Лесная свадьба

Часть 1 - Колдун

Когда-то, когда монастырь ещё не выселил последнюю старушку с козой на материк, на Валааме жили обычные люди. Они появились здесь в во время Зимней войны. Монахи, не испугавшиеся шведского нашествия в 17-м веке, пожелавшие принять смерть от рук иноземных завоевателей и, тем самым, засвидетельствовать свою любовь ко Христу, устрашились прихода большевиков в 1940-м году, точнее того, что среди братии по старинке называлось "большевиками". На самом деле слово это в самой России уже давно было под негласным запретом, а на остров пришли просто русские, только такие, к каким привыкли насельники острова. Ударив двенадцать раз в колокол главного собора, ибо единожды бьют по умершему монаху, трижды по игумену и двенадцать при гибели обители, иноки покинули архипелаг вместе с финскими солдатами. По дороге финны пристреливали коров, не способных выдержать столь долгий пеший зимний переход. Весь путь был усеян трупами скотины. Но нет худа без добра - привлекаемые запахом падали на остров пробрались лисы, не водившиеся там ранее и, ставшие новыми постоянными его обитателями.
После войны здесь появился дом инвалидов, постояльцы которого и работники стали человеческим населением здешних мест. Здесь был магазин, больница, школа, почта, куда раз в неделю приходили отправления, и даже свой роддом. Своими глазами видел я человека и его паспорт, в котором в качестве места рождения было указано - остров Валаам.

Жила на Валааме и девушка с очень советским именем - Искра. Внутри острова, среди крутых берегов, по которым спускаются вниз сосны, будто желая склониться и испить воды, светится озеро. На его кромке в те далекие теперь уже времена и стояла её избушка. Казалось бы - ей было только семнадцать лет, что она могла делать одна в лесной глуши? Но она могла. Возможно, сама того не ведая, она оставалась единственным отшельником, последним иноком некогда процветавшей лавры. Когда-то она жила здесь большой семьёй, но произошла самая обычная история - отец бросил их, и мать осталась с пятью детьми. Четверо из них выросли и ушли в большую жизнь. Их ждали Ленинград и Москва... А потом мать её умерла от какой-то болезни и осталась Искорка одна. Про неё просто забыли, а когда вспомнили - оказалось, что она сама отлично справляется по хозяйству, ухаживает за скотиной, запасается на зиму грибами и ягодами и при этом не забывает ходить в школу, расположенную в одном из бывших скитов.
Но как во времена прошлые так и теперь полны здешние леса разной нежитью... И поныне у народов востока сохраняется поверье, что человек, ночуя вдали от других человеческих жилищ может быть разбужен таинственными голосами, пойти за ними и уже никогда не найти дороги назад. Но и на западе, у бретонцев верят в злых духов ночи - шатунов, которые обитают в оставленных людьми развалинах. Беззащитен человек, живущий особняком. Не зря и у нас все тёмные, загадочные истории происходят обычно на хуторах...

Однажды на Валаам приехало телевидение. До них дошли слухи, что есть такая юная "пустынница" которая живет одна в лесу, держит скотину и при этом, до недавнего времени, пока не вышла из возраста, умудрялась ходить в школу - в общем, комсомолка, спортсменка, отличница. Приехала из Петрозаводска группа, во главе с молодым оператором, звали которого Максим. И снимал он вроде бы обычный сюжет для киножурнала "Советская Карелия" про передовиков производства, но так увлёкся девушкой, что получилось так, будто делал он фильм о своей возлюбленной.

