Целина

http://stihi.ru/2023/03/05/8532

Целинная, то есть десятилетиями непаханная, не подвергавшаяся обработке земля. ЗАлежная – это земля, ранее используемая как пашня, а ныне вот уже больше года как пашня не используемая. 27 марта 1954 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об увеличении производства зерна в 1954—1955 гг. за счёт освоения целинных и залежных земель», инициатором которого был Н.С.Хрущёв. На востоке страны, главным образом в Казахстане, благодаря колоссальному сосредоточению средств, техники, людей, более ста тысяч автомашин, было рапспахано 35 миллионов гектаров земли, что позволило в первые годы собрать сверхвысокие урожаи, а затем – от половины до трети всего производимого в СССР хлеба.  Однако в результате нарушения экологического равновесия и эрозии почв в 1962—1963 годах проявились и негативные стороны освоения целинных и залежных земель. Настоящей бедой стали пыльные бури. Хрущёв вспоминает: «Когда мы уже распахали большое количество гектаров целины, в Казахстане случились страшные пыльные бури. Поднимались в воздух тучи земли, почва выветривалась». За годы освоения целины в Казахстане было произведено более полумиллиарда тонн зерна. Изменился облик ряда приграничных с Казахстаном территорий и самого Казахстана. Была сформирована мощная социальная инфраструктура, выросли крупные предприятия, поселки, города, возросла занятость населения, улучшились условия жизни людей. Более миллиона юношей и девушек стали целинниками. В течение 1954—1955 гг. свыше 350 тысяч молодых людей отправились по комсомольским путевкам «на целину».

Валентиночка Троевская написала очерк «Закат в степи», в котором рассказала, как в шестидесятом году, когда ей было девятнадцать, она в числе 500 комсомольцев с пятью воспитателями-коммунистами (один из которых «врач, которому потом предстояла большая работа) погрузились в теплушки и отправились в неблизкий и, как оказалось, не простой и не безопасный путь» на целину. «Что оставалось матери? – ждать писем и молиться о благополучии устремившейся в настоящую жизнь дочери. Не ее ли молитва укрывала наш вагон, когда на остановившийся в степи эшелон совершались набеги вооруженных местных  и вагон простреливался ими навылет? Никто из наших ребят не пострадал, к тому же нас вооружили тремя ружьями для самообороны. Не по ее ли молитве мне попались хорошие соседки по палатке и в каждый сложный момент рядом оказывался один из комсомольцев, чтобы защитить, помочь, вразумить, развеселить?... Я увидела степь с ее ветрами, небесами, с ее неповторимыми, неописуемыми рассветами и закатами... В нашем палаточном лагере было 500 человек. Палатки стояли «стройными рядами», а на небольшой площадке между ними находились самодельные лавки и столы.  Мы собирались там отдохнуть или перекусить. В центре этой площадки был фонарный столб, а на конце его – радио... такой большой черный лопух... мы возвращаемся с работы и слышим музыку... музыка всё надвигается и расстилается по степи... мы затаились и слушали… Это был... концерт Рахманинова... Надо было ехать из Москвы в Караганду две недели, скитаться там, сидеть без еды, пока власти расчухаются, что комсомольцы тоже хотят хлеба, обороняться от воинственных южных казахов (которые, кстати, не рады были нашему нашествию, сломавшему их привычный уклад), чтобы услышать такую музыку!».

Я вспомнил другую девушку – москвичку и ростовчанку... Я открыл «Воспоминания о Рахманинове» Мариэтты Сергеевны Шагинян. «В десятых (двадцатого века – Е.Ф) годах в русской музыке было три наиболее известных крупных композитора: Александр Николаевич Скрябин, Николай Карлович Метнер и Сергей Васильевич Рахманинов... О Рахманинове можно было в десятых годах часто слышать: «Ну, он гениальный исполнитель, а как композитор — он эклектик»... Рахманинов находился в те годы в зените своей славы. Концерты его каждый раз сопровождались потрясающими овациями, многие «рахманисты» ездили за ним из города в город, чтобы присутствовать на этих концертах... Рахманинову, из трёх крупнейших композиторов тех лет, выпало наибольшее счастье, наибольшее народное признание... Стройный, гладко остриженный и выбритый, Рахманинов не обманывал молодёжь ни своей внешней сдержанностью, ни холодом очень красивого, породистого лица, ни насмешливостью, всегда присущей ему; мы угадывали по каким-то неуловимым чёрточкам, по внезапной сутулинке его плеч, по взгляду, брошенному в залу, по... даже и не сказать по каким признакам (острые глаза молодёжи высматривают всё в человеке и сквозь человека), — мы угадывали, что ему тяжело, что он устал, не знает, как и что дальше... Тогда я впервые услышала о трагическом неуспехе Первой симфонии Рахманинова... В год её единственного исполнения (1897 – Е.Ф.) мне самой было только девять лет». И вот теперь двадцатичетырёхлетняя Мариэтта Шагинян, «ещё не понимая целиком всей трагедии Рахманинова, но уже чувствуя её инстинктом... шла... к Лепинь или к Вельяшевой, и ночь заканчивалась для нас игрою ими в четыре руки Второго фортепианного концерта Рахманинова... Глубоко современное понимание того, что такое — раскрытие в музыке жизни своего общества, запросов и характера человека своей эпохи. Повесть в звуках об историческом перепутье, о чеховском безвольном интеллигенте, который тоскует по действию, по определённости и не умеет найти исхода внутренним силам. Впрочем, исход во Втором концерте есть, он в великой, сердечной человечности, в той любви к прекрасному в человеке, которая и движет борьбой за лучшую жизнь для него. Всё это мы слышали, когда сами играли Второй концерт. Пишу «мы играли» — потому что, покуда играли подруги, все мы участвовали в их игре, читая страницу глазами, чтобы перевернуть её, впитывая разворачивающуюся широкую мелодию из первой части и подпевая ей словно напросившимися на эту музыку словами: «Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега...»...

