В переходах понятий

 





               









              В 
    ПЕ-
             РЕ-
     ХО-             
                ДАХ               
        ПО-
                НЯ-
    ТИЙ










...Пространство распиралось, всё появляющимися планетами, еще сильнее натягива-лось, истончаясь и дрожа – набивалось до предела и, наконец, не выдержав жаркого груза галактик – прорывалось, бесшумно выпуская их, огненно-каменным фонтаном – в  пустоту...


                ПРО-СТРАНСТВИЯ


Рассеянные...
Казалось бы: так долго и внимательно Пространство и Время ползали до этого в пустоте, а вот здесь они все-таки сталкивались, в первый момент – неудержимо вдавливались, тихо пихая и расслаивая друг друга. А потом, не выдержав не-привычной вечности – начинали медленно ломаться, отталкивая галактики и сметая, почти уже готовые, миры. Торопливо уступая друг другу свободное ме-сто – смахивали, незаметным для себя движением, только что (по их корявым и вечным меркам) созданные Вселенные, которые просуществовали до этого, уже не один миллион столетий. Пространство: бесшумно сминалось и, не нарушая слепого величия перемен – тонко пряталось в точке, так мягко умещая, в ее не-возможной плотности, вещество со всего мира…. И вот, уже в следующий миг – оно раскрывалось: разрастаясь все быстрее – принимало новую форму, совер-шенно незнакомую, но чем-то, так  неуловимо,  похожую на свою прежнюю…

МалАя
Закрученное и стиснутое непрерывным движением планет, пространство стяги-валось, напряженно сморщивалось, зажимаясь в неприметную, для неаккуратно раскрывшейся пустоты, точку. В бесконечной, расположенной во всех плоско-стях, тяжелыми витками, пружине - напряжение нарастало с каждым следующим кругом его упругой нити – и, в итоге – оказывалось непреодолимым, как для всего вокруг, так и для нее самой. Та область, которая прежде будучи основной и единственной что наводила баланс в, ничем, кроме  силовых линий, не связан-ной массе вещества, - теперь казалось вот-вот могла исчезнуть, мгновенно сжавшись до Ничего. Но в последний метр, бесконечного по расстоянию движе-ния, - ее уплотнение, вдруг, прекратилось. Достигнув своего возможного преде-ла активности и твердости – точка взорвалась, со всей той силой, которая нако-пилась в ней за миллиарды лет циркуляций. Легко и бесшумно, теперь эта кро-ха разбрасывала в стороны тяжелые, горячие тиски блуждающих вокруг нее планет.
Они, такие огромные и властные прежде, всего миг назад готовые остановиться и впасть в желанное беспамятство покоя – теперь снова двигались, направляясь ею по новым орбитам, и с новой скоростью: словно мощным шлепком по хреб-тине получив очередной бесконечный срок.
Не дотянув мгновения до, так долго готовящегося конца, – все изменялось. И процесс начинался заново. Планеты неторопливо раскручивались… Набрасывая на себя звездную пыль – они снова понемногу обрастали скалами и горячо нали-вались морями...