- Ты знаешь, ведь я ещё никого никогда не любила, - неожиданно сказала она во время одной из заминок, - хотя у меня всего лишь одно скромное пожелание к будущему жениху...
- Какое же? - стараясь скрыть свою заинтересованность спросил Максим, ковыряясь в киноаппарате.
- Чтобы он не был... рыбаком. Никого не видела бестолковее... Но здесь, на Валааме никого кроме них не отыскать!
Дружно посмеялись Максим и Искра этому наблюдению.
- Ну ничего, не расстраивайся... Найдётся и тебе пара. "Все татары все татары, а я русский человек. У всех пары, у всех пары, а мне парочки всё нет." - отшутился юноша, а сам про себя думает, что вот он-то как раз совсем не рыбак и что однажды только с удочкой к озеру присаживался, да поймал только одну рыбешку - и ту случайно за бок зацепил крючком, когда леску из воды тянул...
А она продолжила говорить:
"Но вот, знаешь, я чувствую, что для другого, большего чего-то я предназначена. Что может ни к чему мне все это... Ну, понимаешь, любовь там, отношения..."
Не придал юноша значения последним словам. А когда материал был готов и он вместе с помощниками, распрощавшись с девушкой покидал её, то увидел среди деревьев таинственную чёрную сгорбленную фигуру. И почему-то сразу ему подумалось, хотя совсем не такого склада ума он был, чтобы воображать то, чего в природе не существует, что колдун это, и что заколдовал он озеро, чтобы Искра никогда ни к кому не прикипела сердцем и потому осталась бы на острове навсегда, состарилась бы на его берегах и принадлежала бы ворожею и в этой и в следующей жизни.
Пролетело в голове Максима всё это, но осадил он себя, протёр глаза, взглянул снова на то место, где стоял горбун, но на этот раз не увидел ничего. Да и какие в самом деле на шестидесятом году советской власти могут быть тайны, когда все просторы земли пробудил наш человек, когда он зажег в небе новые звёзды?
Больше о наваждении том он старался не вспоминать, но нет-нет, да всплывал иногда в сознании образ таинственного чародея...

А думал Максимка о другом, что вот покажет он сюжет начальству, да вернется на остров и не с пустыми руками. Но его, конечно, отстранили от дальнейших съёмок. Такое простое поручение и с ним он не смог справиться. Подумать только, на шестидесятом году советской власти - гнилая романтика, безыдейность... А где же социальный реализм, трудовые будни, где героиня, делая перерыв в работе, читает международную колонку в газете Правда? Не выпустили репортаж на экраны. Нечего делать, не захотел Максимка заниматься бумажной работой и отправился в леспромхоз, на комсомольскую стройку, туда, где кипит жизнь. И хоть платили там по тем временам неплохо, да есть люди такие, которым на роду написано испить чашу несчастий до дна. Что бы они не делали, как бы ни старались - всё без толку. У одних хлеба мякиш, а у них без масла шиш. То украдут получку у него, то сам потеряет, то одолжат сотоварищи да не возвратят, в общем, не было как и раньше, в бытность оператором, у героя нашего ни гроша за душой. Однако помнил юноша, как призналась она тогда в разговоре на острове, что любит конфеты. И потому ездил он каждую неделю на попутках в райцентр, чтобы отправить ей посылку... Но однажды, придя на почту, получил обратно всё, что отправлял до того, да вот только за возврат надо было заплатить столько же, сколько за отправление... И не нашлось у него столько денег. Ужасно он расстроился, но писать и делать передачи не перестал. И вот однажды, когда он и надежду потерял увидеть её почерк, услышать в строках письма её голос, она ответила.
Она сообщала, что решила уехать с острова и поступить в художественное училище, в Вологду, но что для этого нужны деньги на дорогу и на первое время, пока не дадут комнату в общежитии.
- Значит вот оно, то к чему она предназначена... Значит, горбун тот - химера, только и всего. Не было его. Привиделся он мне, - подумалось юноше, -
или может он, всё-таки, существует, но решила она вырваться из его лап...

