометрия), кроме математики. Не сошлись во взглядах с преподавателем. Она утверждала, что надо не только уметь решать задачи, но и доказывать теоремы. А я считал, что достаточно знать математические приёмы. Задачи-то я решал легко. И любые. Поссорили мы так с ней раза три, и под удивлённые взгляды декана, прочитавшего моё заявление об уходе, я покинул нашу альма-матер. Правда, декан сказал, что, мол сходи, послужи, там тебе мозги вправят и снова придёшь к нам. Как в воду смотрел. Тут и повестка из военкомата и медкомиссия, конечно. А надо сказать, что у меня была паховая грыжа. Жить она мне не мешала. Даже штангу одно время тяжелее себя норовил поднять. А выявляться только по моему желанию. Ну я его проявил, когда загорелись глазки у одного из членов комиссии, про которого сказали, что он набирает подводников. Сейчас. Было много нехороших слов в мой адрес со стороны хирурга (хороший, кстати, дядечка оказался). Он мне потом и операцию первую в моей жизни сделал. Показательную, то есть в присутствии студентов мединститута.
Ох, и ржали они, когда я надел простынь операционным окном на голову.
   Потом был военный завод, в посёлке Горького, там же, в Хабаровске, и снова повестка, медкомиссия и… Проездом мимо родной станции Розенгартовка (село Лермонтовка) в Бикин, в танковую учебку. Говорили, что Бикинская учебная часть равна по жестокости ломки молодняка морскому дисциплинарному батальону на Русском острове во Владивостоке. И это правильно. Солдат должен не рассуждать, а выполнить любой приказ. Даже «Копать отсюда и до обеда!». Готовили из нас настоящих бойцов, способных, если понадобится, преодолеть любые трудности и преграды.
   Маленький штрих. Учебный взвод. Лето, жара под тридцать, мы в сапогах и танковых комбезах по расплавленному асфальту бегом на стрельбище, что в пяти километрах. И счастье, если наш старший сержант Ташлыков ( помню, как сейчас) не заорёт: «Газы!». Это было всё! Многие теряли сознание, и им доставалось место в сзади идущей машине. Счастливчиками пытались быть и «несознательные бойцы». Но их вычисляли сразу и наказание следовало тут же. Причём всему взводу.
   Впрочем, я отвлёкся. Лето 1970 года прошло в этом аду. И будущие младшие сержанты (приказ о присвоении звания вовремя не пришёл. Вечный бардак в штабах СА) в коридорах нижних заплёванных трюмов теплохода «Советский Союз» благополучно прибыли в порт Петропавловск-Камчатский. Целые сутки стояли на рейде, ждали когда судно перестанет болтаться. Попали в шторм, когда шли. Причал, кузов бортового авто часа полтора-два по российской дороге и… Вот они - ворота нашей родной Чапаевки, так называлось наше поселение. Казармы, боксы для техники, клуб, плац, столовая, три офицерских дома и …  На много километров вокруг - тундра, украшенная с востока величественной панорамой трёх стоящих в ряд вулканов: Козельским, Корякским и Авачинским по центру.
Красоты неописуемой. Один из них постоянно курился дымком.
   Встретили нас в казарме батальона очень «ласково». Во первых, мы были первыми, кто служил не три, а два года, прибывшими в часть (а встречали нас те, кто служил три года), а во вторых - так положено в войсках, в «дружном»армейском коллективе. Это потом, прослужив год, я понял, что кавычки нужно убирать. Батальон был, как единое целое, особенно на учениях. Там пахали все. И молодые, и дембеля, особенно они, у нас-то опыта ещё было маловато. Да и комбат был фронтовик. Строгий, но справедливый. Наверх ничего не выносил, всё решал сам, за что его уважали и солдаты, и офицеры. Последние и боялись. Как увидят на горизонте, так врассыпную. Чтобы не «нарваться». Так вот, в первую же ночь я проснулся на полу. Кровать перевернули и выгребли все мои заначки, что я припрятал под матрац. Ушли, обменянная мной на корабле на ремень тельняшка, плавки и ещё что-то по мелочи.
