Коллективный портрет, или Обобщающий образ

             (Венок сонетов)

              I.  Математик

Глаза не разглядеть – надежно скрыты
За дымчатыми стеклами очков.
Лик мрачен и загадочно-суров.
Кто ж это? Пес, печально знаменитый.

Он странен, даже очень: коль сердит он,
То может обругать учеников.
В восторге от затейливых стихов,
Хоть сам лишь счетовод, а не пиита.

Умен, хитер, коварен, ядовит.
Ну, словом, он – точь-в-точь иезуит
И лицедей к тому же небывалый.

Он выше многих карьеристских рожь,
У коих (вас не обману нимало)
Ни сердца, ни души – сплошная ложь.


II.  Завуч по воспитательной работе

Ни сердца, ни души – сплошная ложь.
Корысть одна в уме да кознедейство,
Перед начальством подлое лакейство.
Кобыла, ты себя не узнаешь?

В словах твоих нет правды ни на грош,
Зато видны ухватки фарисейства.
О, экземпляр порочного семейства,
Ужель тебя не пробирает дрожь?

Тебя по школе многие клеймят.
А суд потомков нынешних ребят?
Не будет приговор его учтивым,

Он заклеймит подобных И-Го-Гош.
Да ты б своих коллег спросила льстивых –
В речах пространных тайный яд найдешь.


      III.  Старшая пионервожатая
 
В речах пространных тайный яд найдешь,
Тебя послушав. Тут заметить надо:
Совсем как в Псе, в тебе хватает яда, –
Дурной пример заразен, хошь не хошь.

Так вот, тебя послушать: это что ж,
Вся школа – обветшалая громада?
Но этой гнили ты душевно рада,
Ведь ты, excuse me, гадишь там, где жрешь.

Подвергла педагогов всех разбору.
Они вредны, по-твоему, без спору,
Но ведь и ты самая такая, да!   
 
Ну, разве что злорадствуешь открыто.
Уж лучше так, чем пафос их, всегда
Во фразы лицемерные отлитый.
    

          IV.  Географичка

Во фразы лицемерные отлитый,
Звучать способен все-таки укор,
Но у нее – лишь пошлость. Всякий вздор
Притягивает дуру, как магнитом.

А какова сама! Фейс неумытый,
Пугливый, вечно бегающий взор,
В свалявшейся прическе пыль и сор,
А может быть – и вовсе паразиты.

Ее бездарность превосходит меру.
Нет, ей не сделать школьную карьеру,
Лишь раздраженье вызовет у нас. 

Чуть что – спешит к Кобыле под защиту,
И та придет на помощь всякий раз.
Расправа криком – старый трюк избитый.


 V.  Англичанка (прежний классрук)

Расправа криком – старый трюк избитый.
«Ты – контра! Несомненная вина:
Успел во всем проштрафиться сполна.
Вон с глаз моих – и споров не веди ты!»

Так поступают истинные бритты?
Усвоила манеру их она,
Своею толстокожестью сильна,
Да и вообще отнюдь не лыком шита.

Все дрязги в нужном свете дня нее
Представит очень ловко. «Ух, старье!
Балда!» – над ней смеемся мы напрасно.

Ничем такой апломб не проберешь.
Оружие ее весьма опасно –
Всегда готов вонзиться в спину нож.


VI.  Русистка-литераторша (новый классрук)

Всегда готов вонзиться в спину нож,
Кто б ни являлся чередой на сцену.
Нежданную и резкую замену
Успешной все равно не назовешь.

При той скучали, и при этой – тож.
Беспочвенным надеждам знаем цену.
Всё внешне в норме, как обыкновенно,
А на изнанку вот посмотрит кто ж?

Характера сам черт не разберет:
То шутит, то язвит, а то ревет.
С ней раньше в демократию играли,

Казался либеральный стиль хорош.
Ан глядь: кляп в рот, все вольности забрали.
Смиряться молча больше невтерпеж!


             VII.  Физичка

Смиряться молча больше невтерпеж!
Кобылы ты совсем не лучше, право,
Акула! И-Го-Гошинскую славу
Плачевную сама приобретешь.

Ишь, затесалась в сонмище «вельмож»,
Авторитарных менторов ораву,
Взираешь свысока и величаво,
А на чужие мнения плюешь.
 
Чванливая, сухая бюрократка,
Поборница казенного порядка,
Сторонница диктаторских систем,

Еще услышишь: «Ваша карта бита!»
Ты в нашей школе ненавистна всем,
Мы произволом все по горло сыты.


