Серафим. Гости

  (Прод.)

Занятия начинались с осени и у молодых людей образовались полтора месяца каникул, не возвращаться же, на самом деле, домой. Ребята решили облазить Питер и окрестности вдоль и поперёк. Целыми днями они мотались то по Петроградской, то по Выборгской стороне, то снова и снова бродили по центру вдоль окаменелых каналов, по мостам и мостикам, церквям и соборам, площадям и скверам. Невозможно не влюбиться в город с шедевральной архитектурой, построенной вопреки приморской распущенности и болотистой местности. Золотые шпили, взлетевшие к небесам ангелы, серые Нева и небо, величественные дворцы и широкие проспекты, а также проходные дворики, арки, решётки парков, воздушный Смольный собор, Петропавловка, каретное и трамвайное движение, застывшие кони, сфинксы и львы, парусные и военные корабли – магически действуют на воображение приезжего человека. Блеск и роскошь просто бросаются в глаза и вызывают трепет и уважение.
На психику и сознание двух парней более всего производило то, что здесь жили, гуляя в точности, как они, великие русские цари, полководцы, учёные, мореплаватели, писатели и поэты: Пётр I, Ломоносов, Крузенштерн, Суворов, Кутузов, Карамзин, Пушкин, Гоголь и др. Город, заложенный великим деятелем, вдохновлял на свершения и подвиги.

Скажите главные слова,
Я жду, заждался и взволнован,
Моя неволжская Нева
В граните хлещется волною,

А ветер свищет водяной,
Промозглый, рваный парусами,
Немного чаек над Невой;
Вдоль берега иду часами.

КамЕнный, влажный, сфинксы, львы,
Цветными строчками аллеи...
Замёрз, но не уйти с Невы -
Она мои мечты лелеет,

Потом камин, и чай, и ром,
И плед под свечкой восковою,
Вдруг чувствую себя Петром,
Идущим древнею Невою !

Какая воля и полёт
Великих дум и сотворенья !
Смеётся дух Его и шлёт
Не главные слова, а Зренье !

Кипит Нева, и в брызгах свет,
Вот чайка вынырнула с тучи,
Кричит, и страхов больше нет !
Я рад, благословляя случай.

Серафим и Борис без устали изучали столицу, побывав на Охте, в порту, на железнодорожных красивейших вокзалах, прошли пешком Обводный канал и доехали до Пулковской обсерватории, куда их любезно пустили посмотреть на звёзды.
- Я бы, наверняка, стал астрономом, если бы родился в Питере, - признался другу Серафим, - космос, буквально, меня затягивает, хочется подняться над Землёй.
- А я точно бы стал мореплавателем. Интересно открывать новые земли и страны! – мечтал Борис. 
- У нас всё впереди! – радовались они, чувствуя в себе силы, дерзость и желание сделать что-то дельное и существенное.
Отдельным днём явилось посещение Невской лавры с захоронением известных и упоминаемых людях империи.
В другой день поехали в Царское Село посмотреть на Екатерининский дворец и Лицей, где учился Пушкин А.С. и где ему по словам очевидцев поставлен сокурсниками по окончании учёбы памятник «Гению места».
- Где-то здесь живёт поэт Николай Гумилёв, - вспомнил любитель литературы восторженный Серафим. Они не встретили его, но обратили внимание на высокую худенькую чернявую девушку с горбатым тонким носом, мечтательно прогуливавшуюся по аллее парка. Бор хотел подкатить, но Серафим отговорил товарища от коварных замыслов, понимая, что здесь господствует иная судьба…
Парни ежедневно приползали на Каменный «без задних ног», ужинали и, наметив цели на завтра, ложились спать. Их ждал нетерпеливо остров-порт Кронштадт, но попасть туда без разрешения было невозможно, и ребята, наняв катер, лишь проплыли вдоль берега, рассматривая боевые корабли в купленный накануне морской бинокль.
- Если бы я родился в Питере, я точно стал бы военным моряком, - убеждённо изрёк Борис, - завистливо глядя в морскую даль и виднеющиеся под парами боевые судна.
- Ещё не поздно, - лукаво подмигнул Серый, - и все женщины мира твои!
- Хватит и наших, - вспомнил Бор о Верунчике, засопел и засобирался обратно к дому, - Знаешь, зараза, чем меня ущучить. Он купил коробку конфет по дороге на Каменный, а по прибытии подозрительно долго шептался с девушкой наедине.
Серафим писал взволнованные письма Еве. Разлука обостряет нежные чувства влюблённых людей. Теперь он убедился в этом, и буря эмоций овладевала им у блещущего огнём жаркого камина:

Он, ослеплённый красотой,
При Ней терялся всякий раз ...
Вновь песни будут для
         Одной,
Снежинки мягкие
              И наст.
Её шаги, как шелест книг,
Как долгожданный
             Летний дождь,
И он, растягивая миг
Случайных встреч, твердил:
      "Ну, что ж!"

Она явилась на листок,
Который был безмерно пуст.
На улицах людей поток,
Казалось, уходил без чувств.

Она ж, сомкнув его уста,
Смеряла даль ("Куда глядишь?
Как будто смотришь из холста,
Где упокоенность и тишь...")

Он извлекал любовь из фраз,
Играл словесный менуэт.
Терялся линии рассказ,
Когда задумчив был поэт...

Он знал, что Ей необходим,
Как светлый дар, как амулет!
Он сон любил,
              Он был любим!
А окончанья сказки
                Нет.

Ева писала меньше и реже, догадываясь о том, что её истории и открытия померкнут по сравнению с виденными картинами Серафима. Она переживала. как бы яркие виды и образы не затмили её скромную к нему любовь, и грустила в коротких девичьих посланиях:

Плывут туманы и дожди
Над нашим полем,
А между ними, посреди
Разлуки доля,
И ветер, чувствую, зовёт
Братьёв могучих:
Смерчей и ливней на извод,
Свинцовы тучи.

На сером ленты не пестры
В тревожном небе,
Как на Юпитере, вихры
Ползут от гребня.
Ночь чёрная и смутный день
Хранят печали,
А теплоту моих колен
Не знают дали...

  (Прод. след.)