Планета грёз

               

О любви

О, тайна тайн,
Баюкаешь в своей юдоли
Гремучую змею,
Сосущую до боли
Под сердцем, здесь.
Отбросив спесь,
Ступаю поневоле
На зов зрачков,
В пьянящее застолье.
Сужается за кругом круг,
И танец рук
Сплетается на горле.
И сладко мне,
И страшно мне,
Проклятье мне… –
Спасенья нет.

Фата – Моргана

Ты был инороден:
и проще, и непостижимей…
О, сколько сердец,
а может быть жизней,
Тогда я разбила,
тебя предпочтя,
подчиняясь природе,
Для всех очевидной –
Для нас «неразумной»
и сдержанной силе.
Мой сир, как насмешливо
ты относился к «кузине» -
     обидно.
Твои фаворитки кляли,
стерегли шевалье интригуя,
Сводя, разводя и превратно
о многом толкуя,
О том, что от взоров
их доблестных скрыто.
Ничто не забыто:
Ни мушка,
глядевшая с вызовом в ворот,
открытый обычно,
Ни тот диалог,
возникавший откуда-то
телепатично,
Ни счастье, ни пытка…
Кто жизнь эту,
столь живописною выткал,
Что в памяти снова всплывает,
как Фата-Моргана,
Как Дюк Элингтон
вновь с любимым твоим
                «Караваном»?
               
   Эсперанто любви

От ранних медоносов краснотала,
Глядевших в воду тихой Саксагани,
А может от наивности в дурмане,
Я подвигов все время ожидала.

Весна благоухала «вечным» маем,
Гляжу я фото дня «сорок второго»:
Мост через реку, через время… - снова
Мы прошлое все чаще вспоминаем.

- «Saluto, еstimato kamarado!» -
Как-будто из эпохи клавесинов…
Пусть вьется память, словно рой осиный –
Не сожалеть, простить, так, видно, надо.

Ведь юность мимолетна, как неправда,
А ты такой, как прежде, ясноглазый,
Не дал мне зачерпнуть ни лжи, ни грязи,
И наш роман стал выглядеть парадно.

Аstalavista, гордый kompanyerro,
Аdyu, любви смешное эсперанто.
Кто разглядит в нас барышень и франтов,
Тот фантазер, наверное, не в меру.

По ту сторону памяти

Тебя руками вспоминаю,
Как будто глину разминаю,
Леплю тебя воображеньем,
И светлой памяти скольженье
Вновь вызывает теплоту.
Сквозь годы я к тебе иду.

Ты – прежнего себя потомок,
Искать тебя – самообман.
И все же, наши два фантома,
Нетленной памятью ведомы,
Бездомны вне границ и стран.

Нет счастья, нет беды, нет тлена,
Боимся высоты и дна,
И явственно видна подмена,
Душой стремимся мы из плена,
Не пробудившись ото сна.

Здесь наши чувства ирреальны,
И здесь их не отравит быт,
Так идеально пасторальны,
Что ни наветом, ни моралью
На этот раз их не убить.

Хранитель тайн

Мне кажется, я до сих пор люблю,
Когда года, мою строптивость сгладив,
Вдруг возвращают в память трижды на день
Мой алый парус, молодость мою.

Закрыв глаза, я вдохновенье пью,
И словно время снова понукаю.
Никто не знает пусть, кто я такая,
Я тайны разглашения боюсь.

Во мне живет скупой хранитель тайн.
И эти тайны, словно скарб пиратский,
Что Капитан делил со мной по-братски,
Ни за какие блага не отдам.

Уж сед и слаб неверный Капитан,
И бриг его не покидает суши.
Он стал брюзгой, но я готова слушать
О том, что нас заждался океан.

И очень жаль, что никогда Зюйд-Вест
Столь долгожданный парус не пригонит,
Лишь письма, затянувшейся агонией,
Все шелестят, как многолетний лес.

И… обновляется счастье.

Может, моллюск я на илистом дне,
Может, я страшно устала
Прятать жемчужные тайны.
Счастье, ты только приблизься ко мне,
Створки открой, я в ладони прольюсь,
Пусть суждено мне растаять.

Нежность ладоней на миг отвори
В снежную, снежную пору,
Пусть отогреют наш город,
Как угольки, снегири.
Стану светлей и спокойней,
Жизнь мне окажется впору.

Кажется, ветхое платье
Дарит мне древний прабабкин сундук.
Но зацветают тюльпаны вокруг,
Словно их вышили гладью,
Лёгким касанием трепетных рук –
И обновляется счастье.

Амфоры.

Поверив вновь в таинственные амфоры,
Высокий штиль, и в выборе вольна,
Я белой птицей, медленными взмахами,
Раздумьями, как встарь, озарена.
Иду к прибою, море провинившимся,
Щенком притихшим ластится к ногам.
А я босой, такой счастливой нищенкой…
Рисую свой поход на Зурбаган.

Планета Грёз.

Она купалась на рассвете,
Она купалась в дивном лете
И в облаках на той планете,
Таинственной Планете Грёз.

Она прошла все круги ада,
Ей больше ничего не надо.
Она узнала: ложь и правда –
Всё в этой жизни не всерьёз.

Придумано понятье счастья,
Нет ни прощенья, ни участья.
И, может быть, она несчастна,
А, может, и наоборот.

И только Грёзы – мир реальный,
Не плотский, не материальный.
Туда направила, буквально,
Она свой плот.

Она купалась на рассвете
Она купалась в дивном лете
И в облаках на той планете,
Таинственной Планете Грёз.