Пространство, как вид материи
Планеты – порождали пространство.
Организуя и ориентируя его – назначали для бесформенного собственные разме-ры и сроки, так начиная, в первое же мгновение после окончания формирования, четкий, определенный циклом  перемен процесс своего распада. Они двига-лись. Ползли, задыхаясь пылью. Толкали перед собой зловонные пары  и, вце-пившись в бледные нити брошенных промежутков, тяжело натягивали между собой расстояния, так задавая безликому прежде, непривычные скорость и на-правление. Подчиняясь их неспешному влиянию бывшая пустота складывалась. Торопливо перетирая и зажевывая миллиарды мегатонн свободной материи – она не спеша формировала густые комки новых вселенных. Они, появившись на краткий космический миг – щедро расплачивались с ней своими очередными зыбкими ограничениями.
Время, туго замешанное на ритмичной бесформенности объема, –  беспокойно рыскало, готовясь создать для себя, что-нибудь новенькое. Потом – оседало, ус-покаивалось и понемногу начинало бродить. Оно сначала муторно закисало, по-сле - вспенивалось пузырясь  планетами, и наконец – просто вылезало мякотью наружу. Переваливалось через край вселенной и холодно растекалось по миру липкой слизью галактик. Плотные и уже оформленные в гигантские шары пла-неты – были лишь кратким итогом ритмичного стягивания к центру бесконечных по протяженности пространств. Каждый новый элемент мира  – являлся резуль-татом сжатия многих и многих, разреженных до этого объемов. В любой, самой невзрачной и неприметной на вид да цвет крупице вещества – теперь скрывались (до срока) неоформленные прежде просторы вселенной. Материя была распре-делена равномерно и образование чего-то более-менее плотного, - достигалось лишь за счет окончательного опустошения и вычищения того, что и так уже яв-лялось непостижимо зыбким.
Время было. Одно на всех. И как только для него появлялась имеющая срок об-ласть – вокруг нее начинало формироваться огромное и безликое вневремение.
Грузные пятна первого вещества, обретая ритм, размер и массу – неизбежно пре-вращали пространство, на многие парсеки вокруг себя, в область невесомого первородного покоя.
Планеты жили. Сдавленные и утомленные – они покорялись непрерывному и непомерному усилию пространства, тяжело и мощно сдвигаясь из насиженных мест в новые для себя положения. Входили в них так плотно, как если бы это новая полость, сначала бесконечно долго изучала их особенности и старательно изменяла себя, готовясь однажды наполниться далекими кипящими шарами
И вот теперь – настал миг его торжества.
Приветливо распахнувшись она, в следующий, бесконечно-недолгий миг, уже – схлопывалась, обволакивая своей густо заваренной пустотой всё, что беззаботно купившись на долгий и дружеский жест попалось в ее пустое нутро. Мерно у-к-а-чи-ва-я в своем темном брюхе дергающиеся жертвы – давала понять, что шансов нет, все же жадно оставляя им призрачное ощущение возможности случайной свободы.
Крепко набиваясь свободно кувыркающимися планетами – пространство растяги-валось и, достигнув, только ему одному известного предела, - начинало звенеть от невообразимого напряжения.
В ненаправленном и бесконечном покое – обнаруживалась странная область, ко-торая оказывалась определима по размерам и срокам. На гладкой коже мира – открывалась одна-единственная пора и, начав дышать через нее, Вечность – тя-желела, а Пустота - определялась… Они менялись – так, неотвратимо, начиная свой обратный отсчет. С каждым новым вздохом Их раздувало, невозможно пу-чило, разрывая газовыми галактиками, перекрывало планетами-гигантами и, пережигало новыми солнцами. Наконец, не выдержав тяжести принятого на себя груза, Они криво разламывалась, начиная расползаться в своей самой явной и поэтому – самой слабой области.
Непрерывно расширяясь и углубляясь, плоская и неопределимая прежде дыра, –  превращалась в бесконечную по размерам и срокам яму, которая, углубившись сверх всякой меры – становилась туннелем,  безжалостно сливая растягивающие его внутренние миры – в пустоту…

Окраины
Местные периоды скапливались по краям Вселенной, запуская свои корни во что-то, что было, совсем уж, вне всякого времени. Ближнее пространство – со-единялось, так формируя общую бесконечность, что теперь, как уже было понят-но, – не ограниченную ничем. У каждого, даже самого малого и краткого мира – уже появлялись свои Вечности и свои Вселенные: такие мгновенные и незамет-ные для всего того, что было много больше и много дольше, чем они сами. Но и те, большие – тоже были конечны. Сплетаясь воедино они, так же как и совсем малые, – неукротимо разрушались, ритмично питая собой Время.











Како-фония… Или: ах, какой фон!

Бесцветная мелодия, пока еще ничем не определенного пространства, - медлен-но обретала ритм. Бесформенная масса пустоты – пришла в движение и, начиная сгущаться, обретала некое подобие объема.
Уплотняясь – обращалась в пыль.
Сворачиваясь – пыталась  образовать первый комок. Намечалась первая мате-рия…
Огромный, прохладный резец времени – мгновенно пришел в движение. Мето-дично нацеливаясь на хаотично разбросанные в пустоте, крохи определенности - он скоблил и подтачивал осколки первой материи: так аккуратно и тщательно направляя процесс ее постепенного развития… планомерно и настойчиво   под-готавливая, в будущем, ее  полный распад.
Пространство теперь закручивалось и росло, неустанно поглощая все, что попа-далось на его, однажды случайно  начавшемся пути. Пустота сгущалась и, внут-реннее трение (длившееся несколько космических эпох) – породило первый вы-брос света.
Слабая и, сразу, властно остановленная временем вспышка означала зарождение нового цикла…

Дыра

В пустоте не было ничего: она была пуста. Не было даже времени: она была вечна. Не было даже ее самой: была только Она.
Никому она была неинтересна.
Ну, огромна. Ну, способна вместить в себя всё. Ну, пускай, уже всё вместила… Всё равно: она так велика и разрежена, что даже, от пуза набабахавшись миром, все равно оставалась –  пуста и как-то нескончаемо-совершенна в своей неопре-делённости. Как и прежде. А ведь где-то сейчас:  есть тугая заполненность и движение, непреодолимые напряжения и неизменная борьба бесконечных про-тивоположностей! А в ней что? Да, ничего!
Ни движения (все равно поглощенного ее безразмерностью и, поэтому, совер-шенно незаметного). Ни времени – играючи остановленного вечностью…  Пусто-та. Одним словом: дыра. Ни тебе грязи, ни другим чистоты: слишком уж велика. Ни движения, ни неподвижности, ни звука и ни тишины. Пуста во всём. В ней происходит всё, сразу и всё мельком. И к тому же: любое возможное проявле-ние – сразу растворяется в ее однобокой, унылой определенности.