В одну из ночей приснился сон Максиму, что едет он со своей Искоркой на зелёном троллейбусе до Вологды берегом Ладоги, и что пьют они сок дикого винограда и видят как кружат за окном удивительные райские птицы с отливающими лазурью хвостами и что обсуждают они, как каждый вечер будут ходить в кино... Нет, всё-таки, через день, а в остальные дни читать друг другу вслух книги по вечерам...
Как знак он воспринял сон этот, что, во что бы то ни стало должен он ей помочь. И, может, тогда получится перебраться с ней в Вологду из хмурого, дождливого Петрозаводска... Но что мог он, вчера кинооператор, а сегодня чернорабочий на стройке, без копейки в кармане? Стал он думать судорожно и придумал. Вспомнил он, что хранился у него дома на антресолях образок, хоть небольшой, но серебряный и древний, передававшийся в их семье из поколения в поколение. Родители его, да и сам он, не вели религиозной жизни и потому пылилась икона эта всеми забытая среди ненужных книг и журналов. Его-то решил Максимка продать, будучи уверенным, что пропажа останется в семье незамеченной. Вернулся он в столицу Карелии, в свою квартиру на улице Куйбышева, где во дворах сталинских домов возвышаются поросшие сныдь-травой холмы, незаметно достал с полки образ и отправился к ближайшему антиквару.
Недоверчиво посмотрел тот на вещицу и, как и положено скупщикам семейных реликвий, предложил цену вдвое меньше той, что полагалась по совести. Но будто загипнотизировал Максимку комиссионщик. Был он горбун, да такой, будто внутри него жил и шевелился ещё один человек. Поскорее захотелось покинуть юноше затхлый подвал и, боясь дальнейшего торга, согласился на ту сумму, которая была предложена.
"Что ж, добавлю к ней то, что выпрошу у родителей - вот и дело в шляпе." - решил он и отправился бы он тут же на Валаам, да на целый месяц задержала его неожиданная болезнь матери. Быть может почувствовало сердце её недоброе и захотело отсрочить неизбежный конец...



Часть 2 Таинство

"Сумерками возвращаешься и не слышишь ни ног своих, ни дороги. Ты превратился, человек, в сумеречное создание. Ты полон видения, но говорить тебе не хочется. Ты мог бы разговаривать глубокими тихими знаками, как разговаривает вечернее тихое небо."
Елена Гуро.

И он отправился на остров. Была уже осень, в Карелии - всегда поздняя, так как нет в ней света желтеющих лиственных лесов - всё лишь темнеет и мрачнеет... Автобусом он доехал до Сортавалы, откуда на Валаам отходил паром.
Есть у кассиров и продавцов в России такая особенность - любят они потолковать о чем угодно с человеком, когда за ним вереницей тянется длинная очередь.
- Ты не грусти. Надо уметь разочаровываться и в людях и в жизни - прочитав печаль и тревогу на лице Максима сказала кассирша, - кто умеет разочаровываться - имеет твёрдую почву под ногами, тот лучше понимает мир...
- Вы это... в смысле философии? - не сразу поняв, что разговор ведут с ним, после паузы ответил юноша.
- А как же, конечно! Философия - это такая, знаешь, профессия, только знай себе - разочаровывайся...
- Если бы философ был сродни рыцарю и, вторгаясь в тайны бытия мог бы рассекать миры, разить их своим мечом - тогда имело бы смысл этим заниматься. А я предпочитаю любить. Когда ты полюбил - в тебе появилась ещё одна сущность внутри...
- Да брось! - засмеялась билетёрша, - знаешь ли ты хоть одного советского гражданина, который бы любил другого? Да мы все друг друга терпим только, и то с трудом...
- А вот я люблю одного ... одну советскую гражданку...
Но тут недовольно загудела людская цепь, Максимку оттеснили от окошка будки с билетами и каким мог бы быть дальнейший разговор можно лишь предполагать.
Вот заурчал мотор парома и он тронулся в путь. Оставались в стороне длинные, уходящие в далеко в море мысы. Впереди, среди волн, появилась тонкая полоска земли. С нетерпением юноша всматривался в неё. Не ждёт ли, не стоит ли на причале? Но нет, пустой оказалась вечерняя пристань.
Шел он к лесной избушке в сумерках да так, будто сами ноги вели его, ведь дороги он уже не различал. Внезапно над головой его закаркал ворон, будто потешаясь над ним. Кар-ха-ха! "Опоздал, опоздал" - слышалась в его крике насмешка.
А затем из лесной чащи донеслись звуки песен и хороводов. "Странно, о подругах ничего она мне не говорила", - подумал Максим, но следующее, что он увидел заставило его сомневаться - не сон ли всё происходящее вокруг...
На поляне возле Искоркиной избушки горел костёр, а вокруг него водили хоровод удивительные девушки в лёгких платьях. И, действительно, как и бывает во сне, всё наблюдаемое имело своё название и смысл. Сами собой всплывали в сознании давно забытые имена, которые разве что в детстве слышал Максимка из смутных преданий, чудом сохранившихся в народе и передаваемых через бабушек и дедушек. Звались девушки эти берегини - сестры-лихорадки, насылающие на человека то озноб то жар. С ними же были русалки - женщины с густыми длинными волосами до земли и большими глазами - души умерших неправильной смертью и потому застрявшие между миром живых и мёртвых. Они способны защекотать одинокого путника, утянуть в воду и утопить. Ближе к костру плясали шишиги - маленькие горбатые, брюхатые существа с сучковатыми руками - чёртовы слуги. Блуждали по поляне огоньки - игоши, безрукие безногие духи новорожденных детей, убитых своими матерями. Сидели на ветвях, сложив крылья, подобно монахам, погруженные в себя гамаюны - птицы с женскими головами, управляющие погодой и способные давать предсказания. Пожаловали на лесное торжество и гости с края земли - дивьи люди, имеющие один глаз, одну ногу, одну руку, выковывающие себе подобных из железа и дым от кузниц которых распространяет оспу, мор и чуму. Они делали странные, хаотичные движения, будто единственные нога и рука их пытаются разбежаться в разные стороны. Танцевала тряся своими костями, подобно тому, как это делают в пляске Святого Витта, болотная кикимора - маленькая сморщенная одетая в лохмотья старушка с куриными ногами, лисьей мордой и закрученными рожками - безобидное существо лишь пугающие лесных путников.
Стоял на поляне и стол.
Сидело за ним три старца - старец с седой бородой - пущевик, маленький пузатый дедушка  - лозовик и мховик, вся одежда и борода которого была из мха. А вместе с ними сидело Лихо Одноглазое - худое, словно осина, существо с разлапистыми руками и дуплом в голове вместо глаза. К яствам на столе оно не притрагивалось и казалось, что только и думало о том, кого бы погубить..

