Исповедь на моих глазах

Прикол, да?
Ретроспектива закоротила автономный режим, стан —
При ком дар,
Ветры противных и ко;роб сатиры превратились мне в жизнь, сталь?
Ведь сейчас двадцать первый, а мне до сих пор четырнадцать,
И с этого можно смеяться, верить или в гроба черты нассать,
Ведь, пусть и семнажка сейчас, но я мал.
Всё реву, всё скорбью и валю спасение наповал,
Чтоб продолжить искусство, чтоб
Закрыться на засов, оборвав трусость штор.
Но
Этот урок — лета урон, потому бросаюсь с обрыва.
Песенный хор — весело, мол, я стихов касаюсь прорывы —
Осталось про рыло
Своё написать резюме, свод оды,
Будто б в карцере остаться,
А
Я гляжу в небеса, грезя не свободой,
Но стартовой локацией.

Меня ****о болью как-то по нарастающей,
Ещё в началке я был в неволе факта звона;ря тающего,
Что исчезал к полудню, но ночью истязал.
Может быть, это были будни, в злобной очереди "сезам"?
Я-то
Амулетом огородил себя от нечести — слабак.
Увы, я не умею отвечать за свои меченые слова.
Лечится болван
От собственных заточек постных,
Я же не знал, что они настолько острые.
Так
Что же лучше:
Токсичная дружба или обнищание в глазах?
Я ответ искал наружно, чтобы "навещай меня" сказать.
Ведь
Был ****юком и считал всех возможных тварей прекрасными,
Резал сердце, рвал страницы кровью.
А, в итоге, я стою безбожно с палью пред красными
Листами и зачем-то небылицы глаголю.
Мне излиться паролем
Прямиком в уста осей нации,
Чтобы не злился мой го;лем
В следующий восемнадцатый.

Я катаю строки про тебя, как по автомату,
Кто из нас любовь терял — золото, но не клад? У
Меня было столько надежд и столько восторга,
А получилась громкая брешь и кромка от тогра,
Мол,
Не уходи, я готов даже дракона сразить,
Но
Я не понимал, что ей нужны наши иконы грозы.
Мельком бороздить
Отрешения соблазна целых несколько лет —
Это наша вечная база с цепью мести в момент,
Ведь
Ты года три пинала меня для убеждения,
Что я стою чего-то, а зря, я — поражение,
Ведь
Я чувствую от пара жжение — мы с тобой пара в жерле, и
Я помогал убивать себя для самоутверждения.
Я б сказал "прости" сотый или тысячный раз,
Но будет легче уйти в соты, в семимесячный сглаз.
Помнишь?
Я уходил со сцены, набивая себе "SOS" цены, опередив проценты в опере див — концерты.
Чёрно-белое мышление, самозванца синдром —
Погубили отношения, чтоб позвался в синь дом,
Но
Я его сожгу, даже если вернёшься, кичась,
Будем вместе ведьмами, и не в прошлом — сейчас.
Люди мне говорят — позабыть стих о тебе, как холод,
Но
Я не слушаю их в децибелах долго.
Я мечтал о начале на самом конце —
Бьюсь за тебя, а надо бы за себя.
Но
Если захочешь тень на моём лице —
То возвращайся сиять.

Не сиял
Мой стишок никогда,
Ведь
Я пониже андеграунда,
Но, может быть, через года
Я доберусь до человечей фауны.
Это страшно.
Там одни каннибалы до искусства и до чудес,
Только вот оно чертовски безвкусно, что ставит крест
На всяком поэте без хорея и ямба —
Эта жизнь на примете погорела так мягко.
Боже мой, и туда мне писать? Калекой в лист?
Ну и впрямь — чудеса! Капитализм.
Моё существо слишком искренне, а кому это нужно?
До конца досчитают цифры мне, чтоб завеял мой ужас,
Но
Я уже ненавижу себя для стратегий самоубийства,
Так что просто продолжу писать от падения до ветра в свисте.
А качели эмоций ёбнут в фальши амбиции,
Чтобы я стрелял травматом в нервы.
Так
Куда мне дальше катиться,
Если я парадно первый?
Я желаю встать на пьедестале — строчек наконечник сохнет,
Чтобы вы когда-нибудь узнали, что я наконец-то сдохнул,
Ведь
Если всё письмо — это в каше чувства,
То пошло тогда нахуй это ваше искусство!
Но не проходит.
От ОППР до депрессии и назад,
Мол, искусство — это весело, как квазар.
Но
Эта кинолента — активированный контраст —
Я пас,
Ведь акт минирования — вонь трасс,
Ведь я снова и снова предаю собственный отрыв
И брожу от слова до сноба, сим бегу я в косвенный порыв.
Кость вины — горит,
А я обещаю люду перемены,
Вновь соврав, играя в шторм.
Пройдёт, утечёт моё же время,
Но писательство — ни за что.
И опять
Самооценка — вниз, а скиллуха — ввысь,
Но зачем?
Если перерывать себе скомканные жилы,
То выходит, что строки во мне стоптанно живы.
Столько наживы, а читатели? — ножи вы!
Выбрать бы что-то иное, ведь текст — проклятие понятия.
Я ловлю то панички, то стресс —хватать меня, принять меня?
Нет.
Переворачиваю дебри текстовика по-новому,
Чтобы вырвать своё же темя чести в ВК помойное.
Просто хочется сказать, что я есть,
И я не только двухстопный хорей.
Снова делаю вас злом здесь,
Но
Все мои враги — во мне.
Мне психолог сказал, что я не такой как все,
Но я не хочу подобных привилегий —
Прятать в строки глаза и по-новой прятаться в сейф,
Чтобы обмануть в гриме время.
Но,
Завершая круг, я завещаю прочерк
Вам, чтобы закончить эту строчку.

Двадцать двадцать один, а новая глава испорчена,
Я хочу себя опередить, но мои слова искорчены.
Подобие Маяковского, подражатель Мирона —
Почему мои строки толстые, но не вне закона?
На Неве закован
Я в Петербург — на окраине городка,
И пою о ветре дур в покаянии морга, как
Центробежный труп в воскресе,
Здесь продолжаю вести труд и грезить,
Что повертится — и назад к напасти,
Но в итоге двадцать первый, а я всё в поисках счастья.
Обернись!
Но не вглядывайся —
Фатализм
Вновь ластится.
Куда идти? И где красивый свет?
Ползу в утиль средь агрессивных сред,
Чтобы ненавидеть себя и дальше,
Чтобы писать ***ту народу — падший,
Чтобы понимать стих — геймпад лишь,
Что опять играет мною и пихает в чаши,
Топит, гробит по моей инициативе,
Так что не нужна мне ваша терапия. —
Нет искусству, и нет счастью?
Но я точно стану самым первым,
Если, конечно, не сторчаюсь
В болоте своих нервов.

Так что
Сделайте вывод, задайте вопросы;
Я
Не мишень — меня диссит тир?
Если сначала
Со мною просто,
То под конец я —

Дезертир.

03/11/21