Шоу пластиковых стаканчиков

Над Гудзоном ночь. Ferryboat пробегает фраером.
Белоснежных птиц оседает густая взвесь.
И одна только баба стоит и фанатским фаером,
семафорит кому-то,
словно кричит: «Мы здесь!»

А ночь отвечает: — «Да и хрен с вами.
Сидите на своём неотуземском, постпопуасском острове
в ирокезогуроноапачевском далеке. Жеребитесь!
Мне – до лампочки, а не то чтобы глубоко наплевать
на ваш замечательный хеппи-эндюшник.

Ах, мадам, — О je vous adore, — ах, прошу, попробуйте,
над немецкой железобетонной подняться твердью
чуть повыше, чем по чертежам надлежит, и зробити
хоть разочек понять своей дурьей башкирской медью,
что на Ваше пламя сусальное мой «Арго»
ни одним веслом, ни от одной волны
не оттолкнётся, и в этом, скорей всего,
есть и доля Вашей и доля моей вины.

Я по veni, vidi, vici мальборовской не ботаю,
в айкой… — тьфу ты — отеле не проживаю,
на ресепшене его не работаю
и легко схожусь с забулдыгой, а не со швалью,
только вот, к сожаленью, характер имею вздорный,
отчего пребываю реже на фотоснимках
и гораздо чаще в себе. Я лишь тот, который
в городах ошивается, плохо переносимых.
Это только по-вашему — я из убогих-сирых,
а по-нашему — из прикольных.

Да претит и мне, что повсюду-везде поставить
норовите рай Вы, чтоб выгодней сдать под ключик
золотой. И спору не будет у нас, майдан ведь —
технология в мире, и вправду, одна из лучших.

Только Вы бы лучше почаще пропалывали свои
бесконечные заросли непролазного чапараля
толерантности, корни которого, как не смотри,
в атеизме, не предполагающем как-то рая.

В Интернете пишут,
что с Вашим Абрамой Бардак — пранк,
дескать, самый главный айфон говорит, что
у, мол,
Ромбалей Коше
с Уолл-
стрит
вообще
прошёл целлюлит —
и нельзя найти
ни одно приличного нувориша.

Хо-ро-шо живёте! Прикольно! Ну, прям в гала-
неземном каком-то концерте пластиковых стаканчиков,
и при этом доходят руки до терминала, как никогда,
зарядить ещё пару хороших таких майданчиков.

Но на это шоу я как-то не тороплюсь,
у меня ведь и здесь такого дерьма хватает,
понимая прекрасно, что «Никон» блюз, то есть плюс
не один one hundred
для хеппи, — к Вам приехавших, — эндюшат,
пусть не сразу, но тем не менее
даёт восхитительный результат
в Вашем чудном, жадном, жалком соитиении.

Вы пусты, пусты, как пиньята, у Вас недуг,
отчего еле-еле мастырит хайтешный тук-
тук за рёбрами билдингов мизосерёдыш Vessel —
с пол ветора ста футов бронзированный куштюк,
перед коим юнец лишь восторг до пупа расвесил.

По мурашкам — дрожь. Всеми фибрами даже свитер
замерзает. И, кажется, более чем свежо:
— Лучше я в земле, чем страна в золе, — с пиететом в «Твиттер»
забивает привет Дяде Сэму на радостях Дядюшка Джо. 

Над Гудзоном ночь. Ferryboat пробегает фраером.
Белоснежных птиц оседает густая взвесь.
И одна только баба стоит и фанатским фаером,
мировой лимите семафорит: — Ау! Мы здесь!