Рядом же, за столом поменьше, пировали младшие духи леса — Березницы и Осинники, Ягодники и Орешичи, Травники и Корневики, Зеленицы, Кустичи, Щекотуны и Лиственники - крохотные существа одно нелепее другого. Так, одно за другим проплывали видение перед взором юноши и сами собой получали объяснения.

- Присядь, Максимка, к нам за стол, испей мёду дикого, поешь малины - неожиданно раздалось из-за большого стола. Повиновался юноша, словно завороженный. Присел он на пенёк рядом со старичками - духами лесными, да подальше от Лиха.
- Не печалься, Максимка, - молвил старик-пущевик. - Не дождалась она тебя, вышла за муж за лешего, потому что он единственный он в этих местах не рыбак...
- Ха-ха-ха-ха, - засмеялись дружно старички.
- Что ж делать, захотелось сердцу юному любви. Скоро, скоро свершится...
Нечего ответить было Максиму. Сидел он низко повесив голову, отказываясь от угощений.
Но вот подул ветер, закружилась осенняя листва в вихре, поднялись берегини над землей, сплелись руками в воздушном хороводе, упали шишиги на колени каждый к своему святилищу - сложенной из камней башенке, зазвучала неведомая лесная музыка...
Но где же, где же она? Нигде не было её видно.
И вот, смотрит Максим, что летит она в объятьях лешего. И узнает он в нём колдуна таинственного в черном одеянии, и антиквара, которому икону продал.. Но ей уже не семнадцать лет, выглядит она не девушкой, а лесной царицей.
Говорит она ему:
- Никогда я не могла стать твоей. Для меня ты... слишком юн. Но неспроста ты теперь оказался тут. Пришел ты на свою свадьбу... Мою мы давно уж отгуляли...
Опечалился Максим, ведь теплилась ещё в душе его надежда, что всё ещё можно поправить, что может, увидит его Искра и разохотится ей замуж выходить за Лешего...
- Как же это на свою... Кто же невеста моя, можешь объяснить толком? - не чуя ничего доброго задал он вопрос.
- Здесь ты, чтобы стать Лесным женихом, - отвечала Искра, - должен ты охранять лес этот и озеро это, пока не придёт другой, желающий сменить тебя. Потому нельзя тебе смыкать глаз, потому как если заснешь, то этот другой убьёт тебя.
Напомнило это условие Максиму детскую игру в царя горы. Царь ты, но не надолго, потому что если закимаришь - то не сносить тебе головы.
- Но как же не спать? - с надеждой, что что-то не так понял, вопросил он.
- Не спи, тогда увидишь сны! - были последние слова девушки, после чего закружилась она в танце осенних листьев и исчезла среди тёмных древесных крон...
А лесные нежити продолжали, держась за руки и ходя вокруг костра то приближаться к нему, подняв отростки, лишь отдалённо похожие на руки, то отдаляться от него. И только теперь заметил юноша, что здесь же, возле костра, на алтаре сбитом их веток,
стояла его икона Богородицы.
- Что же, и она здесь?
- Ха-ха-ха, засмеялся неожиданно возникший рядом леший. Это я купил её у тебя! Я получил и образ, и невесту твою и тебя! Ха-ха-ха. Смеялся он со злобным самодовольством, но, увидев печаль на лице Максима, неожиданно переменился, лицо его стало вдруг добрым.