Через месяц исполнялось пятнадцать лет со дня провала Первой симфонии Рахманинова, которой дирижировал Глазунов 15 марта 1897 года в Петербурге. И, как тогда, — словно справляя страшный юбилей, — Рахманинов выехал на гастроли в Петербург, где он должен был дирижировать оперой «Пиковая дама» в Мариинском театре. Мог ли он не вспомнить в Петербурге своего провала? Не отразится ли на нём это воспоминание, ускорив его болезнь, сделав его ещё более сомневающимся в себе? Именно тогда, в февральский метельный вечер, я и решилась написать ему и послать письмо вдогонку в Петербург, вложив в это письмо всю веру в него, какую мы испытывали. И в чужом городе, с утра до вечера занятый, окружённый множеством людей, Рахманинов, видимо, почувствовал волну нежности, пробившуюся к нему из Москвы, от московской молодёжи, потому что сразу же ответил на письмо, — с готовностью беседовать, с удивительной добротой и всегда присущим ему лёгким, мягким юмором. Я не захотела назваться и подписала своё письмо нотой Re... Рахманинов обратился ко мне в ответном письме как к Re, и потом, до последней встречи нашей в июле 1917 года, всегда и писал, и называл меня Re; и, посвятив мне свой романс «Муза», поставил в посвящении Re». Люди злы, мало что понимают. Умная, образованная, юная, красивая Мариэтта Шагинян возжелала исцелить и спасти великого Рахманинова, и спасла, и исцелила.
 
Потом был Сталин. Он установил сталинские высотки, учредил заводские клубы, дома культуры и дворцы пионеров, построил сказочный московский метрополитен и дал задание советским писателям сказать своё слово о Ленине. Появились «В.И. Ленин» М. Горького, поэма «Владимир Ильич Ленин» Маяковского, «Восемнадцатый год» А. Толстого, «Ёлка в Сокольниках» А.Т. Кононова и др. Создавался культ Ленина. Писатели вкладывали в образ вождя мирового пролетариата свои человеческие души. В трилогии Галины Серебряковой о Марксе «Прометей» меня восхищала Серебрякова, в «Лениниане Мариэтты Шагинян – Мариэтта Шагинян. Из истории они хотели брать огонь, а не пепел. Они хотели, чтобы люди читали хорошие книги, становились хорошими людьми и делали хорошую историю, чтобы на прекрасной земле вырастала и крепла вселенской доброты загадочная русская душа, которую никто никогда не сможет вытоптать сапогами.

Высотки, клубы, дома культуры, дворцы пионеров, московский метрополитен, улицы, площади, бульвары, скверы, сады, набережные. Советский Союз был огромной вавилонской башней, покуда люди не перестали понимать речи один другого. Дело стало за духовностью. Непременное исполнение пророчеств Священного Писания с древнейших времён до конца мира – не аргумент, а доказательство реальности Бога и истины Его слова, доказательство неистинности и ничтожности языческих религий, философий, социологических теорий и государственных идеологий, таких пророчеств не имеющих. Два свидетеля – Старое и Новое свидетельства Библии в которой в Старом, пославший Иисуса Христа Небесный Отец Сам засвидетельствовал о Сыне (Ин.5;37), и в которой в Новом – сами дела, которые Отец дал совершить Иисусу Христу свидетельствуют о Нём, что Отец послал Его (Ин.5;36), означают,  что богодухновенны и истинны не только Ветхий завет Библии, но и Библия в целом.