Постижение бесконечности

Мир непрерывно двигался в пространстве, но места и времени все равно остава-лось с лихвой. Иногда, срываясь с намеченного пути – он шел напролом, наби-рал скорость и превосходил самого себя, истошно желая только одного: ответа. Одного ответа на один вопрос: «что будет там, где закончится привычное огра-ничение и не остается уже ни места, ни времени, ни для чего»?
Он рвался вперед, нарушал привычные законы и, наверное, здорово рисковал, каждый раз тревожно замирая в ожидании результата своих отчаянных действий. Но их не было. Конца, все-таки, как ты не вертись, не было ни в чем. Неисчер-паемый запас места, времени и скорости терпеливо отвечал на привычный, ми-риады эпох задаваемый вопрос: «Предела нет ни в чем».
Ограничений – не было и нет нигде. Пространство легко расступалось и он, в итоге очередного невозможного усилия – снова проваливался в пустоту. Даже обреченно понимая, что это надолго – все равно не верил. Хулиганил, совершая стремительные обманные ходы, которые длились не одно столетие. Треща от напряжения –  разворачивался и двигался вспять привычным законам. Выкручи-вался и растягивался, сжимался и разрывался на куски, желая только одного: чтобы, пусть любой ценой, с любыми потерями, но, хоть малая его часть, дос-тигла, наконец, предела…
Неизменная вечность расстояний – равнодушно поглощала его короткие, длин-ною в миллионы световых лет, рывки. Бесконечность вселенских сроков – пере-ламывала через себя, затраченное им на безмерные усилия, время – и  выдавала в ответе: ноль. Он опять ничего не смог. Его беспримерная борьба – ничего не дала и  желанный ответ – снова не был получен. Накопленный опыт растворил-ся в суете действий и уже не мог служить основой для новой попытки. Мир за-мер, а потом снова  начал, заведомо определенное законами Вселенной движе-ние и, короткая память о недавнем поражении – стерлась привычной картиной бытия...
***
Никто уже не помнил того, когда всё это началось, а теперь, похоже, оно уве-ренно двигалось к концу. Времени становилось все больше и, прежде незамет-ное, оно начинало давить со всех сторон, постепенно обретая вес, скорость и силу. Скрыться было негде. Теперь – пространство осталось в одиночестве. Веч-ное, как ничто вокруг – оно стремительно старело и, теряя внешние силы – при-нимало новые формы.
Его время пришло.
Плотные элементы большого тела – теперь неожиданно превращались в безжа-лостных разрушителей. Неудержимо расползаясь, они обнажали, в потаенных недрах, бесконечные потоки пустоты.
Планеты, смыкаясь, – тяжело  раздавливали в гравитационных тисках, его дряб-лые, неспособные больше к сопротивлению ткани.
Другие, пересекаясь в  своем движении, – играючи подрезали существовавшие миллионы веков связи, разрушая отполированные непрерывным скольжением траектории орбит. Они терли и мяли свое прежнее жилище, изнывая в бесконеч-ном ожидании свободы от его жесткого хомута.
Планеты тянули каждая  в свою сторону и, пространство, непрерывно располза-ясь, было уже не в силах дальше сдерживать расширение тучных галактик. Свя-зывающий их клей, подчиняясь непрерывному давлению – тёк, так и не сумев преодолеть, многократно превосходящей его нагрузки. И вот: одна из связей, которая так долго существовала прежде, трудно сопротивляясь и подстраиваясь под все возрастающие напряжения,– все-таки не выдержала и лопнула.
В тот же миг – процесс пошел вразнос.
Лишенные привычной системы – миры срывались с накатанных орбит и бес-шумно шли друг на друга в атаку, истово подчиняясь грандиозному ритму распа-да. Малое поглощалось большим. Большие куски, слипаясь, тяжелели настоль-ко, что прорывали привычные нити  полей и мягко проваливались в простран-ство, тут же подхватываясь мощными линиями невидимого прежде гиганта. И теперь, уже навечно присасываясь к его большому телу, они оказывались, не бо-лее чем песчинками…