               VIII.  Физик

Мы произволом все по горло сыты
И к нам пренебрежением. Смехач,
Циничный и самодовольный рвач,
Тебе дороги прочь давно открыты.

У расписанья школьного часы ты
Проводишь – и, видать, не без удач:
Меняешь всё местами там, трюкач,
Безжалостный бумаги инквизитор.

В учительской – первейший жох и плут!
Как и других, тебя ждет строгий суд,
Хоть символический, но справедливый,

Без шутовства и жалкой суеты,
Вскрывающий под маской горделивой
Порочные и грубые черты.


            IX.  Трудовик

Порочные и грубые черты
На харе отпечатаны наглядно.
Кувалда по натуре! Шкаф нескладный,
Где всякий хлам средь пыльной духоты.

К себе расположить не можешь ты:
Есть только сила без ума – и ладно.
Однако для отчетности парадной
Расчерчиваешь ватмана листы.

Укажешь всё там: сколько верстаков,
И сколько возле них учеников
С рубанками в руках должны толпиться,

Как жалкие рабы или кроты.
Вот сущность воспитательных традиций
Без проблеска ума и доброты


              X.  Военрук

Без проблеска ума и доброты
Мурло и у армейщины родимой, 
Ведь солдафоны так необходимы,
Для них готовы лучшие посты.

Пора забыть напрасные мечты
О тихой-мирной лирике, гонимой
Служителями косного режима,
Адептами казарменной тщеты.

Да, строевая выправка важнее,
Чем всякая разумная идея.
Какая вам культура? Жалкий звук!

Дебилов, марширующих толпою,
Таких, как наш дубовый военрук,
Всё явственнее вижу пред собою.


              XI.  Химичка

Всё явственнее вижу пред собою
Еще и пошлость в блеске торжества. 
Вот крашеная хною голова
С прилизанной волной волосяною.

Мне чужда напрочь химия, не скрою,
И эту скуку я терплю едва,
Вдобавок монотонные слова 
Невольно клонят к сонному покою.

Но сколько спеси и апломба в них –
Речах самоуверенных твоих!
Высокомерность резкий поучений

Становится наглей из года в год,
И где ж предел для умопомрачений?
А сила эта темная растет.


      XII.  Физрук постарше

А сила эта темная растет
И требует слепого подчиненья.
Ох, как ты рад! В каком ты восхищенье!
Ведь это и за твой, конечно, счет.

Физический и нравственный урод,
На малышне срываешь озлобленье,
Зато перед начальством угожденье
Пускаешь нарочито в оборот. 

Ты откровенно презираем всеми,
Колхозник! Упустил свое ты время,
Не смысля в школьном деле ни аза. 

Но твой сварливый нрав стремится к бою, 
Всё гуще собирается гроза –
И вот уж над моею головою.


   XIII.  Физрук помоложе

И вот уж над моею головою
Разлит в багряном золоте закат.
Венок-сатиру завершить бы рад:
Быть может, этим гнев свой успокою.

Но есть еще ничтожество такое,
Достойное вступить в позорный ряд.
Пустой, самовлюбленный, пошлый фат!
Под занавес разделаюсь с тобою. 
 
Тебе вести уроки явно лень,
Отлынивать готов хоть каждый день
И создавать лишь видимость работы.

Формальщина повсюду так и прет, 
Раз, накрывая школьное болото,
Тень мракобесья мрачного встает.   


    XIV.  Завуч по учебной работе

Тень мракобесья мрачного встает
Во весь свой рост, сопровождая хмуро
Подобные тщедушные фигуры.
Зато уверен их карьерный ход.

Они достигли чаемых высот,
Хоть это не работа, а халтура.
Довольны канцелярские натуры,
Брюзжащие на весь честной народ!

Всего одно, но страстное стремленье –
Претензии на самоутвержденье
Амбиций неумеренных своих.

Ничем другим отнюдь не знамениты.
Тут не на что смотреть. Да и у них
Глаза не разглядеть – надежно скрыты.


     XV.  Школьный педсостав

Глаза не разглядеть – надежно скрыты.
Ни сердца, ни души – сплошная ложь.
В речах пространных тайный яд найдешь,
Во фразы лицемерные отлитый.

Расправа криком – старый трюк избитый.
Всегда готов вонзиться в спину нож.
Смиряться молча больше невтерпеж!
Мы произволом все по горло сыты.

Порочные и грубые черты,
Без проблеска ума и доброты,
Всё явственнее вижу пред собою.

А сила эта темная растет,
И вот уж над моею головою
Тень мракобесья мрачного встает. 

Июль – август 1986