Твоя собака

   -Ты посмотри на неё, - говорит муж, возвращаясь с балкона, проходя коридором мимо Рыжки. - Твоя собака укрываться научилась.
Я так удобно устроилась у ноутбука, зачитавшись неожиданно для себя Лермонтовым «Мцыри». Но всё же заинтересовалась: что хоть она там опять новенького вытворила?
     Рыжка - как обычно лежит на диване, вытянув лапы в потягушках. Только старенький коричневый шерстяной плед лежит не на диване, а на ней. Укрылась. Но внимания не обращает. Просто не видит, значит. Видимо так в прыжке хлобыстнулась на диван, что плед со спинки съехал и незаметно укрыл спину Рыжки. Подозрительно открыла глаза: что, мол, мы уставились? Мы быстренько ретировались в комнату. Пусть лежит, пока лежится. Редкое явление. Не скулит, не грызёт ничего, за кошкой не гоняется. Хоть бы ещё пяток минут понаслаждаться поэмой.
      Вникаю с новой силой. Всё, что читала в школе – это борьба с барсом. Читаю сейчас и пугаюсь своей школьной «начитанностью» пятёрочницы по литературе. Сплошное быстро-быстрое заучивание темы, пересказ согласно краткого содержания в учебнике. И абсолютное восприятие каждой мысли-слова-буковки, заложенного в поэме, сейчас. Просто есть время подумать, осознать? Просто с учётом собственного жизненного опыта, своей тяги к родным краям? Всё же какая большая разница: читать для оценки (хоть и понимаешь, ради знаний) и читать добровольно, предварительно выбрав «что читать» и «когда прочитать». Не наскоком, как в школе. Хотя, там, в школе, очень старалась. Поди наизусть отрывок учила. Нет, совсем не помню, что учила. Воля. Желание получить эту волю, во что бы то ни стало. Вот что бросается в первую очередь при прочтении. Роднит это, что ли. А там, в юности – борьба со зверем впечатлила. А описание природы Кавказа? Мимо как-то тогда. Зато сейчас перечитать и эту главу нужно и эту. И это писал двадцатилетний поэт? Так, не дадут дочитать.
-Ты посмотри на этого придурошного Д`Артаньяна, - смеётся муж, покурив на балконе, снова заходя в комнату.
Я выглядываю в коридор. Моя Рыжка уже встала с дивана, но плед всё ещё на ней.
-Так сними с неё, - говорю я, - ну чего ты смеёшься над ней.
-Нет, сначала сфоткай её и выстави в ОК.
-Не нужно её выставлять, не смейся, - жалею я свою собаку в попоне.
-Да она теперь не выберется будет так ходить, - говорит муж, - она голову в дырку пледа засунула, вот и держится плед на ней.
Я подскакиваю к своей бедолаге. Глаза у неё удивлённые. Она старательно вышагивает, передвигая лапами, но остаётся на месте. Плед длинный и тяжёлый, закрутился вокруг лап и стреножил офигефшую собачечку. Вырез пледа (выгрызенная дырдочка, и как оказывается, не одна на теле пледа-попоны) плотно сидит на шее моей обескураженной блондинки. Я, конечно, причитая (ути-мути-пути, кто тут бедненький так мучается, да какой папа у нас безжалостный, Рыжечку не любит) вызволяю пленницу. О, как. Тут у меня Рыжка вписывается в образ пленника - будущего монаха (да простит меня Михаил Юрьевич). Даже не знаю, что дороже теперь. Так дочитать в тишине и с наслаждением хочется поэму (хотелось уже), но мой любимый собакен женского рода (свет-девица Рыжа) нуждается в моей помощи. Ладно, дочитаю, ещё десять. Вытягиваю клетчатое покрывало-плед из-под Рыжки, обнаруживая ещё одно, ещё одно отверстие, то есть выход в портал, то есть эксклюзивно приукрашенное Рыжкой покрывало, то есть авторскую работу-поделку во время самостоятельного отдыха без руководителя кружка (меня) или надсмотрщика (моего мужа) по молчаливому и твёрдому мнению Рыжи.
-Эх, - вздыхаю я.
Завтра опять покрывало менять. Вчера только дорожку в коридоре заменила. Из той-то старой фиолетовой дорожки, она так красиво и изящно вытянула продольные нити. Я их каждую уборку стригла-стригла, стригла-стригла, а они всё не кончаются. Такая бахрома дизайнерская по краям свисала, что мы с мужем, проходя через коридор на кухню, или же пробегая ночью в туалет, тонули в её мохнатой неповторимости, говоря какие-то комплименты спросонья Рыжехвостому соплеменнику по разуму. Иногда, падая и спотыкаясь вставали самостоятельно, а иногда даже с помощью Рыжки и под радостное погавкивание, полизывание и покусывание. Аж целый день новая бежевая дорожка продержалась гладенькой, чистенькой и даже уже стала казаться скользкой и непрестижной. Что не скажешь о пледе. Ну у Рыжки не десять лап. Всего четыре. Всё ещё впереди.
     А впереди – прогулка. Поэму перечитала впопыхах. Завтра начну сначала, чтобы тишина и покой.
-Ну скулит же твоя собака, - говорит муж, - идите гуляйте.