Гигант

Гигант двигался бесшумно и был черен как пустота: бесконечно тяжелый, он уже не позволял ни звуку, ни свету оторваться от своего огромного, погруженного в непрерывное движение, тела. У него была цель: он рос. Блуждая во вселенской глуши, он жадно наращивал массу и размеры, пытаясь, вероятно, достигнуть со-вершенства и сравняться, наконец, с той, что хранила его в себе. Пробивая рас-стояния – он легко подхватывал пустыми гравитационными крючками все, что попадалось на пути. Какое-то время (пару-тройку миллионов столетий) – легко двигался, увешанный гроздьями планет и неторопливо укорачивая связи, подтя-гивал глыбы к себе.
Они боролись, цеплялись боками за проходящие мимо галактики в безликой надежде держаться от него подальше, но все равно были обречены. Наступал момент и, прежние планеты неизбежно становились им. Проваливались сквозь разделяющие расстояния, они надолго присасывались к раскаленной поверхно-сти его громоздкого тела. Время шло. Он становился все больше. И этот неудер-жимый рост – был знаком о начале конца.
Внутренние силы, что прежде связывали элементы в единое целое – уже не до-тягивались до внешних границ и накопленные массы вещества, постепенно на-чинали срываться, так получая неожиданный шанс освобождения от его избы-точной тяжести.
По едва заметным нитям трещин, которые тут же разливались сквозными про-пастями – он, сейчас, неспешно разламывался на куски. Разрастаясь – они разры-вали и расталкивали части прежнего монолита, который, вот еще совсем недав-но – казался вечным.  Процесс шел по нарастающей и огромные лепестки, за-нимавшие миллионы километров пространства, теперь крошились, образуя бес-плотное облако подвластное любому, незаметному для него прежде столкнове-нию.  Но вокруг была пустота и он, теперь зыбкий и бесформенный, замирал на миллионы веков в молчаливом ожидании перемен. Пыль рассеивалась, стира-лась и доходила до возможного нижнего предела: от нее уже не оставалось ни-чего.
Тогда – все начиналось заново.
Пустота, привычно приходя в движение – теперь скручивалась, уплотнялась и тщательно формировала первый комок. Его сила – была пока незаметна, но все же он был огромен, тяжел и беспокоен в сравнении с окружающими его безмол-вием и неподвижностью. Он, разрастаясь с каждым мигом – превращался в ги-ганта и долгожителя своего миниатюрного мира, который вольготно умещался на кончике волоса и существовал доли миллисекунд. Скорость его движения на-растала, он раскалялся и, начиная плавить скопившуюся вокруг себя пыль – на-ращивал границы, выстраивая себя по прежней схеме. Наматывая ряд за рядом – рос, медленно натягивая на свою ось (призрачную, но все же достаточно плот-ную и ощутимую) пелену частиц, связывая их тяготением собственных, крохот-ных силовых полей…
***
Пространство сначала слегка надрывалось, впуская в себя несколько мгновений пустоты и, уже в следующий миг, - начинало расползаться, открывая очередную временную дыру, в которую теперь неспешно устремлялись наполняющие его прежде миры. Толкаясь и опережая друг друга, они суетливо протискивались и,  в самом конце долгого пути, благодарно вываливаясь в пустоту, привычно сле-дуя однозначным законам бытия.
               





С другой стороны

Там, на привычной нашей стороне, все было так, как положено. Как было и будет всегда. И поэтому восприятие, четко выдрессированное и стерильное, -  особо не напрягалось. Оно, с преогромным удовольствием, сопя и причмокивая – охотно лопало, из протертой до дыр картины мира очередную безвкусную бурду смысла… То есть, нет, конечно! Вкус был! И такой, как положено! То есть ника-кой... Как ни пытайся зацепиться – все одно. Одно  и тоже. Задержаться, особо, не за что...
А здесь… На стороне во всех смыслах другой, - пожалуй, что да. И по полной.
Здесь время –  сначала легко пошевелилось, потом  (да,  скорее, что и сразу!) – сдвинулось, полетело, брызнуло потянувшись огромными полосами ветра, за-кружилось воронками, крепко заматываясь вокруг событий и, вот уже, как рвану-ло изо всех сил, жестко закрепляя, на передавленной талии периода, свои лип-кие паучьи узлы. Сравнимые по прочности… разве что с недостижимой Вечно-стью! И замерло. До одного, лишь ему известного срока, присваивая рассеянное прежде – себе.
***
Замечена владычица небесная
наблюдателем бойким
Заглянувшим кратко
в ее вечность далекую
Спрямлена грубо орбита
привычная
В килло-метрах по всем правилам развешана…
Знай, умелый, гирьки двигает –
равновесие ищет требовательно.
Нити пространства зыбкие –
мотает на руку
В локтях личных, истово, расстояние чужое
Меряя.
Градусник спектра, к ее раскаленному телу
на глазок прикладывая –
В журнальчике циферки чиркает лихо
по памяти.

Сцарапывает, безучастную ко всему, новую
с места наезженного.
Сгребает, тащит по  кускам к себе
Границы для следующей
неторопливо в расчетах прикидывая.
Жмется, тянет время землянин
Всё, на потом, правду нехитрую
скромно откладывает…
Водит, водит прекрасную,
воду, черную, космоса – мутит…

Хомутает далекую властно
с небосвода – сдергивает.
Встречает жестко.
Да об земь понятий стандартных –
расшибает в дребезги
Прижавши твердо коленом знаний –
кодом, привычно, тело ее бледное – штампует
Горит клеймо на красавице…
Погасшей миллионы веков назад.
Хоть какая-то память  останется...
Может быть...
***
От мира оторван, отбит
С планеты – сколот.
Со временем – сближен, действием скован
Горячий кометы,
По вселенной свободно гуляющий,
Ледяной, ломанный молот!