   И началась наша вторая учёба, только уже в действующей армии. Было всего по много. Но самое главное, что командир полка полковник Литвак шёл на дивизию и выжимал из нас всё до последнего. И больше. Прыгали ли вы с аккумулятором весом 132кг через метровый забор? Бросали ли боевую гранату из танка с закрытым люком? Наш лейтенант, призванный на год из института, чуть не поседел после этого. Неделю пил беспробудно. Стресс снимал. Потому что в танке мы вытаскивали чеку, держа гранату в одной руке, а другой открывали верхний люк в башне (а это так непросто) и выкидывали её наружу. Нужен чёткий контроль обеих рук.Упустив ту, что с гранатой, выронил внутри таки - и… Мы по словам офицеров, истратили на стрельбах трёхгодичную норму патронов и снарядов. Стреляли и днём, и ночью по наземным и водным целям. Стреляли из пистолетов, автоматов, пулемётов главного калибра, бросали гранаты, били по танковым мишеням и из гранатомётов. И так каждый день и ночь. Постоянно тревоги и подъёмы. А ещё строевая и физическая подготовка. На воздухе в любую погоду. Камчатка, зима, метель, а мы в гимнастёрках бегом. В конце службы могли стрелять с закрытыми глазами. Вертелись на перекладине, как мастера-гимнасты, играли двухпудовыми гирями, как мячиками. С башни танка, а это всё же Т-34, высокая машина, могли с автоматов в руке легко спрыгнуть на землю и поразить цель в полёте. При этом танк держал приличную скорость. Не зря же я и ещё девять человек с полка были награждены краткосрочным отпуском (без дороги) на родину, домой. Самолётом. А как стреляли на дивизионных учениях! Там ночью мишени освещались цинками (ёмкости от патронов) с горящим дизтопливом. Когда начинали стрелять, банки эти летели в разные стороны.
   Пришлось мне и неудачи испытать. Шли в колонне. А командиру танка необходимо смотреть на четвёртый впереди идущий танк. Если он закачался, значит - встал, будь и ты готов остановиться. А я рот раскрыл и по сторонам загляделся. Смотрю, а уже третий впереди идущий стоит. А у нас внутренняя связь барахлила. Пока пнул наводчика, а он механика… Единственное, что Коля успел - отвернуть влево и врезал правым направляющим в корпус, впереди идущего. Ну врезал и врезал. Идём дальше. Смотрю, стало вправо заносить. Спрыгнул - мать честная! «Ленивец-то» наш обломился и катится внутри гусеницы впереди катков. Хорошо - заместитель по технической опытный. Прибежал и говорит: «Ерунда. Уберите несколько звеньев гусеницы и соединяйте напрямую, без направляющего катка». Мигом сделали, догнали колонну и вместе вошли в ворота части.
   А ещё был случай на учениях. Камчатка возле вулканов сплошь заросла   стлаником высотой метра два с лишним. Нас предупредили, что во время атаки надо быть внимательными, впереди танковые рвы. И пошли мы развёрнутым строем по этому лесу. Видно немного только мне в прорезь командирской башенки. Смотрю, слева грунта гора и справа. Вроде бы между ними осталось нетронутое пространство, и скомандовал между ними пройти. Коля ломает стланик у себя перед носом и не видит ничего. Да и я с трудом. Вдруг раз - стланик упал и перед нами ров. Бухнулись и ствол воткнули в стенку. Приехали! А грунт там - вулканический туф. Не песок и не глина. И корни стланика переплетённые. Давай мы вырываться назад. Куда там! Лопаты, топоры в руки - и давай копать. А это  мы научились. Не раз копали окоп для танка. Да ещё и запасную позицию. Копаем. Я не докладываю, молчу. Вырвались назад на полтора корпуса. Но ничего не помогает. Бревно самовытаскивания тонет в туфе - и всё. Подкатил заместитель по технической части, Смотрел, смотрел на нас (а мы пашем) и смилостивился. Завели тросы, и выдрал он нас, голубчиков. Но стрелять мы начали, только когда ствол очистили. Это говорить легко. А попробуйте это сделать втроём. У наводчика-то плоскостопие. Хлебнули по полной. Думал разнесут на разборе полётов, но даже похвалили за то, что не растерялись, пытались вырваться сами. Так мы опыта набирались.
