Вдребезги

***
Джинн соскребает пропылившиеся истины, скопившиеся внутри бутылки, делающие стекло непроницаемым.
Путник застыл на воображаемой развилке, размышляя, идти ли ему в полицаи.
Зеркало устало отражать дурную повседневность, в обе руки мажет себя клейстером.
Перепончатокрылая тварь, утром перекусившая нежностью, вообразила себя почтмейстером.
***
           Джинн вытряхивает из истин остатки смысла, счищает философствования наносы.
У Путника сбой в программе, она зависла: он складывает стихи, а выходят доносы.
Зеркало старается стать всё мутнее. Но ему не хватает клея.
Дракон занимается перлюстрацией, хвостовым когтем поддевая конвертов панцири.

***
Джинну давно никто не натирал бока. Ладно, думает, разберёмся. Нальём пока -
и протягивает Путнику пудовую кружку с крышкой.
Путник раскидывает умишком: трезвым быть здесь кажется лишним.
Зеркало хотело бы стать пьяной лужей, чтобы пить из самого себя до галлюцинаций.
Дракон находит, что слог чужих писем невнятен и выспрен, как говорят, без ста грамм здесь не разобраться.

***
Джинн надышался спиртных паров будь здоров, и это не здорово.
Путник едва устоял на ногах, прицел сбит: что там на пустырях, а там прорва.
Зеркало пропивает раму, стекло запотевает до амальгамы. Не видеть бы вас никого! - заламывает руки, закатывает драму.
Дракон отчёркивает когтем избранные места и кричит Джинну: - Мальчик! Мне бы ещё полста! Родниковой, смородиновой. Летим на родину.

***
Джинн протирает липкую барную стойку.
Путник осоловело оглядывает раскинувшуюся позади стройку: это трубы крематория?
          Зеркало говорит: нет, консистория. Здесь будет вершиться суд. Здесь заседает совет.
Зеркало руками заслоняет свет: если ходу не дать лучам, не во что глядеться судьям и палачам.
Дракон, пошатываясь на узловатых лапах, собирает рассыпанные спьяну заказные письма с копиями судебных решений. А не дохнуть ли напалмом, думает он своим крошечным мозгом рептилии, он опять перепутал вермут с висмутом, расплавленным чесночным дыханием, прекрасно: затянется язва. Уймётся изжога. Да и хрен с ними, с вердиктами. Главный  суд всё равно у бога. Шлите ему апелляции.

***
Джинн давно ничему не удивляется. Никто не заказывает никаких желаний. В этом веке никто ничего не хочет.
Путник хохочет. Он надел свою форму. Он щёлкает каблуками. Он поправляет бластер. Он разглядывает шевроны, вертясь перед зеркалом — ну не бравый ли он служака?
Зеркало не может заплакать. Не может выточить слезу злую и пьяную. Чтобы смыть отражение Путника, облачённого в форму. Оно бы хотело стать птицей, чтобы подняться как можно выше, сигануть на камни и в пыль разбиться. Взметая протуберанец осколков.
Дракон чужих желаний не слышит. У него самого в яйце застряла иголка, до чужих ли бедствий. Его тормошат из суда, утеряны документы следствия. Хреновый из него вышел почтмейстер. Никакого порядка.

***
Джинн записывает должников в тетрадку. Сегодня все как помешались и пить горазды. Не понятно, что этот город празднует, когда не до праздников. Пьют, как не в себя, особенно тот, под погонами. Просят записать на казённый счёт. Какая казна это выдержит? Их гонят вагонами!
Зеркало набирает смрадный воздух в стеклянные лёгкие. Вдыхает, вдыхает без роздыха — скорее бы лопнуть. Вагоны под откос, погоны присыпет осколками. Нет сил, нет сил, нет сил отражать мир, захваченный остолопами. Остолопами с бластерами.
Дракон дал дёру со службы, никого не спросил, даже рапорта не оставил. Тысячи и тысячи писем — ни одного о любви, всё иски и тяжбы, всё судебные приговоры. Ненавижу вас. Вы воруете жизни. Вы воры.

***
Джинна хрясь по лицу хвостом с залитой свинчаткой! Всё со стойки крылом, всех сверху донизу когтем. Если  просить не смеется ни о большой мечте, ни о безделице  — твоя должность никчёмная, Джинн, ты уволен.
Путник, ты не там свернул, ты безнадёжно болен, я спалю тебя жаром из пасти, я расплавлю твой бластер.
Зеркало, ах, какие мы нежные — собственной рожи пугаемся, а ты ведь могло собрать в себя весь свет прошедшего дня и испепелить все ненавистные тебе лица, но мы по-прежнему в тебе отражаемся. Не ной, помогу, разобью, избавлю от сраму,  вот,  уже цепляю когтями за раму,  вот, поднимаюсь над этим городом жалким, вот, далеко внизу  смотровые вышки, город, обвитый колючкой, как он вообще дышит? Утопающая в алкоголе слепая зона. Вот мы и пробили тридцать километров озона. Мои крылья подгорают, их края тлеют, как бычок в пепельнице. Но тебе, Зеркало, не на кого больше надеяться. Разжимаю затёкшие когти — лети к чорту, со всеми Путниками, свернувшими не туда, засей осколками их города,  таково моё послание,

засим испепеляюсь.