Мишень

"Глупый вид у него.
Не умный, видать, парень, совсем.
Рот открыл, а молчит.
Глаза выпучил воспаленные.
Дышит тяжело.
Ноги босые"
Сунулся  он, дурак, сослепу, в самое пекло, тяжело кипящей сверхновой. Еле увернулся, оказавшись как раз в точке схождения, так долго стремившихся на-встречу друг другу гигантов.
Замер на год отшельник, опаленный вспышкой, что случилась тысячи лет назад. Дернулся, зацепившись за край бесконечного, окунулся с головой в бадью, для целого мира приготовленную. Кипящую. Сорвался с крючка хлопьями пены, залюбовавшись Вселенной… Взмахнул восхищенно руками, опрокинув легкий навес.
Ясный день. Солнце жаркое.
Ветки высохли давно...
Листья осыпались в чашку глиняную
наполненную  водой
дождя прошлогоднего…
«Великий Карла»…
                Или:
             «Чёрный дыр»

Высохшая и давно уже бесцветная точка пространства, этот карлик теперь висел в пустоте и, трудолюбиво кряхтя по-стариковски, удерживал на себе  все движения личной галактики. Он мешал, мешал всем! Он был сейчас  как песок, что случайно попал в горло… Как мягкий комар в глазу…
И Вселенная – вертелась. Дергалась. Дрожа от непривычного неудобства – дико откашливалась, стараясь поскорее выпихнуть назойливого малыша за свои пределы…Он не поддавался. Умело упираясь, всей своей первобытной тяжестью, – сопел. Сопел и терпел. Терпел, сколько мог.
И вселенная – снова сдавалась. Как и прежде. И снова на многие годы, оставляла его в покое. Миры начинали прежнее движение вокруг своего, в прямом смысле невзрачного центра. И,  заново выгрызая путь через пустоту – медленно пробивали дыры в прежнем пространстве…


Воспоминание

Лицо мудреца.
Гравюра от времени темная
Ну, глаза, борода
Человек-человеком
Что сказал, - не поймешь уже,
Из системы его
За тысячелетия вышедший.

Мы слушаем тебя, старик
Попробуй, расскажи нам то,
Что узнал ты еще малышом
от предков своих далеких.

Говори прямо,
Мы постараемся понять твой древний речитатив
Говори, как умеешь,
Мы будем терпеливо распутывать мягкие узлы
Твоих непривычных иносказаний.
Давние образы твои – незнакомы нам,
Но мы снова и снова
будем стараться понять тебя:
Шесть десятков веков назад –
Ты твердо знал то, что мы увидели сегодня
И то – мельком...

Улыбается старый шумер
Лицо временем его смыто...
Грозит пальцами, козу строит младенцам,
Пеленки мокрые развернувшим смело
Рассказывает:
О браслетах водяных
По небу летающих
То, как замкнулись они мир,
Поделив бывшую пустоту на твердь и текучее...

Дети лысые, да усатые – слушают сказы,
Смотрят сны, агукают радостно,
Пузыри кораблей горячих пускают,
Плюются сверкающей кашею тяжелых зондов.

Улыбается шумер, продолжает рассказ…
Как делился пришелец космический
Поперек движению привычному вращающийся
Как ворочал пыль, он, неплотную,
Набок орбиты укладывал
Как ходил по кольцу растянутому
Точно в срок всегда возвращался
Как вошел с гудящий воем гигант
Туда, где прежде была пустота
И назначил пространству,
Вокруг себя вскипевшему бурно,
Законы движений своих:
Заковав, ритмом, хаос местный.
...Как  шли глыбы по кольцу
На тяжести планеты новой подвешенные,
Как срывались, с краев
Свалиться прочь с орбиты пробуя,
Но тянула к себе их масса скованная
На круг непослушных возвращая
По экватору своему цепко выравнивала

Согревался под солнцем белым первым лед.
Подтаивал
Текли глыбы
Потоками вселенную заливая
Отрывались, бывало, куски от тела властного
Обращаясь в кометы шипящие,
В новый ритм входили…сбегая
Долго-долго потом по космосу пустому
тёрлись, ползали, время стегая
К своей возвращаясь теперь уж не часто

А другие – грелись дальше.
собравшись вокруг нее.
Закипали, так и расплавившись до конца.
На расстоянии почтительном, жижею грязной
Водяной тор липкий,
терпеливо перетекал сверкая.
Крутился муторно...
Но случалось, что и ломалось кольцо
Раскрывалось в хлам
Прочь куски озер и морей, распыляясь, летели
Слипались остатки,
сливались русла бледных рек.
Плотнее к поверхности планеты горячей
прижимаясь
Просыпались на нее дождями мутными
Навсегда засыпая.
***
Событий смещение щадящее:
Массы огромны, но движутся плавно.
Отпихивая настоящее
Кряхтя,- вылезает главное.
***
Время пришло. Миг нанес по пространству последний удар и оно – раскололось. Туго выворачиваясь наизнанку – полость открывала напряженную и податливую суть его пустоты. Она пронизывала и стягивала расстояния, так создавая при-зрачный образ бесконечного, плотного мира.
***
Сходятся Солнце с Луной
Не разделенные более, прежним временем
Сила встает стеной
Переплетая корни древнего племени.