   А горького я испытал после упражнения по вождению. Стоял на точке «прохождение колейного моста». Ставил отметки проходящим машинам. Зима. Вокруг никого. Перерыв. Костерок горит, греюсь. Прилёг спиной к огню и вздремнул. А зимний комбинезон из меха шкуркой наружу. На пояснице кожу стянуло от огня. А я и не обратил внимание. Потом уже, при обслуживании танка, лёжа на стылом бетоне, я понял в чём дело. Никому не сказал. И попал с поясницей в госпиталь. Тогда-то я её и угробил на всю оставшуюся жизнь. Тоже опыт. Горький только.
   Было у нас и сильное землетрясение. В ту пору мы, несколько бойцов, находились в конце казармы от выхода, в учебном классе. Вдруг грохот. Как будто под  стеной казармы трактор идёт. И начало всё дрожать. Танковый двигатель на подставке начал плясать на полу. Выскочили в коридор, а полы скручивает в дугу и волной. Не поняли, как из казармы вылетели. А между входом и туалетом (он стоял напротив в метрах 20-30-ти, чтобы в метель было удобно ходить) образовалась трещина с метр шириной и дна не видно. Кто-то пустил слух, что цунами идёт. Женщины, жёны офицеров, похватали детей - и в горку. В метрах в четырёхстах от городка была. А нам команда: «В танки и задраить люки. Ждать команды». Долго отбоя ждали…
   Что ещё вспомнить из армейской жизни? Ягода. Много ягоды. Костяника, так её звали местные жители, земляника, жимолости много. На тактические занятия наш лейтенант выходил семьёй: с женой, ребёнком и вёдрами. Их нам в руки, разворачивал взвод в боевой порядок - и вперёд. Чтобы без ягоды не возвращались. Сами наедались и ему хватало. Что он делал с таким количеством ягод, не знаю.
   Или вот случай. Строит нас прапорщик и говорит: «Кто желает на рыбалку?» Все, конечно. Отобрал и меня. Ночью поднимает и в тундру. Сам с мощной лампой и острогой. А нам мешки. Отошли километра два от городка. Про тропинку я лучше промолчу. Перед нами ручей шириной метра 2-3, но глубокий, по пояс будет.И весь набит огромными рыбинами. Не то кижуч, не то чавыча. Больше трёх штук не упрёшь. В общем, он ловит, а мы таскаем. Прокляли всё. Мокрые, грязные, уставшие вернулись назад. Хорошо хоть, что пару бутылок водки для согрева поставил. После мы старались «откосить»  от такой рыбалки как кто мог. Не всегда получалось.
   А алкоголь у нас продавали в магазине, расположенном в офицерских домах, стоящих в сторонке от казарм. Отчаянные ребята иного надевали  спортивное трико - и туда. И получалось иногда, когда в магазине не было никого. А ребята, которые содержали три учебных танка (мы за день их поломаем так, что они опять ночь возятся). И так каждую ночь. Ходили, качаясь от усталости. Но умудрялись на танке сгонять в соседнее село за самогоном. Все знали про эти их проказы. Но им всё сходило с рук. Ругали только за неготовую к утру технику. Рабы на галерах, так их звали. Чёрные, грязные, страшные. Но демобилизовали их на две недели раньше. Со всеми положенными наградами.
   Много было всевозможных событий за эти два года. Но то, что армия является  для молодого человека школой мужества, я полностью согласен. И благодарен судьбе, что мне довелось служить именно в танковых войсках, в прославленной  в боях Чапаевской дивизии.