- Присядь у костра, милый человек - сказал Лесовик, - что же удивительного в том, что образок твой здесь?
- Но ведь нечистая сила всё это, - указал Максим взглядом на пляшущих вокруг огня.
- Такая уж нечистая? Ничего ты, друг мой не перепутал? - сказал Леший и расплылся в улыбке. - Бог создал мир не бессловесным, а тварей не подневольными. Все мы, стихии лесные наделены духом... Бог по-другому не умеет, так как всё по своему подобию творил... По любви ко всему живому не лишил он творение своё свободы. Вот тебе и вся "нечистота". Скажи, в каком мире интереснее жить - населённом существами или в пустынном? То-то же. Вот и Бог, мир создавая, собеседников разных себе слепил...
А с невестой со своей ты ещё соединишься, если исполнишь её завет. Когда умрешь лес защищая - воскресит она тебя весной, и будешь плясать на свадьбе вашей вместе с другими мёртвыми...
Ничего не отвечал Максим, но в молчании обдумывал сказанное Лешим. А тот продолжал:
- С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он ветвями к свету - тем больше корнями он прорастает в землю... Вот и ты - к любви стремился, а получил знание тайное, сокрытое от праздного ума людского. Но человек и выше дерева, ведь мёртвый ствол ветвистый по своему красив, печальной красотой, красив и мёртвый лев и мёртвый дом, только мёртвый человек не красив, потому что всё иное вертится в круговороте и смерть для него естественна, и только человек устремлён всегда вперед, к жизни вечной..

Сомневался Максимка во всём услышанном, но играл отсвет костра на иконе так, будто подмигивала она ему и тогда всё перемешалось и не понимал он уже где шум ветра, а где голос лешего, где языки пламени, где икона Богородицы, а где образ милой его...

Заснул он, что никак не должен был делать, раз в защитники леса записался, а наутро нашли юношу бездыханным, без следов борьбы и насилия.

Почему здесь произошла эта загадочная, мистическая смерть? Предание гласит, что во времена доапостольские здесь, на острове Валаам было крупнейшее капище, куда, подобно острову Зеланд, стекались предки карел, вепсов, славян и варягов, чтобы принести жертвы лесным идолам, в том числе и человеческие. Должно быть ни легендарное путешествие в эти места Андрея Первозванного, ни колокольный звон, что много веков сотрясал и поронизывал эти земли, ни декреты советской власти не вывели нечистую силушку из мест этих... Притянули они душу чистую да загубили себе на потеху. А может быть и так, что приняли духи леса юношу этого в своё лесное братство и пляшет он, водит он теперь хороводы каждую весну, вместе со своей возлюбленной Лешачихой...