Монада: черное и белое
Сцепились крепко две дыры
Нам в зубы сунув результат.
Пустышка! Бред!
Великого Предела парадокс.
Задел на жизнь – щедрый широченный
Тасует, старый,
карты пыльные развешанных планет.
На твой ответ – уже готов вопрос
Пластая  ритмы вечные – подравнивает свет
Выкрадывает время у Вселенной.

***
Фонтанчик мира,
Носиком развернутый наверх:
Бьет струйка времени упруго.
На ней катается и прыгает, вращаясь,
Вселенной шарик...

***
Растоптанные огромными лапами времени – башмаки мира раздавались в стороны и ехали по швам показушно открывая огромные черные дыры... из которых, тут же, с неизменной готовностью, демонстративно вылезали грязные пальцы скоплений планет. Они беспокойно шевелились, натыкаясь на случайное препятствие, и криво подергивались, растягивая поцарапанные перепонки, одиноких в своей изоляции миров, бережно хранящих внутри себя первые крупицы случайно зародившейся жизни…
***
Настоящим он был. Живым. Все, как положено у него было. Двигался, дышал, думал, смотрел, ждал. Ткани были плотными, хоть и двигался он редко... лишь в бесконечном падении. Великоват был для того места, где сейчас лежал, а все же, гляди, как-то пристроился и чувствовал себя теперь почти уютно.
И жарило его, бывало, нещадно…  А порой – морозило так, что он уже думал: «Всё. Не смогу. Не выдержу дальше». Но мог. И держался. И ждал. Ждал до тепла, которое тоже – постепенно становилось невыносимым.
Странный, запуганный вечностью и донельзя задерганный возможными переменами мир, закутанный в темноту пространств и, сунутый, до срока, в самые глухие закоулки бесконечности – вдруг раскрылся, впервые за миллионы тягучих эпох – став доступным.
Теперь он кричал о своих желаниях навзрыд и, срываясь с крюка молчания, – отважно хамил,  дерзко вызывая Вечное, к себе. На  поединок!
Его страшно корчило и выворачивало в судорогах первых откровенных движений, но все равно он был доволен. Надоело! Сколько можно!
Сейчас и здесь!
Я!
Он стал смел и уверен. Интересен настолько, что время заметило перемены в окружающем покое и – приблизилось.  А потом спросило: «Зачем»?
Страх.
Снова этот дикий, прежний страх перемен.
Покою! Назад!
 В родные непроглядные петли закоулков!
Его краткая игра была принята и время – снова отодвинулось, потеряв всякий интерес к такой же, как оно само, пустоте. А он – замер. Он застыл. Умер. Осторожно припоминая в самой глубине внешнего покоя то, как все с ним было. И мечтая попробовать потом еще раз…
 

***
Проворачиваются, зацепленные формой
(неспешной и краткой),
Вечности пустые жернова.
Беззубо она, тяжелая,
Ритмы, да сроки – грызет, густо срыгивает.
Перемолот корпус золоченый – вдребезги.
Пределы теперь – прочь! Из ритма – вон!
Механизма  древнего – свободный,
Без разметок, без скорости, ход...
Все брюхатая жадина слопала!

Раскачивается, раскачивается
Тяжело, так, пыхтит,
подбирая для себя место заветное
Давится, приготовленным давеча временем
Разрешается в пустоту давним,
Застывшим от скорости, бременем.

Побыла слегка беременной и хватит!
Никто не оценит трудов
Не подхватит
Летит плод
Рассыпаясь сроком новым
Звенит история струнами
Шатается утомленная снова
Опять она – пустая и тяжело мудрая.
***
Какие-то, все-таки,
Есть в глубине его пружинки тайные
Движется время, дергается,
Гоняет, одиноко,
по вытертому полю Вселенной
Мира твердый, пузатый мяч.

Начатый давным-давно в тишине
странный матч…
Скалится игрок!
Остервеневший в  бессрочной схватке
с самим собой
Крутится яростно,
Давится нетерпением, пережидая сроки
Противника своего, новоявленного…
***
Два лица… соединенные зеркалом
Без конца, от века до века
Ожидание с них постепенно стекало.
Смывая черты человека.
***
Время – движется, тянет
Топорщится, мнется Вселенной кожа
Ну, ни на что не похоже!
Все, точно, - обратно вернется!
***
Лакает зверь черноту из корыта
Досыта, до рвоты.
Ползет, дергаясь в судорогах
От жадности своей вечной, после мучаясь

Разрывают его потоки,
Бьют из брюха фонтанами,
Вытекают волной
Снова мир получает время
И живет дальше.
Сохнет зверь-вечность
Раны пустые лижет жадно
Новое место ищет
Где завтра снова он
Жрать досыта станет.

***
То глянцевая поверхность его,
То матовая
То светом бьет в глаза, проявляясь внезапно,
Темноты покой и неизвестность ожидания
Ситуация патовая.
***
Щедро  волокна липкие разбросав
На себя тянет сила и жизнь, и ритмы
Не зная ни в чем преграды
Широко  загребая –
смещают пространство и время,
Их на месте безлико застав,
Закругленные лепестки,
заточенных остро: «под ноль»,
Древних лопастей первой, безмолвной Монады

***
Загнутый нож луны
Солнца острый диск –
Сходятся.
Вырезая из полотнища ночи
Нового дня дыру.
***
Отполировано небо суждениями.
Заглажена теория словами красивыми.
Вытерты понятия привычные до дыр.
Вываливается смысл сказанного…
Елозят люди на разъезжающемся в стороны уме
Валятся с неба звезды и планеты
соскальзывая в их, раздутые от времени,
справочники.
***
Подожди!
Силы побереги!
Да куда там!
Он дерзок! Молод!
Кричит, бьет в кожу крепкую
Ободом времени окантованную
Дрожит от натуги  неба серый тамтам
Взрывается,
Лопается, с каждым новым касанием,
зажатый в его руке
Кометы раскаленный молот!
***
Что созвездия?  Лишь давно пересушенный и поэтому ломкий гербарий, зажа-тый на огромных страницах Вселенной!
***
Мир изменяет направление,
Загибаясь на складках времени.
И люди – останавливаются.
Путаясь и блуждая – они, случается, что и частенько  пропадают в тусклом пе-реплетении потайных швов, по неосторожности проваливаясь в огромные на-кладные карманы вселенских пустот.

                «Он».
              «Великий Карла»…
                Или:
             «Чёрный дыр»

Высохшая и давно уже бесцветная точка пространства, этот карлик теперь висел в пустоте и, трудолюбиво кряхтя по-стариковски, удерживал на себе  все движе-ния личной галактики. Он мешал, мешал всем! Он был сейчас  как песок, что случайно попал в горло… Как мягкий комар в глазу…
И Вселенная – вертелась. Дергалась. Дрожа от непривычного неудобства – дико откашливалась, стараясь поскорее выпихнуть назойливого малыша за свои пре-делы…Он не поддавался. Умело упираясь, всей своей первобытной тяжестью, – сопел. Сопел и терпел. Терпел, сколько мог.
И вселенная – снова сдавалась. Как и прежде. И снова на многие годы, оставляла его в покое. Миры начинали прежнее движение вокруг своего, в прямом смысле невзрачного центра. И,  заново выгрызая путь через пустоту – медленно пробива-ли дыры в прежнем пространстве…
***
Растоптанные огромными лапами времени – башмаки мира раздавались в сторо-ны и ехали по швам показушно открывая огромные черные дыры... из которых, тут же, с неизменной готовностью, демонстративно вылезали грязные пальцы скоплений планет. Они беспокойно шевелились, натыкаясь на случайное пре-пятствие, и криво подергивались, растягивая поцарапанные перепонки, одино-ких в своей изоляции миров, бережно хранящих внутри себя первые крупицы случайно зародившейся жизни…

Лицо
Одно и тоже выражение:
На эпохи.
Застыла бледная маска:
Удивить нечем.
Старый он… такой старый, он…
Шутит редко мир, пытаясь попробовать
Что-нибудь сделать новенькое.

Тяжелы гримасы его..
Взгляд – усталого… до смерти…
Вроде, роль  все одна
Что же ищешь, ты?
Жизнь попробовал создать –
Не оберешься теперь хлопот с ней
Беспокойная она, непонятна тебе.
И не так все в ней
Не как ты привык: переменная

Не кончается
Переход, переход…
Веселится, хоть знает что ждет
В пляс идет, шумная,
От отчаяния…


***
Уж мир-то мир!
И сроков – ноль
Как уж скользит он меж секунд
являясь-исчезая из расчетов
И, верно, так же узок он
В нем места нет для счёта
Не разойдешься криво ты на поворотах
Колючим боком гибких слов:
Застрянут символы твои
Зажмет, ведь сей же миг, несчастных их
в туннелях жестких, теплых и кривых.
Готовеньких ловушках смысла…
Да в закоулках для интерпретаций славных
Закрученных порезче и сведённых в тупики
Хоть дергайся, скули, пиши
А хочешь: просто сядь... тупи...
И жди когда придет к тебе
из милого святейшества подмога.

Но, глянь вокруг:
Вон, не один уже затих
Застыв в недоумении строгом:
Так  мыслил, прежде, вроде, славно:
Мощно, долго, плавно, широко
И думал… тоже верно: все о нужном, все о главном
А здесь - теперь все это далеко:
И мига нет, нет права на ошибку иль подвох
Твое мышление кратко или гибко?
Ты в этом, значит, тоже плох.
Здесь: только  «миг на миг»
Здесь: только «взгляд на взгляд»
И времени здесь – нет
и слово - чистый яд
Ты ждешь - не так
Торопишься - не там
Молчишь и, значит, пропускаешь знак
А коль сказал - провал
и долго-долго после бродишь по кустам.

               
Повторы. Или: снова и снова
О, нет.
Все одно и тоже здесь. Вечно*
О, да.
О-снова, поди, говорят, бесконечна**
Повторы, повторы
И снова и снова основа себя повторила
Как будто бы слово простое
всё тоже и тоже,
всё так же и так же,
опять и опять
Как под запись,
Себя, не спеша, одинаково так,
Проговорила.
* Сроки
**Размер
***
Образ вселенной неброский загадочный
По пустоте звезды ровно развешены
Сказочно
Сиди хоть, лежи
Загадывай
Взглядом наверх тянись:

в прошлое света пришедшего нынче
Хочешь – заглядывай!

Там рассмотри жизнь другую со стороны новой, странной
Новой зимы, новой весны
Дождись, выстрои планы
Обратно вернешься ли ты?
Узнаешь ли прошлое собственное?
Там, издали, странным таким ставшее
В дороге долгой туда-сюда пылью разметенное, корнями застрявшее
травой растоптанное
***
Уж мир-то мир!
Пространства - на "кубический микрон" в нем
А тоже ведь свои парсеки, килотонны
Шуршат по ним галактики
Боками обтираясь сочно
Расталкивая в стороны и кванты, и фотоны

И согревается (уж донельзя) звезда
И стынет карлик там: тяжелый, плотный...
Житель вечный… Местный. 
Взрываются пузатые миры
стреляясь в небо звездами
их по созвездиям задуманным
раскладывая точно

В нем сходятся планеты  с грохотом
Ломаясь - заслоняют свет
Гуляют волны омывая берег
и ты не разберешь частиц в них
Швыряют с гиканьем они
в пустые зоны на века секунд
Не разобрав в пылу атаки, вмиг подмяв своих
Крошится край такого бытия короткого
Необратимо переходит он
через разломы формул

И, переваливаясь
За, бледных знаков, край зазубренный
Цепляется, въедаясь в великанские события
сверкнув теоретической находкою.
***
Настоящим он был. Живым. Все, как положено у него было. Двигался, дышал, думал, смотрел, ждал. Ткани были плотными, хоть и двигался он редко... лишь в бесконечном падении. Великоват был для того места, где сейчас лежал, а все же, гляди, как-то пристроился и чувствовал себя теперь почти уютно.
И жарило его, бывало, нещадно…  А порой – морозило так, что он уже думал: «Всё. Не смогу. Не выдержу дальше». Но мог. И держался. И ждал. Ждал до теп-ла, которое тоже – постепенно становилось невыносимым.
Странный, запуганный вечностью и донельзя задерганный возможными переме-нами мир, закутанный в темноту пространств и, сунутый, до срока, в самые глу-хие закоулки бесконечности – вдруг раскрылся, впервые за миллионы тягучих эпох – став доступным.
Теперь он кричал о своих желаниях навзрыд и, срываясь с крюка молчания, – отважно хамил,  дерзко вызывая Вечное, к себе. На  поединок!
Его страшно корчило и выворачивало в судорогах первых откровенных движе-ний, но все равно он был доволен. Надоело! Сколько можно!
Сейчас и здесь!
Я!
Он стал смел и уверен. Интересен настолько, что время заметило перемены в окружающем покое и – приблизилось.  А потом спросило: «Зачем»?
Страх.
Снова этот дикий, прежний страх перемен.
Покою! Назад!
 В родные непроглядные петли закоулков!
Его краткая игра была принята и время – снова отодвинулось, потеряв всякий интерес к такой же, как оно само, пустоте. А он – замер. Он застыл. Умер. Осто-рожно припоминая в самой глубине внешнего покоя то, как все с ним было. И мечтая попробовать потом еще раз…
Труженица
Воткнув веретено
в подвижную подставку прялки
Закружит мерно колесо времён.
Разбитый шерсти клок –
даст нить крученую,
И, ловко разойдясь потом на пять сторон –
Стечется на подвижную основу,
Придаст ей форму новую и цвет,
Набьется плотно
Ряд, за рядом…
И завершен
Тугим, из прошлого, зарядом…

Лохматый кокон остановлен.
Снят.
Заменен на другой.
Ось новая кружится с тихим гулом
Чуть ёрзает Великая
Скрестив столетия под стулом
Все тянет, тянет нить
Из вечности выматывая сроки
Закрутит их на ось молекулы
Ряды других, невиданных наращивая спешно.